София Беннет - Облик (ЛП)
– Не смеши меня! Я сам оплачиваю эту поездку. Ради бога, Тед. Я думал, ты это понимаешь. Мы никогда бы не стали просить у тебя денег.
– Тогда откуда...?
Я страшно смущена.
Вот теперь папа рассказал о привлекательной ассистентке продюссера, которую встретил на моей "ничего особенного"-работе. И как она поведала ему, что работает над новым историческим сериалом.
– Она ведущий исследователь шоу об эпохе Возрождения. Ну, вы знаете, когда Чарльз II вернулся из Франции?
Разумеется, знаем. Невозможно прожить с нашим папой шестнадцать лет и не знать, что такое эпоха Возрождения.
– Ну, так вот. Мы начали обсуждать историю, – объясняет папа. – Она спросила, не хотел бы я поработать консультантом программы. Разумеется, я согласился. Мы не были уверены, что шоу состоится, но во время твоей поездки в Нью-Йорк проекту дали зелёный свет. Там не заплатят кучу денег, но отель оплатить хватит. И ваша мама сможет урезать число рабочих часов. Она слишком часто перерабатывала в последнее время. На самом деле нам всем надо как следует отдохнуть.
– О, папа!
Ава практически никогда не плачет. Но папа умудрился её растрогать. Забавно: Авин диагноз заставил троих из нас притихнуть, но, услышав, что мы едем отдыхать на каникулах... для нас это компенсировало всё.
Разумеется, если бы я справилась с Нью-Йоркской работой, я могла бы оплатить много-много поездок, но я не думаю, что папа позволил бы мне это. Кроме того, я некоторым образом даже помогла семье – если бы я не получила ту работу на ТВ, папа никогда бы не встретил исследователя. Не такое уж и "ничего особенного", если подумать.
Глава 39
К середине недели моё самочувствие улучшается. Я все ещё переживаю из-за последствий своего побега от САМОГО ЛЮБИМОГО фотографа Тины ди Гаджиа, но папины хорошие новости сильно помогли мне, две ночи полноценного сна сняли туман усталости, и, что важнее всего, с помощью Авы наконец-то удалось сделать мой художественный проект именно так, как я хотела. Надеюсь, моя работа произведёт впечатление на мисс Дженкинс. Вышло куда лучше, чем те затененные бананы.
Теперь, когда мисс Дженкинс потребовала от меня более серьёзного отношения, я воспринимаю искусство совершенно иначе. Меня заинтересовала идея документальной фотографии: находить впечатляющих людей, где бы они ни встречались, и делать портреты, отражающие все их особенности. Таких людей, как водитель автобуса на моем пути в школу, который всегда грустно-грустно улыбается мне, когда я сажусь в автобус, словно мы оба – герои какой-то трагедии. Или даже как мистер Андерсон, который пялится вслед мисс Дженкинс в её юбке-карандаше, когда думает, что никто не замечает. Или как Дэйзи с растрепанными колючими волосами, оживленно болтающая с Кэлли о чём-то из мира музыки, – до тех пор, пока она не замечает, что я наблюдаю за ней, тогда она меняется в лице и принимает сдержанное выражение.
Сейчас, думая о себе, как о человеке, скрытом по ту сторону объектива, а не стоящем перед ним, я смотрю на мир свежим взглядом. Например, я замечаю, как Кэлли кидает на Дина нервный взгляд, когда я захожу в класс, и как Дэйзи грустнеет, когда отходит от Кэлли, чтобы со мной поздороваться. Я замечаю, что они выглядят не враждебными, а настороженными, и это что-то во мне заставляет их так себя чувствовать.
После недавней беседы с Дином я наконец-то поняла, что происходит с Кэлли. Кажется, я нравлюсь её парню сильнее, чем представляла. Возможно, Ава была права, когда говорила, что люди завидуют моему внешнему виду. Несмотря ни на что, я все ещё считаю себя чудиком, но даже Дэйзи, кажется, думает, что я могла бы быть моделью, а теперь ещё и Дин с этим соглашается. Очевидно, это причиняет Кэлли боль. А Дэйзи просто разрывается между нами. Наверное, после всего произошедшего мне нужно быть снисходительнее к людям.
Словно камера фокусируется на изображении. Пока оно остается ясным и мне хватает мужества, я подхожу к Дину и дружелюбно, но абсолютно не кокетливо улыбаюсь ему.
– Привет, – произношу я. – Тот... мм... совет, которого ты у меня просил недавно. Ты ему последовал?
Дин нервно косится на меня.
– Эм, нет.
– Ну, на твоем месте я бы действовала решительнее. Пока не стало слишком поздно. Она же совсем рядом.
Он снова кидает на меня нервный взгляд. А я смотрю на него моим коронным – взглядом Королевы Воинов. Он знает, что нужно делать. И он делает. Дин подходит к Кэлли и что-то тихо произносит ей на ухо. Каким-то образом ей удается услышать сквозь завесу пышных волос, и она удивленно смотрит на меня. Предполагалось, что я увожу у неё парня, а не возвращаю его назад. Я улыбаюсь Кэлли. Это моя первая дружелюбная улыбка в её адрес. Она долго присматривается, чтобы убедиться в моей искренности. А потом Кэлли улыбается в ответ. У неё очаровательная улыбка – светлая и открытая. Но Дин загораживает мне обзор, придвигаясь к девушке поближе и небрежно приобнимает её, словно это совершенно естественно.
Дэйзи ничего не говорит до урока искусства, когда Кэлли уходит в другой класс.
– Что на тебя нашло?
– Ты о Кэлли? Я просто подумала, что можно попытаться быть милой для разнообразия. Посмотрим, поможет ли это. Считаешь, это было слишком странно?
– Да! – хмурится она. – И нет! Это было замечательно. Ты всегда так неприветлива с Кэлли. Её это бесило. Кэлли просто хотела с тобой подружиться, правда. Она думает, что ты очень... красивая. Кэлли постоянно переживала, что ты нравишься Дину куда больше, чем она.
Серьёзно? Ого. Она хорошо это скрывала.
– Ну, могу тебя заверить, что в его отношении это не так, – говорю я Дэйзи.
По крайней мере, сейчас. Вот уже второй раз, как я свожу вместе эту парочку. И на этот раз мне даже не пришлось демонстрировать свои трусики.
– Выглядишь жизнерадостной, Тед, – говорит мисс Дженкинс, заходя в класс.
– Ты готова поведать нам о своем проекте?
Я готова. Я стою перед классом и поясняю мой подход к "натюрморту", как я отталкивалась от идеи с фруктами, пока показываю работы Старых Мастеров. Затем перехожу к моей сестре, которая в данный момент воплощает мое представление о жизни. Я рассказываю обо всех сырых овощах и фруктах, которые ей приходилось есть, чтобы минимизировать побочные эффекты лечения, и как её красивая обритая голова напоминает их контуры.
Мой проект занимает кучу места на демонстрационном стенде, на котором я разместила вдохновляющие примеры: от картин голландских живописцев до фотографий принцесс и цветов от Ричарда Аведона. В центре всего этого – чёрно-белый портрет Авы: голова повернута набок и совершенно неподвижна среди кучи экзотических фруктов и ягод. Эта картина выглядит очень мирной, если не задумываться над тем, почему голова девушки обрита на лысо, и не замечать отсутствующий взгляд её глаз.
Мисс Дженкинс долго изучает мой проект.
– Ты передала её красоту, Тед, – говорит она.
– Её голова рассказывает историю о трудностях, но, в целом, это ободряющая картина. На самом деле она напомнила мне фотографа Сэм Тейлор-Вуд.
Учительница отходит к компьютеру и копается в интернете, пока не отыскивает нужное изображение. Оно называется "Автопортрет в однобортном костюме[39] с кроликом". Мисс Дженкинс проецирует изображение на доску, и мы разглядываем его. Это действительно женщина в костюме, держащая нечто, похожее на длинношерстного кролика, и рисующая портрет самой себя.
– Уверена, вы уловили игру слов, – говорит мисс Дженкинс.
– В то время она страдала от рака груди, и готова была вот-вот потерять грудь и волосы. Это её ответ болезни. Твоя работа схожа с ней, Тед.
– Скорее стырена, – бубнит сзади Натан Кинг.
Дин тыкает его карандашом. Он, может, и побаивается меня сейчас, но по крайней мере лоялен.
– Это не так, – поправляет Натана мисс Дженкинс.
– Просто использован похожий подход. И Сэм Тейлор-Вуд – весьма уважаемый современный художник. Думаю, Тед стоит гордиться таким сравнением. Хорошая работа.
Для своего проекта я выбрала наиболее художественный портрет Авы, но на самом деле мы сделали очень много фотографий. Мне нравится та, на которой сестра изображает ананас, поставив подбородок на неглубокое блюдо и повесив на уши пару виноградных гроздей. А ещё есть очень убедительное манго (левая щека лежит на столе, взгляд направлен на стоящую рядом миску с малиной). И внушительное большущее авокадо (на столе – правая щека, много зеленых теней, а сверху устроилась связка бананов). К сожалению, мы тогда так смеялись, что у нас вышло довольно пугающее авокадо – с учетом обстоятельств – очень зубастое.
Изображения вышли довольно сюрреалистичными и весьма в стиле Мэн Рэя, но мы решили, что экзаменационная доска не готова к "пациенту химиотерапии, изображающему большие фрукты". Вместо этого Ава разрешила мне разместить их в моем новом блоге, где я экспериментирую с разными стилями фотографии. Это всего лишь начало, но я в восторге. Мне всё ещё хочется быть частью этого сумасшедшего мира искусства, с которым я столкнулась, но на этот раз я сама буду решать, что красиво, а что нет. Однажды у меня будет выставка в Нью-Йорке. И я хочу, чтобы на её открытии Ава была со мной.
