Мари-Клер Бле - Современная канадская повесть
Они отъехали от стоянки, задние колеса «де-сото» щебеночной шрапнелью пальнули по двери конторы. Когда приехали в город, на сердце у Лэндона было немного неспокойно. Они пообедали в «Летающем драконе» — там Лэндон, уплетая яйца по-китайски, смотрел на кемаривших на стене драконов. Вид у них был вовсе не угрожающий, скорее игривый, и ему вспомнились сонные птахи и звери в гостинице «Кинг-Конг». Ох уж эти китайские рестораны! В любом городе страны есть хотя бы один. Он часто думал о молодых официантах, выходцах с востока. Всю жизнь проводят вдали от своих, в этих маленьких занюханных городках. В дни, когда он много разъезжал, ему случалось сходить с поезда на улицу какой-нибудь богом забытой деревушки в прериях — солнце там высосет из тебя все соки, а от зимнего ветра кровь мерзнет в жилах. Но обязательно есть «Звездное кафе», где тебя ждет дымящийся суп с клецками или чайник с ароматным чаем. Тут он и проводил январские послеобеденные часы — согревая пальцы об эти крохотные чашки, вдыхая настоявшийся запах апельсина или жасмина и слушая ковбойские песни, которые неслись из автомата-проигрывателя. Но ведь в этих местечках волком завоешь от тоски! Чтобы вынести такую ссылку, требуется недюжинная сила духа. Все развлечения — поиграть на кухне воскресным вечером в маджонг[85] или гобан[86], а за окном воет ветер и заметает вьюга. А впрочем, жить вот так — может, это и не плохо?
С улицы дом выглядел почти так же, как в дни его молодости. Да и сама улица мало изменилась — на месте и добротные дома из красного кирпича, и клены. Только населяло эти дома уже другое поколение, а люди постарше, родители друзей Лэндона, перебрались либо в меблированные комнаты, либо в дома для престарелых, либо на кладбище. Поставив машину на улице, Лэндон сидел и смотрел на выкрашенную в белый цвет застекленную террасу, которую построил его отец. Вскоре после бегства матери. Отец изучал схемы по улучшению жилища в «Популярной механике», сгибая при этом журнал вдвое — потом журнал с переломанным хребтом распростертый лежал на кухонном столе. Из него отец что-то выписывал в линованный блокнот стоимостью пять центов. Весной он трудился вовсю: вколачивал гвозди, пилил, строгал доски; всегда под рукой полуоткрытые книги по столярным и штукатурным работам. Ближе к концу помог приятель-плотник, а Лэндон красил стены и потолок. Из верхней спальни они снесли на террасу книги, а из гостиной приволокли старый диван с толстыми плюшевыми подушками: как сел на него, так и утонул, зарылся до самых подмышек. Был там еще торшер с разрисованным картонным абажуром — пляшущие на берегу негритята или что-то в этом роде, — его привезла тетка из Флориды. У отца было несколько сестер, и они всегда посылали ему пепельницы с шутливыми надписями о вреде курения, стеклянные шарики, в которых можно было поднять маленькую бурю, деревянные настенные дощечки с резными толстыми баварцами в коротких штанах. «Мы ошень пыстро стареем. И ошень посно умнеем». Вот поди ж ты — помнил Лэндон этот торшер, одинокий островок желтого света, отец сидит под ним и читает. Летними вечерами о стекло террасы билась мошкара, просачивалась внутрь и бешено носилась по кругу под этим желтым абажуром.
Зять Лэндона построил просторный новый гараж, где у него помещались лодка и фургон. Были там еще верстаки, полки для инструментов и шкафы под замком — в них Херб держал ружья и охотничьи ножи, ибо находился в состоянии непрерывной войны с живой природой. К Лэндону его зять относился сдержанно, но часто показывал ему свои владения, особенно после очередной покупки. Временами он, казалось, забывал, что Лэндон когда-то жил в этом доме.
— Послушай, Маргарет, — сказал Лэндон. — Элен — прекрасная баба. У нее самое доброе сердце в мире, и она хочет как лучше. Но она может показаться тебе не в меру любопытной. Иногда бывает и резковата, понимаешь…
— Думаю, что да.
— Случается, производит странное и отталкивающее впечатление.
— Фредерик! Ты делаешь все, чтобы я возненавидела эту бедную женщину, еще не видя ее. Прошу тебя, не беспокойся.
Она похлопала его по колену.
— Если она все еще балдеет от религии, — сказал он, — конец света через семь дней и прочая белиберда…
— Ты напрасно обо всем этом беспокоишься. Думаешь, я прожила всю жизнь затворницей? Это не так… Кое-кто из моих родственников — очень… странные люди. Старая тетка Энна из Монреаля… Ну, хватит. Идем, знакомь меня с твоей сестрой…
— Ладно, только учти — я тебя предупредил, — сказал он, вылезая из машины. — И засиживаться не будем. Я сегодня не настроен выслушивать ее кудахтанье. По чашечке кофе и до свидания. И сразу же едем к отцу… — Он знал, что брюзжит, но ничего не мог с собой поделать. Перед встречей с сестрой ему каждый раз словно шлея попадала под хвост.
На пороге он нажал кнопку звонка и прислушался — внутри прозвучали первые семь нот песенки «Благослови этот дом». Через стекло он увидел, как по коридору спешит Эллен, вся сгусток нервной энергии, а одета с намерением убить наповал — в желтый брючный костюм. Последние два-три года она подрабатывала в магазине готового платья и одевалась соответственно. Эффект, по мнению Лэндона, был комический — уж больно не вязались эти наряды с ее внутренним обликом. Эллен ведь была, по сути, суровой пресвитерианочкой и в таком костюме выглядела расфуфыренной и решительно не в своей тарелке. Для ее аскетической и прямой натуры он был слишком фривольным. У нее были все фамильные черты Лэндонов — быстрая и неулыбчивая, как ее отец. Вечно суетится, ее ничего не стоит выбить из колеи, прирожденная пессимистка. Таким же капризным фонтаном энергия рвалась из Билли. Эллен открыла дверь. Оглядывая Маргарет, подставила Лэндону холодную сухую щеку.
— Ну, как ты, дорогой?
— Прекрасно. Эллен, позволь представить тебе моего близкого друга, Маргарет Бошан…
Эллен улыбнулась и поздоровалась.
— Какой приятный сюрприз, Фред.
За ее утянутой в брюки попкой они прошли в гостиную.
— Слушай, что за праздник такой? — спросил Лэндон. — Ты прямо как с картинки. — Он пригляделся. Точно, на ней был — уму непостижимо — парик с сединой. Перманентный «перманент». Он хотел отпустить шутку, но воздержался.
— Мы сегодня после обеда собираемся к Кей Суонсон на бридж, — объяснила Эллен, усаживаясь и приглаживая жесткие седые завитки.
— А где Херб с детьми? — спросил Лэндон.
— Он сегодня работает. У них сейчас идет распродажа мотосаней — конец сезона. Так что он всю неделю вкалывает, как зверь. А дети — у Каули. Только что гриппом переболели — мы с ними так намучались!
В комнате Лэндон вдохнул воздух всей грудью. Эта комната называлась у них «общей» — небольшая, темноватая и квадратная, темно-бордовые портьеры, старое пианино, на котором, кроме деда, никто не играл. По воскресеньям в послеобеденные часы он выкуривал из дому всю семью — распевал песни из оперетт Зигмунда Ромберга[87]. «Принц-студент». «Песня пустыни». «Жажду тебя… Каждый вечер я жажду тебя». Голос у старика был никудышный, надтреснутый тенор, но играл он бурно, музыка так захватывала деда, что по его большим щекам порой струились слезы.
Сейчас комната стала просторнее, светлее. Херб сломал стену и занял часть площади у столовой. Лэндон одобрил такое решение, хотя комната была ему не по вкусу — захламлена вещами. Приставные столики, торшеры, кресла, повсюду цветное стекло: маленькие лебеди и райские пташки заселили все треугольные угловые полки и оконные карнизы. Тут же несколько больших керамических ваз и кувшинов. Эти здоровенные посудины стояли на полу, а в них — засушенные цветы или похожие на папоротник перистые косицы, которые колыхались, когда ты проходил мимо. У одной стены стоял камин из белого кирпича, внизу — груда пластикового угля, который свирепо раскалялся докрасна, стоило повернуть ручку регулятора.
Лэндон сидел на шишковатом диване и ждал — вот сейчас в нижнюю часть спины внедрится боль. Так бывало всегда, когда он сидел на этой длинной бугристой поверхности. Эти «дрова» назывались «Французская провинция». Якобы аристократическая мебель «докатилась» до гостиных представителей среднего класса! А что, сейчас простые люди из кожи вон лезут, чтобы выделиться. Им подавай атрибуты богатой и роскошной жизни. Что первым делом покупает какой-нибудь дергающийся в конвульсиях поп-музыкант или киноактер, заключивший контракт на миллион долларов? «Роллс-ройс», что же еще? Тут Лэндон спохватился. Хватит ковыряться в себе, надо быть повнимательнее. Это было очень на него похоже — погрузиться вот так в молчание, предоставив водам общего разговора омывать его. Между тем Эллен активно ловила рыбку в этих водах! Так вы француженка, Маргарет? Нет? Полька! Ноже мой, как интересно! Удивительное совпадение! На этой неделе для «Клуба ножа и вилки» приготовили польское блюдо — они раз в неделю собираются в молитвенном доме на ужин, и прихожане готовят блюда разных стран. Это идея мистера Гейблера. Он их новый священник. Для чего это де лается? Чтобы народы мира терпимее относились друг к другу, лучше друг друга понимали. В итальянский вечер Эллен готовила спагетти и рагу. Но сейчас как следует приготовить пищу — проблема! В продуктах — сплошная химия! Теперь никто не знает, что он ест. Только что она читала об этом статью в журнале. Это было нечто!
