Роберт Крейг - Грязные танцы
Джоффри размышлял о своих долгих ужасных отношениях с Джанетт и о непрекращающихся воспоминаниях о Наташе. Излив все на бумагу, он не пережил катарсиса. Он порвал вновь написанное в конфетти, разбросал по воздуху и вылетел из своей комнаты, а затем и из дома с намерением твердым, как у боксера, входящего в ринг. Беспрестанно твердя свою мысль, Джоффри выкрикнул ее громко: он обязательно скажет Наташе, что если она не хочет иметь с ним дела, то он покидает Британию навсегда.
«Ты меня больше не увидишь!»
Единственным, кто это услышал, был молодой паренек на остановке, и для него это была, конечно, чудесная новость.
Глава сороковая
При активном участии Анны Наташа готовилась к первому свиданию. Она начала сборы за полтора часа до появления Джейка.
– Я хочу выглядеть шикарно, – сказала Наташа.
– Мне позвонить ему и попросить приехать попозже? – поддразнила Анна. – Как насчет завтра?
Хотя Наташа рассчитывала повеселиться, она не могла не думать «похоронную думу» о том, какой могла бы быть ее жизнь, если бы она продолжала встречаться с Джоффри. Счастье, радость, любовный опыт с человеком, который не хочет никого, кроме тебя. Она даже не загадывала, будет ли зависеть их счастье от количества тех денег, что у них есть.
– Ты выглядишь миленько, – оценила Анна Наташу. – Только взбодрись немного.
Раздался звонок в дверь.
– Как он жаждет этого свидания! – удивилась Анна и добавила, чтобы досадить подруге: – У него, наверное, секса не было черт знает сколько времени!
Наташа оттолкнула Анну и бросила последний взгляд на себя в зеркало. Она улыбнулась вопреки своему настроению. Ее наряд должен был произвести наилучшее впечатление. Она сделала вдох, взбила волосы, подобрала подходящую улыбку и открыла дверь.
Джоффри. Улыбка исчезла с лица.
Он придумывал подходящее начало для разговора, скромную реплику, остроумную и обаятельную.
– Я… фу, – получилось у него.
По тому, как Наташа была одета и как изменилось выражение ее лица, когда она увидела его, Джоффри мгновенно понял, что она ждет кого-то другого. Что ж, к лучшему.
– Ты хорошо выглядишь, – бессильно вымолвил он.
Наташа поблагодарила его.
Джоффри теперь мог расслабиться – он проиграл – и с этим он знал, что делать. Теперь он уж точно мог отступить и не предпринимать очередных попыток с ней встретиться. Он не сказал бы ничего, что вернуло бы ее. Так что не имело теперь значения, если он скажет глупость. Он не ушел немедленно. Он скоро покинет эту страну и оставит свои мечты стать писателем. Как только он уйдет, то начнет этот путь. Так что он остался ненадолго. Ее естественная привлекательность была умножена одеждой и макияжем, чтобы произвести впечатление элегантности и интеллигентности, но не на него…
Джоффри протянул ей какие-то цветы. Наташа поколебалась, прежде чем взять их. Она сожалела об этой нерешительности.
– В прошлый раз цветы помогли, так что, – произнес он.
Она оторвала увядший лепесток и пробормотала:
– Ты не должен быть здесь, Джоффри.
– Правда? – спросил он. – А я не чувствую, что для меня есть смысл находиться где-то еще. Это отчаянная попытка убедить тебя, что нам хорошо будет вместе. Забавно, но все, что мы ни делаем, выглядит, как последняя отчаянная попытка.
Теперь Наташа посмотрела прямо на него. Она желала, чтобы Джоффри увидел упрямство в ее глазах и понял, что ее не переубедить. Она притворилась, что ее несчастный вид объясняется тем, что она разозлилась.
– Ничего не выйдет. Мы не будем встречаться снова.
– Было бы легко принять это, если бы ты не выглядела так чудесно, – улыбнулся Джоффри. – Кататься на коньках было весело. Правда? Я знаю, что моя комната, место, где я живу сейчас, было сырым…
– Это не важно.
– Очень даже важно! Послушай…
Наташа продолжала, будто не слушала его:
– Я иду на свидание.
Джоффри был шокирован не самой новостью, а тем, с каким рвением она пыталась его расстроить.
– На свидание?
– На свидание.
– В этом случае самое умное, что я могу сказать, – это: «О, черт!»
Он продолжал улыбаться. Она отступила назад.
– Ты мне нравишься. И в прошлый раз действительно было весело, ну и что? Думаешь трудно найти того, с кем будет весело?
Он сделал шаг вперед.
– Это правда. И надеюсь, что тебе будет весело на сегодняшнем свидании. Только дай мне сказать – ты права, найти, с кем повеселиться, легко. Но когда ты встречаешь того, с кем твои ритмы совпадают, будто вы оба читаете по одному сценарию, говорите на одном языке, – вы даже не думали, что такое возможно… Мы связаны с тобой, излишне мне это говорить – ты и так это знаешь. Я знал тебя всего один день – и уже забыл, каким я был до этого. Между нами, Наташа, – я просто напоминаю тебе – существует нечто такое… передачи переключаются автоматически, мы точно знаем, когда кто-то из нас несет околесицу или кто-то пытается чего-то избежать, или хочет поразить или развеселить другого. Ты чувствуешь, когда я разозлен, ироничен или нечестен. А я понимаю – неважно, как ты пытаешься доказать обратное, – что ты знаешь, что мы с тобой – одно. У нас абсолютно одинаковые взгляды и виды на будущее.
Наташа ухватилась за дверную ручку, стоя за порогом.
– Мне кажется, что было ошибкой думать, что мы можем быть друзьями. Будет лучше сказать, что я не хочу тебя больше видеть. Нет никакого смысла. Я не хочу ничего из того, на что ты мне намекаешь.
Она знала, он знал, они оба знали, что девушка говорит это только для того, чтобы проверить его.
Джоффри понимал, что он должен сказать что-то такое же важное.
– Я знаю, что я люблю тебя, Наташа.
– Нет, не любишь.
Девушка потянула дверь так, что та коснулась его ноги.
Джоффри произнес:
– Может быть, это пока не любовь. Но несомненно уже есть ранние сигналы: неравная смесь эйфории и страдания, кайфа и изнеможения. Настоящие чувства так редки, что они стоят того, чтобы за них бороться, и плевать на все остальное.
– Любовь – это глупость, – ответила Наташа.
Он увидел сейчас яснее, чем когда либо, что она идет против своей природы, оплевывает себя.
– Любовь – это радость. Откуда такой цинизм, Наташа?
– Цинизм – это самое эффективное предупреждение страдания.
– Нет, это причина страдания.
Последовала такая долгая тишина, что Анна, которая слушала разговор, предположила, что Джоффри ушел, и вышла к Наташе. Наташа улыбнулась ей, как бы извиняясь.
– Тебе лучше уйти, – сказала Анна Джоффри, деликатно, как вдове над гробом. Не говоря ни слова, он повернулся и пошел. Он не оглядывался, но даже если бы и сделал это, Наташа его не увидела бы, так как Анна закрыла дверь.
– Не стоит выглядеть такой несчастной, – сказала Анна подруге. – Это испортит весь эффект.
Наташа произнесла рассеянно:
– Что, если мы не побываем в «Аполлоне» до того, как он закроется? Ведь может так случиться. Сколько раз мы туда ходили, сколько всего там случилось, сколько мы там радовались, сколько всего видели. У нас был последний вечер, чтобы подвести черту, а мы даже этого не осознали. Наш вечер там оказался настолько дерьмовым, что мы навсегда можем запомнить «Аполлон» таким.
Анна была слишком смущена, чтобы ответить. Наташа ничего не объяснила. Она вернулась обратно в гостиную, чтобы взять пальто, готовая к встрече с Джейком.
Наташа опасалась, что лицо Джоффри, такое, каким он ей показался в этот прощальный вечер, отпечатается в ее сознании навсегда.
Еле волоча ноги, Джоффри прошел мимо элегантно одетого мужчины. Он понял, что тот пришел к Наташе, и инстинктивно его возненавидел. Этот мужчина не подозревал о существовании Джоффри в Наташиной жизни, и это чуть не заставило Джоффри столкнуть его с лестницы.
Джейк почувствовал на себе взгляд лунатика, но оказался достаточно мудрым, чтобы ничего не сказать. Он постучал в Наташину дверь. Когда девушка открыла, он был уверен, что ее улыбка спала с лица из-за него.
– Ты! – пробормотал Джоффри в футе от лестницы. Агрессию он никогда не умел проявлять.
По пути домой он пережил бурю из всех эмоций, которые только были известны человечеству. Он был одновременно счастлив, испытывал облегчение, бесился, был подавлен… Дважды Джоффри пропускал правильный поворот и вынужден был возвращаться обратно, несколько раз он останавливал себя, чтобы не закричать: «Я не должен так страдать! – И затем: – Я не могу представить, что я теперь смогу быть каким-то другим, только несчастным!»
Когда Джоффри увидел тюрягу, что была его домом, он смог войти, только внушив себе, что он больше здесь не живет.
После нескольких лет мечтаний, сомнений, отступлений он наконец написал прошение об этом отпуске (с семитысячной попытки), и все, казалось, встало на свои места…
