Макс Нарышкин - Privatизерша
Вертолет прилетит, но роды принимать придется все-таки ему…
— Слушайте меня внимательно. — Он наклонился к женщине и убрал взмокшие волосы с ее лба. — И делайте то, что я буду вам говорить. Схватки будут приходить и уходить. Ваша задача максимально расслабляться между ними. Понимаете? — Он потрепал ее за щеку. Никакой дряблости, кожа упруга, как у девочки. — Как только отпустит, вы должны расслабиться от макушки, — он потрогал ее за затылок, — до пяток, — и он прикоснулся к ноге. А теперь скажите, куда идет давление при схватках.
— Вниз и как будто назад… — прошептала она.
— Давно такие ощущения?
— Я не знаю… может, час, может, полчаса… Сколько сейчас времени?
Такие вопросы он от больных слышал редко.
— Половина шестого.
— Значит, сорок минут.
Он изумленно похлопал ресницами и улыбнулся:
— Вы мужественная женщина, простите за странную аллегорию. И это указывает на то, что мы родим и все будет в порядке, правда?
Она кивнула, улыбнулась и тут же закричала.
«Ни черта в порядке не будет», — с досадой на самого себя подумал он. Ему плохо представлялось, как он будет принимать роды здесь, в пахнущем кожей салоне, где каждый сантиметр поверхности кишит микробами. «Заражение стопроцентное, — с тоской подумал он, — и это еще в том случае, если плод лежит правильно».
Прошли еще долгих двадцать минут, прежде чем он увидел головку ребенка.
Она рожала на удивление скоро и на удивление в страшных муках. Временами ему казалось, что женщина вот-вот сойдет с ума или потеряет сознание.
— Лучше бы сошла, — думал он, шевеля губами и смахивая со лба пот рукавом пиджака. Следовало бы уже давно остаться в одной рубашке, но снимать пиджак ему было нельзя. — Если вырубится, пиши пропало. Единственное, чем я смогу ее кесарить, это ножом из кармана. Кстати, о ноже…
Сунув руку в карман, он выхватил его и, одной рукой удерживая голову ребенка, протянул той, с которой прибыл в это родильное отделение.
— Я не знаю, где вы возьмете водку. Но если нож не будет промыт спиртом, я не отвечаю за жизнь этих двоих!
— Виски подойдет? — раздалось из-за руля.
— Естественно — виски! — разозлился он. — Мы же не простой домохозяйке родовспоможение делаем!
Головка появилась и зафиксировалась. Он знал, что в этот момент натяжение ткани максимально-критическое и при следующей потуге может без труда образоваться разрыв. Может, пацаны впереди найдут еще и полметра кетгута с кривой иглой?.. Чем шить в случае разрыва, он не знал.
— Давай, милая! — попросил он, удивляясь тому, как привычно звучит его голос. — Еще немного! Еще чуть-чуть — и будешь молодцом!.. Из аптечки — все бинты, которые там есть! Выберись на улицу и собери бинты и зеленку у всех, кто даст! Сейчас! Немедленно!.. Нашатырь и вату!
Когда показалось одно плечико, он чуть не взвыл от радости. Разрыва могло теперь и не быть. Показалось второе…
Все! Ребенок появился едва ли на треть, но он знал наверняка — все!..
Немыслимо!..
Первородящая родила за четверть часа… Не за сорок минут, а за четверть часа…
— Куда же ты так торопился? — смеясь, говорил он, вынимая изо рта и носа малыша слизь и стряхивая ее на пол. — Кто же тебя так ждет здесь, а?.. Нож!
Перерезав пуповину, он немедленно стянул ее скрученным бинтом. Он стягивал ее, оскалившись, как волк. Приняв бинты, он вытер лицо ребенка и положил на грудь матери.
— Будет очень хорошо, если он сейчас попробует молозива, — мягко произнес он и попросил служанку полить ему на руки виски. Уже вытирая ладони бинтами, он потрогал плачущую роженицу за щеку и сказал: — Вы начинаете налаживать между собой внешний контакт… Постарайтесь его не разочаровать…
— Его?.. — одними губами прошептала женщина и задохнулась от слез.
— Конечно. Это же мальчик. — Он обернулся к служанке. — Важно сейчас позвонить ее мужу… ну, или кто там отец… Ей сейчас необходимо его участие. А значит, и ребенку… А вот и вертолет. — И никто не успел открыть рта, как он пробрался сначала в передний отсек машины, а после через окно выбрался наружу.
— Постойте, доктор! — не своим голосом закричала женщина. — Оставьте свои координаты!..
«Этого еще не хватало, дура», — пронеслось в его голове, и он, добравшись до своей машины, с удовлетворением стал наблюдать за тем, как в полукилометре впереди него над потоком машин зависла «вертушка» спасателей…
Эпилог
Теперь я понимаю, чем эти дни занимался в Москве Морозов. Удивительное дело: я сам проводил его в Шереметьево, и мы даже пили за его и мое здоровье. Вот так живешь, скучаешь о редко навещающих тебя дружках, а потом узнаешь о них такое, от чего становишься бледным и нездоровым на вид.
Добравшись до Марьина, я вынул трубку и позвонил Чуеву. Он вышел возбужденный, нервный, у меня вообще сложилось впечатление, что он накатил. Причем сильно. Однако, когда он уселся в машину, спиртным не потянуло.
— Ты куда исчез в тот день?! — начал он с претензией.
— У меня были дела, — объяснил я, — и потом, как бывший врач, я понял, что если сейчас не окажусь в больнице, мне крышка.
— Как нога?
— Народная медицина, — пошевелив коленом, я дал ему понять, что еще поживу. — Нужно поговорить. Без твоей охраны, черт бы ее побрал. Выпить хочешь?
— У меня есть повод.
— Вот и отлично. — Я включил передачу. — Я знаю укромное местечко неподалеку.
Когда мы вышли и он стал озираться в поисках того укромного места, где можно было выпить, я вытянул из-под левой подмышки пистолет и, не глядя на Арта, стал прикручивать к нему прибор для бесшумной стрельбы.
— Что… это значит? — хрипло спросил он.
— Я должен тебя убить, Артур, — объяснил я, продолжая смотреть не на него, а на вкручиваемый глушитель.
— Ты сошел с ума?
— Нет. Только не беги. Я не хотел бы устраивать здесь сафари… Заказ на тебя я получил полгода назад. Твое существование кому-то пришлось не по нраву. Я так думаю, что ты насолил людям, знающим тебя давно.
Он стиснул зубы — это было нетрудно угадать по скрипу, и я наконец-то поднял на него взгляд.
— Морозов… — прошептал он.
— Так уж получилось, что мы оба знаем его давно. Я чуть дольше. Он только что поднялся в воздух в «Боинге». Не знаю, кто мне заплатил аванс, он или другой. Ни один из жаждущих смерти не видел меня в лицо. Я принимаю заказы в Сети. Это или Морозов, или… Яковенко. Так ты его, кажется, называл? В общем, неважно. Прощения я просить не буду, ибо работа у меня такая… — подняв пистолет, я прицелился ему в сердце.
Когда он упадет, я подойду и выстрелю ему в голову.
— Возьми все, что у меня есть, — вдруг взмолился он. — Забери деньги, машины, компанию, забери все…
— Я думал, жизнь твоя стоит копейку и всякий желающий может взять ее.
Он судорожно сглотнул слюну.
— Ты не понимаешь…
Я прицелился, и палец на крючке двинулся назад.
— Ты не понимаешь, Игорь… У меня родился сын.
— Это происходит не так редко. Извини, что не поздравляю, с моей стороны это выглядело бы свинством.
— Ты не понимаешь… Он родился сегодня.
Его нужно побыстрее убивать. Я первый раз разговариваю с заказанным. С каждым из предыдущих, чтобы избежать контакта с охраной, я входил в похожие дружеские отношения и, когда доверие ко мне перерастало в любовь, нажимал на спусковой крючок. Я был чересчур дружен с мертвецами на глазах у всех, чтобы оказаться в круге подозреваемых. Но с этим я говорю, поскольку впервые спас жизнь ему и его жене. А что делать? Иногда приходится зарабатывать алиби, рискуя жизнью. Это куда выгоднее, чем подбегать к машине, окруженной охраной, и стрелять как в Боснии.
Я увидел слезы. Ветром глаза надуло? Но ветра нет.
— Он… полчаса назад родился… В пробке…
Я стоял и упирал в него пистолет.
— Я не могу умереть, не увидев его… Как же ты меня не понимаешь…
Сантименты, сантименты… Боже мой, у каждого из них своя причина не умирать!
Ухватив рукоятку поудобнее, я трижды нажал на спусковой крючок.
Стоя в ванной и намыливая руки, я смотрел в зеркало. В углу за моей спиной лежала моя голубая рубашка. Она была по локоть черна. Засохшая кровь жены Арта, как напоминание о несостоявшейся дружбе, — я не сводил глаз с рубашки.
Рита хотела жить, чтобы любить Арта. Он хотел жить, чтобы увидеть сына. Сын тоже хочет жить. Он еще не понимает этого, но я видел, с каким усердием он выбирался из мамы в этот мир. Этот своего не упустит. Он похож на своих родителей и, верно, будет любить их страстно. Ведь страсть и умение жить с этой страстью передается с генами.
У каждого из них была своя причина жить дальше.
Пора убираться из этого большого города. Скоро меня начнут искать. Неизвестно, какое решение примет Арт, когда успокоится. Он понимает, что во второй раз я буду менее разговорчив, а он — более внимателен. Но второго раза не будет. Я собираю чемодан и сегодня же уезжаю в Испанию.
