Грэм Грин - Путешествия с тетушкой
– К нам заходил ваш знакомый, тот черный парень.
– Уверен, что о тетушке он не сказал вам ничего плохого.
– Правильно, он и не говорил, но зато много чего порассказал про мистера Искьердо. Так что я уговорил полицию на некоторое время изъять Искьердо из обращения.
– Это тоже входит в ваши социологические исследования? Наверное, он страдает от недоедания?
– Тут я вас немного обманул, Генри, – проговорил он. Вид у него опять был слегка пристыженный.
– Значит, вы все-таки служите в ЦРУ, как и говорила Тули?
– Ну… вроде того… не совсем… – Он цеплялся за клочья своего обмана, как за вывернутый порывом ветра зонтик.
– Что вам сообщил Вордсворт?
– В состоянии он был довольно скверном. Не будь ваша тетя такой старой, я бы сказал, что тут замешана любовь. Он вроде ревнует ее к этому типу Искьердо.
– Где Вордсворт сейчас?
– Где-то болтается поблизости. Хочет увидеться с вашей тетей, когда вся заваруха рассосется.
– А может рассосаться?
– Отчего же. Генри, может. Если все будут вести себя благоразумно…
– К чиханью это тоже относится?
– Да, и к чиханью тоже. Что до контрабандных делишек мистера Искьердо, так всем на это плевать, лишь бы он вел себя разумно. Вы же знаете мистера Искьердо.
– В глаза не видел.
– Может, вы знаете его под другой фамилией?
– Нет.
О'Тул вздохнул.
– Генри, – сказал он, – я хочу вам помочь. Друг Люсинды вправе на меня рассчитывать. Мы можем затормозить это дело запросто. Висконти не такая уж важная фигура, не то что Менгеле или Борман.
– Речь, кажется, шла об Искьердо.
– И вы, и я, и ваш приятель Вордсворт знаем, что это одно лицо. Полиция тоже знает, но она покрывает этих людей – по крайней мере покуда у них есть деньги. У Висконти деньги почти вышли, но тут появилась мисс Бертрам и заплатила за него сполна.
– Мне об этом ничего не известно. Я просто приехал в гости.
– Я догадываюсь, что были основательные причины, почему Вордсворт встречал вас в Формосе, Генри. Так или иначе, я бы хотел переговорить с вашей тетей, а если бы вы замолвили за меня словечко, мне бы это облегчило дело. Если бы я убедил полицию отпустить вас, мы с вами могли бы пойти к ней вместе…
– Что именно вам нужно?
– Она, наверно, уже беспокоится о Висконти. Я могу ее успокоить. Его продержат в каталажке считанные дни, пока я не дам распоряжения его отпустить.
– Вы хотите предложить ей какую-то сделку? Предупреждаю, она не согласится, если это может повредить мистеру Висконти.
– Я просто хочу с ней поговорить, Генри. В вашем присутствии. Одному мне она может не поверить.
Мне стало уже невмоготу сидеть на мешковине, и вообще я не видел причин отказывать ему.
– Пока вас выпустят, уйдет, наверно, час или два. Нынче везде такой беспорядок.
Он поднялся.
– Как поживает статистика, О'Тул?
– Этот парад совсем выбил меня из колеи. Я даже кофе боялся сегодня выпить. Столько часов простоять – и ни разу даже не помочиться. Сегодняшний день придется вычеркнуть. Нормальным его никак не назовешь.
На переговоры ушел не час и не два, но стул после ухода О'Тула унести забыли и дали мне какой-то жидкой каши, и я принял все это за добрый знак. К моему удивлению, я не испытывал скуки, хотя ничего нового к тетушкиной биографии на стене я прибавить не мог, за исключением двух предположительных дат, относящихся к периодам Туниса: и Гаваны. Я принялся сочинять в уме письмо к мисс Кин с описанием моего настоящего положения: «Я нанес оскорбление правящей партии Парагвая и причастен к делам военного преступника, за которым охотится „Интерпол“. За первое мое преступление максимальное наказание – десять лет. Я нахожусь в тесной камере площадью десять футов на шесть, для спанья имеется только кусок мешковины. Не представляю, что будет со мной дальше, но, признаюсь, больших страданий не испытываю – мне все глубоко интересно». Такого письма я на самом деле никогда бы писать не стал, потому что в ее представлении никак не совместились бы автор письма с тем человеком, кого она знала раньше.
На улице уже совсем стемнело, когда за мной наконец пришли. Меня опять провели по коридору, в дежурку, там мне торжественно вручили тетушкин шарф, и полицейский дружески хлопнул меня по спине, подтолкнув к двери на улицу, где в допотопном «кадиллаке» меня ждал О'Тул.
– Простите, – сказал он. – Все получилось дольше, чем я думал. Боюсь, мисс Бертрам волнуется теперь еще и из-за вас.
– Рядом с мистером Висконти я не много значу.
– Кровь не вода, Генри.
– К мистеру Висконти слово «вода» неприменимо.
В доме виднелись только два огонька. Когда мы шли через рощу, кто-то осветил фонариком наши лица, но фонарь погас раньше, чем я успел увидеть, кто его держит. Я оглянулся, проходя по газону, но ничего не заметил.
– Вы поставили кого-то наблюдать, за домом? – спросил я.
– Нет, Генри, я ни при чем.
Я видел, что он нервничает. Он сунул руку за пазуху.
– Вы вооружены? – спросил я.
– Приходится соблюдать меры предосторожности.
– Против старой женщины? Дома она одна.
– Кто знает.
Мы пересекли газон и поднялись по лестнице. Лампочка под потолком столовой освещала два пустых бокала и пустую бутылку из-под шампанского. Она еще хранила холод, когда я взял ее в руку. Ставя ее на место, я опрокинул бокал, и по всему дому разнесся звон. Тетушка, должно быть, находилась на кухне – она сразу же показалась в дверях.
– Боже мой, Генри, где ты пропадал?
– В тюрьме. Мне помог освободиться мистер О'Тул.
– Вот уж никогда не думала увидеть его у себя в доме. Принимая во внимание то, как он обошелся с мистером Искьердо в Аргентине… Стало быть, вы и есть мистер О'Тул?
– Да, мисс Бертрам. Я решил, что неплохо бы нам побеседовать по-дружески. Я знаю, как вы, наверно, волнуетесь из-за мистера Висконти…
– Я нисколько не волнуюсь.
– Я думал… раз вы не знаете, где он находится… столь долгое отсутствие…
– Я прекрасно знаю, где он находится, – прервала его тетушка. – Он в уборной.
И в доказательство, как удачно приуроченная реплика, раздался шум спускаемой воды.
6
Я ждал мистера Висконти, изнывая от любопытства. Не много найдется мужчин, кого бы так любили или кому столько прощали. В воображении моем сложился образ высокого черноволосого сухощавого итальянца под стать своей аристократической фамилии. В комнату, однако, вошел низенький, толстый и лысый человек; когда он протянул мне руку, я заметил, что мизинец у него скрючен и от этого рука напоминает птичью лапу. Его выцветшие карие глаза ровно ничего не выражали. В них можно было прочесть что угодно. Если тетушке было угодно читать в них любовь, то О'Тул, не сомневаюсь, прочел в них отсутствие совести.
– Вот наконец и вы, Генри, – проговорил мистер Висконти. – Ваша тетушка беспокоилась. – По-английски он говорил отлично, фактически без всякого акцента.
– Вы мистер Висконти? – спросил О'Тул.
– Моя фамилия Искьердо. С кем имею удовольствие?..
– Меня зовут О'Тул.
– В таком случае «удовольствие», – мистер Висконти улыбнулся, и в передних зубах обнажилась большая дыра, отчего улыбка получилась фальшивой, – не совсем удачное слово.
– Я считал, что вы надежно упрятаны за решетку.
– Мы с полицией сумели договориться.
– За этим и я сюда пришел, – сказал О'Тул, – чтобы попробовать договориться.
– Договориться можно всегда, – произнес мистер Висконти так, словно цитировал известный источник, скажем Макиавелли, – если обе стороны получают равные преимущества.
– Думаю, в данном случае так оно и есть.
– Мне кажется, – обратился к тетушке мистер Висконти, – на кухне осталось еще две бутылки шампанского.
– Две? – переспросила тетушка.
– Нас четверо, дорогая. – Он повернулся ко мне. – Шампанское не самого лучшего качества. Оно проделало долгий и весьма бурный путь через Панаму.
– Из этого следует, – вставил О'Тул, – что с Панамой у вас все утряслось.
– Именно, – подтвердил мистер Висконти. – Когда полиция арестовала меня по вашему наущению, она предполагала, что опять имеет дело с неимущим. Но я сумел убедить их, что я потенциально человек со средствами.
Тетушка принесла из кухни шампанское.
– И бокалы, – напомнил мистер Висконти, – вы забыли бокалы.
Я наблюдал за тетушкой как зачарованный. Впервые я видел, чтобы ею командовали.
– Садитесь, садитесь, друзья мои, – сказал мистер Висконти. – Не взыщите, если стулья несколько жесткие. Мы пережили период лишений, но теперь, я хочу надеяться, наши затруднения позади. Скоро мы сможем принимать наших гостей подобающим образом. Мистер О'Тул, я поднимаю свой бокал за Соединенные Штаты. Я не питаю неприязни ни к вам, ни к вашей великой стране.
– Очень великодушно с вашей стороны, – отозвался О'Тул. – А скажите, что за человек у вас в саду?
