Джей Дайс - Вашингтонская история
Эти пять человек да еще мужчина, стенографировавший заседание, и составляли Апелляционную комиссию. Члены ее сидели как-то неофициально, за круглым столом, и потому не казались недосягаемыми богами с Олимпа, как члены комиссии конгресса. Но именно по этой причине, да еще, пожалуй, потому, что Фейс все-таки знала этих людей, они внушали ей куда больший трепет. Могут ли они, чьи взгляды на жизнь так расходятся с ее убеждениями, вообще поверить, что она не совершила ничего предосудительного? Более того: захотят ли они признать ее невиновность и нет ли у них скрытого желания показать свое превосходство — ведь такое чувство нередко появляется у человека в присутствии преступника или подсудимого? Как все-таки пьянит власть, дающая возможность судить других! Понимают ли они в глубине души, что официальный патриотизм берет в них верх над справедливостью?
Еще некоторое время они продолжали переговариваться. Двое-трое раскрыли большие блокноты и принялись что-то записывать. В плохо проветриваемой комнате стало трудно дышать: Фейс чувствовала, как мокрое белье прилипает к телу. Она попыталась улыбнуться, но губы словно заледенели и не слушались. Она знала, что глаза у нее сейчас большие, темные и печальные. А этот бантик в волосах, наверное, придает ей сходство с Алисой в стране чудес. Это и в самом деле была страна чудес. У Фейс было такое же чувство, как в то время, когда она стояла перед комиссией конгресса: все казалось странным и нереальным, точно во сне. И ей вспомнился отрывок из любимой книжки, которую она в детстве знала чуть ли не наизусть.
«„Что это они там делают? — шепотом спросила Алиса у Грифона. — Им ведь еще нечего записывать“. — „Они записывают свои имена, — так же шепотом ответил ей Грифон, — чтобы к концу суда не забыть, как их зовут“. — „Вот глупцы!“ — громко возмутилась Алиса…»
Размышления Фейс были прерваны появлением Аба Стоуна, — раскрасневшийся и потный, он тихонько опустился на соседний стул. Фейс обрадованно посмотрела на него и кивнула, — он ведь должен выступить в ее защиту. Стоун успокаивающе подмигнул.
Как хорошо, подумала Фейс; теперь у нее одним другом больше. Заседание было закрытое (из боязни, как бы публика или кто-нибудь из репортеров не поднял шум, пояснил Чэндлер), и присутствовать на нем разрешалось лишь тем, у кого были официальные приглашения. А потому Фейс вдвойне удивилась, увидев в дверях мистера Каннингема. Он уверенно вошел в комнату и занял место в одном из задних рядов.
Зачем он пришел? Фейс испугалась: а что, если Апелляционная комиссия вызвала Каннингема, чтобы тот дал показания против нее. Дейн говорил, что комиссия разрешила выступить одному только Абу Стоуну. Фейс заметила, что мистер Каннингем как-то смущенно улыбается ей.
Фейс отвернулась и сделала вид, что не замечает его.
— Пора начинать, — сказал председатель, мистер Раш, и легонько постучал автоматической ручкой по термосу.
Специальный помощник заместителя государственного секретаря разгладил усы и кашлянул:
— Кхе!
Заведующий особым отделом снял очки и протер их.
Две женщины обменялись многозначительными взглядами.
Мистер Раш вынул носовой платок и вытер щеки. Жара явно давала себя знать. У него был вид человека, который хотел бы сказать многое, но решил отделаться побыстрее.
— Наша комиссия, — начал, открывая заседание, мистер Раш, — стремится быть абсолютно справедливой. На ней лежит печальная и тяжелая обязанность заниматься разбором подобного рода дел, и я хочу заверить заявительницу и адвоката, что мы подходим к каждому делу без всякой предвзятости. Однако мы всегда придерживаемся того правила, что благополучие Департамента важнее благополучия отдельного лица, и если у нас возникает хоть тень сомнения, мы вынуждены решать в пользу Департамента… — Он помолчал и налил себе стакан воды со льдом. Стекло тотчас запотело, и когда он начал пить, на его могучую грудь закапала влага.
— Так вот, — продолжал он, вытирая губы, — мы внимательнейшим образом изучили вопрос об увольнении миссис Фейс Роблес Вэнс и лишь после этого приняли решение. Однако, ввиду тех фактов, которые были сообщены Департаменту различными правительственными органами, решение могло быть только одно. Более того: факты эти таковы, что было сочтено необходимым защитить другие наши правительственные учреждения от услуг людей, подобных миссис Вэнс, а потому она уволена как лицо неблагонадежное. Мы — я хочу сказать Департамент — сочли своим долгом пойти на это, дабы совершенно исключить возможность дальнейшего использования миссис Вэнс на государственной службе. По мнению Департамента, это самое разумное решение в столь печальном деле. Ну-с, я полагаю, что достаточно разъяснил нашу позицию. И надеюсь, заявительница правильно поймет нас. Мы готовы выслушать заявительницу и ее адвоката и рассмотреть их претензии. Для того наша комиссия и существует. И разбирать это дело мы будем со всею справедливостью… — Жара, очевидно, совсем одолела его. Он умолк, точно у него не было сил говорить дальше.
— Господин председатель, — с самым непринужденным видом, спокойно и уверенно сказал Дейн Чэндлер. — Позвольте сделать заявление от имени миссис Вэнс.
— Прошу вас, — изрек Аллисон Раш, сжимая в левой руке влажный носовой платок, а правой — поигрывая вечным пером.
— Благодарю вас, сэр. Сначала миссис Вэнс было устно сообщено о том, что ее увольняют как лицо неблагонадежное. Вскоре после этого она получила официальное уведомление, в котором просто говорилось, что ее увольняют, «ввиду несоответствия занимаемой должности, как выяснилось при проверке». Миссис Вэнс тотчас обратилась в Департамент с письмом, в котором просила объяснить, на основании каких данных установлено, что она не соответствует занимаемой должности. На это письмо она и по сей день не получила ответа. — Чэндлер помолчал для большей вескости, а Раш заерзал в кресле: чувствовалось, что ему не по себе.
— Я полагаю, сэр, — продолжал Чэндлер, — что Департамент пренебрег доверием своих служащих и американского народа и принял в данном случае произвольное решение. Миссис Вэнс была прекрасным работником — ее послужной список красноречиво говорит об этом: из года в год в него заносились записи об отличной квалификации и о повышениях по службе, которые влекли за собой возложение на миссис Вэнс более ответственных обязанностей. Я беру на себя смелость потребовать, чтобы Департамент представил факты, компрометирующие миссис Вэнс, и указал, какие обвинения ей предъявляются. В истории нашей юриспруденции имеется немало прецедентов, подкрепляющих позицию заявительницы: решения Верховного суда по делу «Огайская телефонная компания „Белл“ против Комиссии по коммунальным услугам», «Соединенные Штаты Америки против Балтиморы» и другие. Но поскольку мы тут не в суде, я не буду излагать эти дела подробно. Я хотел бы только привести слова бывшего верховного судьи Хьюгеса, который записал свое особое мнение по одному делу, абсолютно применимое в данном случае… — Чэндлер с минуту помолчал, давая слушателям возможность лучше осознать сказанное, и принялся читать:
— «Верховный судья по делу „Фред О. Морган против США“ заявил: „Судебное разбирательство предусматривает не только право обвиняемого представить доказательства, но и возможность выяснить претензии противоположной стороны и ответить на них. Эта возможность вытекает из права каждой стороны аргументировать свою позицию, а иначе это право утрачивает всякий смысл“». — Он снова помолчал и заговорил чрезвычайно решительно и безапелляционно: — Каждому ясно, что нельзя построить защиту, если неизвестно, в чем тебя обвиняют. Таким образом, без знания фактов и состава преступления защита невозможна. Я достаточно ясно выражаю свои мысли? Я утверждаю, что увольнение миссис Вэнс неоправданно, и произведено оно было в нарушение всех элементарных правил. Таким образом, одно из учреждений правительства Соединенных Штатов фактически лишило заявительницу ее конституционных прав!
Чэндлер умолк, и в комнате воцарилась тишина. Взоры всех членов комиссии обратились к председателю, как бы призывая его ответить.
Мистер Раш нервно постукивал вечным пером по столу, обдумывая ответ.
Фейс показалось, что в зале возникла некоторая напряженность после того, как обе стороны высказались и комиссия заняла оборонительную позицию. Они бы не стали так себя вести, подумала она, если б были уверены в своей правоте. Их позиция уязвима, и им это ясно, хотя, возможно, они и не признают своего поражения, пока не будут вынуждены сделать это. Она внимательно оглядела лица членов комиссии и только еще больше утвердилась в своем мнении. Потом посмотрела на Аба Стоуна. Выражение лица у него было жесткое, губы плотно сжаты. Затем она искоса взглянула на мистера Каннингема. Он, насупившись, курил трубку.
