Булат Окуджава - Упраздненный театр
Рояль стоял, покрытый пылью. Рядом с фотографией Степана повесили новую ‑ бабушки Лизы. Пока Вася прикреплял ее к стене, все смотрели в разные стороны. "Генацвале... генацвале..." ‑ витал меж ними тихий бабушкин шепоток.
За какие‑то два года многое, оказывается, переменилось. Трехкомнатная квартира на Грибоедовской улице, где совсем недавно маленький Лаврентий в пенсне пугал собравшихся своими охранниками и выкрикивал Ашхен хмельные комплименты, эта квартира перешла во владение тети Сильвии, и они с Люлюшкой покинули Лермонтовскую. Однако как‑то неисповедимо для Ванванча исчез Вартан Мунтиков, а вместо него возник тридцатилетний высокий, улыбчи‑вый Николай Иванович Попов, преуспевающий бухгалтер‑экономист из какого‑то там треста. Он обожал тетю Сильвию, которая была старше его на целых одиннадцать лет, говорил с ней с придыханием, широко распахивая большие карие глаза, и поддакивал, и во всем с нею соглашался, и с радостью, смачно целовал ее белую пухлую руку под одобрительный смех Люлюшки.
Сначала Ванванч, верный своей давней приязни к мягкому привычному Вартану, никак не мог приспособиться к новому лицу, но обаяние молодого мужчины было столь велико и внезапно, что нельзя было им пренебречь. "А он кто?" ‑ спросил Ванванч у Люлюшки шепотом. "Он муж, мамин муж, новый мамин муж, ‑ рассмеялась Люлюшка, ‑ мамин раб и слуга... Посмотри на него!.." "А Вартан?" ‑ "Ээээ, Вартан, ‑ сказала Люлюшка, кривясь, ‑ Вартан тоже был добрый и послушный, но глупый, понимаешь? ‑ И она продолжила шепотом: ‑ Он привез сюда однажды своего приятеля, бедняжка, на свою голову, представляешь? И мама в него влюбилась, и он влюбился в маму..." ‑ "А потом??!" ‑ "А потом Вартан заплакал, собрал свои вещи, и Рафик увез его куда‑то на своей машине..." Ванванч вздохнул. Еще одна страница учебника жизни была перелистана...
А впереди вновь замаячил Урал. Мама была сосредоточенна и мрачна. "Ашхен, ‑ сказала Сильвия, ‑ ну, хорошо, ‑ враги, шпионы, троцкисты ‑ но ведь что‑то в этом неправдоподобное, а?.." ‑ "Что ты, Сильвия, что ты, прошелестела Ашхен, ‑ это наша реальная жизнь. Мы должны все это выдержать ‑ иначе нас раздавят..." При этом она, как обычно, смотрела в окно на белое здание консерватории и поморщилась, когда из распахнутого консерваторского окна донеслись громоподобные гаммы меццо‑сопрано, а потом, когда этот же голос проревел на всю узкую улицу: "У любви как у пташки крылья..." ‑ стало просто невыносимо.
"Шпионы‑шампиньоны..." ‑ засмеялся Николай Иванович и долил сестрам вина в бокалы. "Николай! ‑ прикрикнула Сильвия капризно. ‑ Ты что, не видишь, что творится кругом?!." ‑ "А что такое?.. Что, Сильва?.." ‑ "Ты что, ничего не понимаешь?" ‑ крикнула она и кивнула в сторону Ашхен. ‑ "Ну хорошо, успокойся, дорогая, ‑ выдавил он испуганно, ‑ ну, сидим и веселимся..."
Потом он отправился за женой на кухню, и она сказала ему зловещим шепотом: "Ты разве не понимаешь, что она сумасшедшая? А? Ты забудь, что ты Бозарджанц... Навсегда забудь... Кончилось... Все. Этого уже не будет. Никогда... Помалкивай и получай свою зарплату... Все. Ты понял?" ‑ И вдруг рассмеялась, да так громко, так беспечно, словно почувствовала за спиной тень Ашхен. "Понял", ‑ сказал он облегченно.
Он не любил и боялся многозначительных речей. И тут вошла Ашхен, оглядела их и спросила: "Ну‑с, что вы обсуждаете?" Сильвия щелкнула мужа по носу. "Учу этого легкомысленного юнца, чтобы не забывал о вражеском окружении". Николай Иванович хохотнул. "Ах, ах, ах", ‑ попыталась пошутить Ашхен. Но шутить она не умела. Она смотрела в окно и не видела глаз Сильвии, наполненных страхом, и она сказала себе самой с упрямством школьницы: "Ошибки, конечно, бывают... Люди иногда ошибаются, но партия никогда..." ‑ "Урра!" ‑ крикнул Николай Иванович. "Николай, ‑ строго проговорила Сильвия, ‑ какой ты все‑таки шалопай!.."
Они вернулись к столу, чтобы завершить прощальную трапезу. Николай Иванович долил вина в бокалы. Чокнулись за счастливый отъезд. Сильвия пригубила и поцеловала сестру в щеку. Ашхен думала о последнем письме Шалико и вся была на Урале, ибо выяснилось, то есть возникло подозрение, что Балясин и Тамаркин, кажется, ведут двойную игру!.. "Кто они такие?" спросила Сильвия, покусывая губы. "Ах, Сильвия, ‑ сказала Ашхен, ‑ лучше не говорить об этом... Это, конечно, недоразумение. Они хорошие специалисты, а уж большевики... и все было хорошо, но у Балясина некоторая склонность к комфорту... такая буржуазная склонность, и он стал главным, и, видимо, немного закружилась голова... я не знаю, как тебе объяснить... ну, не удержался... Я всегда говорила, что нельзя совместить преданность пролетариату и буржуазность, пролетарское и буржуазное... А Тамаркин блестящий специалист, но интеллигентик, понимаешь? Мягкий, дряблый... не пролетариат... с ним можно делать что хочешь, и вот, видимо, что‑то такое... чего‑то не понял... В общем, ужасно, ужасно..."
И тут она запнулась. Сильвия посмотрела на нее с печалью. Ашхен подумала об Изочке и пожала плечами. "Какой пролетариат?.. ‑ спросила Сильвия. ‑ Ну, какой? Какой?.." Ашхен думала, что в Изочке‑то, в этой хрупкой, умной, насмешливой, нет ничего пролетарского. А что в ней буржуазного?.. Начиналась обычная мешанина последнего времени. "Что‑то ты говоришь какую‑то несуразицу", ‑ сказала Сильвия. "Пролетарское, ‑ упрямо процедила Ашхен, ‑ про‑ле‑тар‑ско‑е..." ‑ и посмотрела на сестру свысока. "Да, да,‑ сказала Сильвия послушно, ‑ я понимаю". ‑ "А я не понимаю!.." подумала Ашхен, негодуя на чертов туман, и вспомнила, как схлестнулись однажды Шалико и Иза по поводу какого‑то Гаврилова. "Странно,‑ сказала хрупкая москвичка, ‑ обожаешь народ, а бьешь Гаврилова... Он что, не народ?.." ‑ "Он не народ, ‑ сказал Шалико, ‑ он сволочь..." ‑ "Интересно, засмеялась Изольда, ‑ как ты это определяешь?.." ‑ "Это же так просто, рассмеялся он снисходительно, ‑ кто не с нами ‑ тот против нас, а? Что, Изочка?.." Она демонстративно ахнула: "Как примитивно. Боже!.." А он засвистел что‑то знакомое.
В день отъезда Люлюшка повела Ванванча погулять по Тифлису. Они поднимались по улочкам, ведущим к станции фуникулера, и там, на одной из этих улочек, остановились перед высоким красивым зданием с громадными окнами. "А ты знаешь, что это за дом?" ‑ спросила Люлюшка тихо. Он не знал. "Это бывший дом одного миллионера, ‑ у него была фабрика, а здесь он жил со своей семьей... Его фамилия была Бозарджанц". ‑ Последние слова она произнесла таким шепотом, что Ванванч вздрогнул. Смутно вспомнилось, как кто‑то произносил эту фамилию. Люлюшка смотрела на него с загадочной многозначительной усмешкой. "Ну и что?" ‑ спросил он с нетерпением. И тут, сделав большие глаза, она ошарашила его: "Этот Бозарджанц был отцом Николая Ивановича!.." ‑ "Так ведь он Попов!.." ‑ чуть не крикнул Ванванч. "Тсс, прошептала она, озираясь, ‑ он ушел от отца мальчишкой, ну, юнцом... Он не хотел быть сыном буржуя..."
