Тайная дочь - Сомайя Гоуда Шилпи

— Сюрприз, — отвечает он с улыбкой, спрятав глаза за стеклами солнечных очков. Через несколько минут он что-то говорит водителю и они подъезжают к тротуару.

— О'кей, — говорит Аша после того, как Санджай помогает ей выйти из машины. — Я заинтригована, где это мы?

— На пляже Чоупатти. Обожаю бывать здесь в это время суток, как раз когда заходит солнце. Сейчас ты видишь пляжи и спортивные площадки, но буквально через полчаса везде будут огни и аттракционы. Я понимаю, тут не совсем чисто, но это одно из самых классных мест в Мумбай. Ты не можешь уехать из этого города, не побывав на Чоупатти.

Они вместе идут к воде по засыпающемуся в сандалии песку.

— Ну как продвигается твой проект? — спрашивает Санджай.

— Вроде все по плану. На прошлой неделе я взяла первые интервью.

— И? — молодой человек садится на скамейку, оставив ей место рядом.

Аша садится и смотрит на воду.

— В каком-то плане сложновато.

— Почему?

Ветер растрепал Ашины волосы, и она перекидывает их на одну сторону.

— Не знаю. Просто мне это показалось настолько… тягостным, — девушка ни с кем не обсуждала интервью, даже с Миной. — Тяжело видеть всех этих людей в тех условиях, в которых они живут, слушать их истории… от которых у меня появляется ужасное чувство. Чувство вины.

— За что?

— За то, что я живу по-другому. Лучше. Эти дети просто родились в таких условиях, понимаешь? Они не выбирали. Им не на что-то надеяться.

Санджай кивает.

— Да. Но зато тебе будет что рассказать, верно?

— Даже не знаю. Мне показалось, что я задавала не самые подходящие вопросы. Я потеряла самообладание после первых двух интервью. Куда бы я ни посмотрела, чего бы я ни увидела, все казалось мне сплошной трагедией. Сотрудники «Таймс», наверное, сочли, что я вела себя непрофессионально. Журналисты должны держать себя в руках. А я не смогла.

— Возможно. Но ведь ты не только журналистка, правда?

— Нет, но…

— Ну вот, — не дает договорить Санджай. — Может быть, тебе просто нужно посмотреть на все под другим углом.

Он снимает солнечные очки и заглядывает девушке в глаза. Когда Санджай касается ее щеки, Аша замирает от волнения. Молодой человек наклоняется ближе, Аша закрывает глаза и чувствует, как его губы скользят по ее уху.

— Красиво, — шепчет он ей.

Когда Аша открывает глаза, Санджай уже смотрит на воду и оранжево-красное сияние погружающегося за горизонт солнца.

Красиво? Закат? Ее глаза? Она сама? То, как он произнес это слово, заставляет Ашу поверить, что так оно и есть. Ее мозг готов взорваться от миллиона вопросов, но вопрос Санджая опережает их все.

— Хочешь есть?

Девушка кивает, не в силах выговорить что-либо еще.

Они подходят к одному из лотков с легкими закусками, которые стоят прямо на пляже, с наступлением темноты ожившем прямо на глазах, и Санджай берет две порции бхел пури. Молодые люди перекусывают стоя, наблюдая за преображением Чоупатти. Колесо обозрения включает огни и начинает вращаться. Заклинатель змей привлекает зрителей, играя мелодию на флейте, а возле другого человека танцует обезьянка в костюмчике. Санджай приобнимает спутницу за плечи, и они идут мимо аттракционов. Возле колеса обозрения парень вопросительно смотрит на Ашу:

— Ну?

— Конечно, почему бы и нет?

Они забираются в шаткую кабинку. Колесо приходит в движение, Аша видит разбросанные повсюду огни, и весь Мумбай расстилается перед ней.

В самой верхней точке Санджай спрашивает:

— Тебе нравится Мумбай? Какое у тебя впечатление от первого путешествия сюда? Наверное, для девушки, которая родилась и выросла в Соединенных Штатах, тебе непривычно?

— На самом деле я родилась здесь, — отвечает Аша. Она понимает, что это ничего не меняет, но все же ей хочется рассказать всю историю.

— Правда? — Санджай заинтересован. — В Мумбай?

— Ну, если честно, этого не знаю. Родители взяли меня из мумбайского приюта. Я не знаю, где я родилась. И не знаю, кто мои… биологические родители, — говорит Аша и ждет реакции.

— А тебе любопытно узнать?

— Да… нет… не знаю…

Она отворачивается от проницательного взгляда молодого человека и смотрит вниз, на детей, катающихся на украшенных пони.

— Когда я была младше, мне было любопытно, потом я пыталась выбросить эти мысли из головы. Думала, это детская мечта, из которой я вырасту. Но теперь, оказавшись здесь, в Индии, я понимаю, что все вернулось снова. У меня столько вопросов! Как выглядит моя мать? Кто мой отец? Почему они отказались от меня? Вспоминают ли они обо мне?

Аша прерывает свою тираду, осознавая, что, возможно, оставит не лучшее впечатление.

— Но все-таки… — она встряхивает головой и переводит взгляд на украшенного ярко-розовыми цветочными гирляндами белого пони.

Санджай накрывает ладонь Аши своей.

— Я не думаю, что это по-детски. Мне кажется, это вполне естественное желание каждого из нас — знать о своем происхождении.

Аша молчит, ей кажется, что она и так сказала слишком много. Как только колесо останавливается, она одновременно расстраивается и радуется, что их разговор завершился сам собой.

— Хочешь, пойдем поужинаем? — спрашивает Санджай. — Тут есть места, где делают великолепную пиццу.

— Пиццу? — смеется Аша. — Ты думаешь, эта американская девица ест только пиццу?

— Ну нет, я просто… — Санджай, по всей видимости, впервые смутился.

— Куда бы ты пошел ужинать с друзьями? — спрашивает Аша. — Отведи меня туда.

— Ну хорошо. — Он останавливает такси на Марин-драйв. — Тогда что-нибудь по-настоящему индийское.

45

ОЧЕРЕДНАЯ ЛОЖЬ

Мумбай, Индия, 2004 год

Кришнан

Кришнан поправляет висящую на плече сумку, поворачивает к раздвижным стеклянным дверям и протискивается через последнюю преграду, отделяющую его от родного города. Он выходит на улицу, закрывает глаза и глубоко вдыхает мумбайский воздух. Все так, как он помнит. За металлическим ограждением он видит Ашу — по-западному одетую девушку, единственную в компании мужчин.

— Папа! — Аша машет отцу с тем же восторгом, как это бывало в детстве, когда она ждала его появления у входной двери.

— Привет, моя радость! — Он бросает сумку, чтобы обнять дочку.

— Здравствуй, дядя, — говорит молодой человек рядом с Ашей.

— Папа, ты помнишь Нимиша? Сына дяди Панкая?

— Да, конечно. Очень рад встрече, — говорит Кришнан, хотя помнит племянника весьма смутно. Тот знаком ему не более чем любой другой человек из толпы. Кришнан благодарен Аше за то, что она приехала в аэропорт встретить его и он не оказался один на один с Нимишем.

— Как ты долетел?

Аша берет отца под руку, и они идут к машине.

— Нормально. Только долго, — отвечает Кришнан.

За восемь лет, минувшие с его предыдущей поездки в Индию, кресла сделались меньше, а самолеты стали заполняться плотнее. Но предвкушение встречи с Ашей помогло ему перенести все тяготы полета.

На следующее утро после завтрака Аша предлагает:

— Пап, давай сегодня пообедаем не дома. Я хочу отвести тебя в одно место, где мне очень понравилось.

Кришнан улыбается дочери сквозь поднимающийся от чашки обжигающего чая пар. Такой вкусный чай бывает только в доме матери.

— Как это? Ты тут всего несколько месяцев, а уже стала знатоком моего родного города?

— Ну, может быть, еще не знатоком, но все же с тех пор, как ты был здесь в последний раз, многое изменилось. И я могу показать тебе парочку хороших мест.

Насчет перемен Аша права. По дороге из аэропорта Кришнана поразило, как изменился город. Там, где не было ничего, выросли целые кварталы новых многоквартирных домов, везде мелькали американские бренды: бутылки кока-колы, рестораны «Макдональдс» и рекламные щиты инвестиционного банка «Меррилл Линч». Благотворные последствия обновления были налицо. Впрочем, так же как и недостатки. Выглянув утром с балкона посмотреть на морской берег, Кришнан не смог разглядеть его за плотной дымкой выбрасываемых газов.