Роберт Джирарди - Неправильный Дойл
Не медля, Капитан поднял клинок, намереваясь заколоть меня на Смерть, но Лорд Лейтенант отвел смертный удар. «Кто Мы, чтобы уничтожать то, что Сохранил Иегова? – молвил он. Тут он отступил на шаг, и выражение дьявольского веселья появилось на его лице. – И все же, мой маленький варвар, я думаю, тебе будет не толь просто исполнить Предначертанное Господом, будучи рабом на Барбадосе». Сказав так, он поспешил к свите и под гром Фанфар скоро покинул Площадь, исчезая из Виду в облаке красного дыма, будто Дьявол в Шуточном представлении.
[Здесь отсутствует большое количество страниц. Некоторые подробности последующих приключений Финстера Дойла в Вест-Индии можно почерпнуть у Эксквемелина или в книге «Описание острова Ямайка» Линча, опубликованной Блоном в 1672 году. В докладе Ладлоу о вторжении Железнобоких в Ирландию подробно описаны лишения тридцати выживших в Дрогеде. Почти четыре тысячи людей, т. е. практически все в пределах городских стен, без различения возраста или пола, были заколоты англичанами, кроме этих бедняг: их заставили наблюдать триумфальное продвижение Кромвеля по их собственной стране. В конце концов в порту Гэлуэй их посадили на корабль, который отплыл на остров Барбадос, где большинство из них погибли за несколько месяцев от тяжелого труда и тропических болезней.
Возможно, нелишне будет напомнить, что большинство рабов на плантациях английских колоний в тот период были англосаксами – нанятыми слугами, или преступниками, привезенными из родной страны. Так, в Виргинии, например, рабы-африканцы заняли место нанятых европейцев только после восстания Бэкона в 1675–1676 годах.
Финстер Дойл закончил путь из Дрогеды рабом на плантации индиго Эверарда Кирка в Батшебе, на Барбадосе. Каким-то образом он выжил в тропическом «иссушающем» климате, который убил его товарищей по несчастью, и через несколько лет семья хозяина начала ему полностью доверять. Но это заслуживающее доверия поведение было хитростью: Финстер просто ждал подходящего момента. Этот момент настал в 1657 году, как повествует Эксквемелин, когда он проник в дом и убил хозяина, хозяйку и пятерых детей, пока они спали. Потом он поднялся на борт шлюпки, уже нагруженной провизией для путешествия, и отплыл, намереваясь присоединиться к колонии пиратов на Тортуге.
Этим актом насилия Финстер Дойл начал путь, приведший его двадцать лет спустя на виселицу в Хэмптон-Роудсе. Его собственное отношение к убийству Кирков в тексте отсутствует, как и вообще упоминания о годах рабства, за исключением следующего фрагмента, который, кроме прочего, содержит замечательные натуралистические наблюдения.]
…и потом быв послан Хозяином Кирком к зеленым брегам дальнего Острова, прозванного Обитателями этих мест Цификрой, а англичанами – Островом Рэли, по имени знаменитого мореплавателя. Польза нашей экспедиции состояла в собирании плодов с Пальмы Рубра, кои весьма ценятся за целебные свойства при таких недугах, как малярия, водянка, жар в крови и еще других. Будучи освобождена от бесконечных трудов на полях Хозяина Кирка, на голых, выжженных солнцем холмах Барбадоса, ныне душа моя дивилась богатейшему изобилию здешней природы, как одной из Вершин Божественного Творения. В сих местах зрил я птиц красного, лазурного и золотистого цвета, кричащих из густых Зарослей голосами, схожими с Человечьими. Одна за другой слетались они на деревья, толь зеленые, что оный цвет можно почитать отцом всего зеленого цвета.
Я пишу строки сии, будучи жалким узником в промозглой клетке в Виргинии, о чем уже упоминал, но все еще могу вызвать в памяти яркие видения неких дивных Обезьян с красно-желтыми лицами, которые в полуденную пору следовали за нами по узкой тропинке Вглубь леса. Один забавный представитель породы спустился с дерева и сорвал блестящие медные пуговицы с накидки Джаспера, кою тот ненадолго повесил на куст. Мы сделали передышку под огромным с узловатыми корнями деревом, в коем, ежели его выдолбить и прорубить окна и двери, и будь оно в Ирландии, хватило бы места, чтобы несколько семей могли с удобством разместиться. Внезапно, по обычаю той страны, наступила Темнота и тотчас наполнилась странными Криками, карканьем и кваканьем Таинственных Тварей, коих мы совершенно не знали. Поутру…
(Строки отсутствуют.)
…мы пришли, наконец, к большому зеленому озеру, заключенному в чашу у вершины Горы. Целебные плоды мы обнаружили здесь, в Лесу, возле озера, висящими на толстых лозах, обвивающих пальмы. Джаспер и его слуга Колли, и я, и другие Рабы провели один день и еще следующий, собирая сии плоды в корзины, во множестве принесенные с собой специально для этого. На второй День, как раз перед заходом Солнца, мы наблюдали великую числом стаю крупных розовоперых птиц, коих обитатели сих мест прозывают Фламинго, явившуюся издалека и опустившуюся на зеленые воды Озера. Ради потехи Джаспер поднял свою Аркебузу и начинил оную дробью. Единый выстрел, пущенный в сторону стаи, хотя и неточный, заставил птиц подняться, резво махая крылами и беспокойно перекликаясь в Воздухе.
Зрелище сие было необычайно прекрасно. Розовоперые птицы, зеленое озеро и сникающий солнечный свет. И я признаю, что, созерцая творения Создателя, почти сожалел о кровавом пути, на который стал, отринув все человеческие чувства…
[Это сожаление, по-видимому, не долго беспокоило Финстера Дойла. Вскоре после его вступления в Братство Буканьеров на Тортуге он захватил свой первый английский корабль – «Эндимион» – у побережья Эспаньолы.[129] Над его капитаном, командой и пассажирами – среди которых было несколько женщин и детей – он совершил такие жестокие зверства, которыми сразу и навсегда заслужил уважение своих приятелей-пиратов и ненависть всех порядочных людей. Из этого периода жизни Финстера, так талантливо описанного Эксквеме-лином, мы имеем с собственных слов Дойла только следующий фрагмент, описывающий взятие неизвестного английского корабля, возможно, около 1662 года.]
…другие пираты попрыгали на судно противника, вопия и улюлюкая, точно варвары. Схватка, за сим последовавшая, была отчаянной, и силы были почти равны, и несколько моих людей, и в их числе Черный Чарли, коего я почитал Братом, пали при последнем натиске английских моряков, один из коих быв вооружен Дубиной, другой Абордажною Саблей и еще двое Пистолетами. Еще один, по всему Офицер, в шлеме и Кирасе, словно новый Кромвель, командовал Пушкой и палил из оной во все места без разбору, чиня великие потери и в наших рядах, и средь своих же товарищей. Сия артиллерия воскресила в моей памяти ужасные орудия, коими проклятый Лорд Лейтенант проделал брешь в стенах Дрогеды, и от думы той глаза мои налились кровью. Я разорвал свой кожаный камзол, дабы подставить Легкие свои беспощадным ударам Смерти, ежели на то будет Божья Воля. Я прыгнул вниз и полоснул оного офицера, пока он приготовлял пушку к удару, своею абордажною саблей по лицу, разрубив его нос надвое.
Он упал с ужасным воплем на доски, истекая кровью, а после принялся молить о Пощаде, с самой жалкой назойливостью. Я стоял над ним, как когда-то Лорд Лейтенант К. стоял надо мною, зная, что Жизнь оного ныне моя, я могу Подарить ея, могу и забрать.
«Пощадите, – выл офицер, – пощадите!» «Ты Просишь Пощады, – сказал я. – Но При Взятии Дрогеды ты не выказал Милосердия моему народу, моей Матушке и семи прекрасным, Стройным Сестрам». Он же начал отпираться: «Никогда я не бывал в том месте, во время сей Кампании я был еще малым дитем». – «Нет, – сказал я. – Ты был Там, все вы, Англичане, были Там», – и я проткнул своим Мечом его око и Главу насквозь, а потом отсек Главу от Ту лова. Подняв высоко сей Вызывающий Ужас Предмет, я обратился к английским морякам, дабы они сложили оружие. Они потребовали Обещания Помиловать их, каковое я с готовностию дал. Потом, когда они стали безоружны, я сразу же отдал приказ всех Перебить, что было у меня в Обычае и что мы свято исполняли, пока планшер не напитался кровью, как Берн в ту Роковую Ночь, когда Пала Дрогеда.
[К сожалению, в этом отрывочном повествовании не сохранились упоминания Финстера Дойла о Генри Моргане, великом пирате и капитане. Заключительную часть признаний Финстер написал, по-видимому, в порыве страстного раскаяния накануне казни в Хэмптон-Роудсе, беспокоясь о спасении своей души. Было ли это раскаяние искренним, или Финстер писал в тщетной надежде на смягчение приговора, остается только догадываться, – теперь это известно лишь его католическому Богу.]
Ныне тень виселицы нависла надо мною. Не позже завтрашнего утра Я буду спасен из Жестокого Рабства Отрядом Ангелов и улечу прочь от ненавистного Места, где я должен принять смерть, как обычный Пират, а шея моя ощутить вес моей задницы, когда натянется веревка. Я сижу в темнице, закованный в кандалы вкруг лодыжек, в последний раз царапаю перо о бумагу при колеблющемся свете свечи, и ныне могу увидеть всю свою жизнь целиком, излечившись от Долгой Лихорадки Крови, Завладевшей мною в ту ужасную Ночь падения Дрогеды.
