Захар Прилепин - «Лимонка» в тюрьму (сборник)
Начинается всё с карантина. Там администрация старается выделить людей, склонных к стукачеству, и настолько активно их поощряет, что они бегут закладывать сотоварищей, буквально ставя друг другу подножки, кто быстрее успеет! Большинство из них потом имеют от администрации поблажки. Они могут получать дополнительные посылки, в первую очередь попадают под амнистию, переходят на условно-досрочное освобождение или поселение. Для меня всегда в жизни существовало понятие «честь», поэтому таких я за людей не считаю. Именно такие становились во время войны полицаями. В лагерях их уже давно называют «суками».
В карантине с самого начала стараются «сломать» человека. Избиения – обычное дело. Находятся несколько бугаёв-«активистов». С ведома и при поощрении администрации они избивают зэков, отказывающихся, например, выходить с метёлкой на уборку территории. Одному парню в первый же день выбили зубы.
Внутри любой зоны существуют свои законы, которых никогда не истребит даже самая жестокая администрация. О каждом из вновь прибывших мгновенно становится известно абсолютно всё: есть «внутреннее радио», сообщающее и о его «послужном списке», и об образе жизни, и даже сведения о семье. Поэтому, какие бы «песни» ни пел новосёл, обмануть сидящий народ невозможно.
Раньше насильников на зоне «опускали», переводя в разряд «обиженных» («опущенных», «петухов» и пр.). А сейчас многие из тех, кто попадает на зону по этой статье, абсолютно невиновны. Просто мамаши разгульных малолеток, узнав о «грехах» дочек, подают в суд. Немало и настоящих насильников, большинство из которых стремится попасть в актив и с которыми администрация поддерживает тёплые отношения. Но не об этом речь.
Закон не делит осуждённых на «опущенных», мужиков, воров и т. д. Но внутренние законы существуют давным-давно, и с ними нельзя не считаться. Заместитель начальника колонии сознательно дважды провоцировал нас, назначая на должность «баландёра», раздающего пайку, именно «опущенного». Любой на зоне знает, что взять хлеб из таких рук – «в падлу». По этому поводу у нас с администрацией и случился главный конфликт. Мы просто объявили голодовку, которая, правда, достаточно быстро закончилась, потому что в первый раз «хозяин» распорядился снять «опущенного» с раздачи.
Зато во второй раз конфликт затянулся. Мы не раз предупреждали администрацию, что новый «баландёр» постоянно «крысятничает», то есть ворует у нас и без того скудную пайку. Поскольку замначальника никак на это не отреагировал, мы пошли на крайние меры: опять объявили голодовку.
Этот шаг повлёк за собой жёсткие репрессии со стороны администрации. Ко всем взбунтовавшимся был применён приём «маски-шоу». Человек 50 из охраны и контролёров, работающих в зоне, в полной амуниции и при собаках, выстроились по двум сторонам в коридор, по которому прогоняли из барака «голодающих». При этом постоянно кричали: «Бегом!» Бежал ты или нет, всё равно били всех и всем – дубинами и ногами. После избиения посадили всю группу на плацу на корточки, «руки за голову, смотреть вниз», и избиение продолжалось.
Собаки тоже без работы не остались: тебя толкают ногой и дают псу команду «фас!», по которой он начинает рвать на тебе одежду и всё, что попадётся «под зубы». Я лично видел у одного сотоварища прокушенную руку. Впрочем, и толкать-то особой нужды не было, потому что через 20 минут сидения, да ещё на морозе, многие падают сами. А нас продержали так полтора часа! Обратно в барак заводили таким же способом – через дубинки. Когда я потом снял рубашку, увидел в зеркале вместо спины два синих горба. Но я ещё получил по-божески, многим досталось покруче. Несколько человек перед побоищем, не видя другой возможности обратить внимание властей на беспредел, «вскрылись», то есть перерезали себе вены. Мой лучший друг в знак протеста порезал себе горло. Вызванный врач тут же при нас в полутёмном бараке без всякого обезболивания принялся зашивать рану. Делал это так, как будто он зашивает штаны. Мы воспротивились такому отношению к человеку, и он свою «штопку» не завершил. Только через час друга отвели в санчасть, где поставили на горло железные скобы. После этих событий любой зэк, пришедший на медосмотр к начальнику медсанчасти со следами побоев или с собачьими укусами, получал ответ типа: «Да у тебя же просто бытовой синяк».
Санчасть в Бельгопе – отдельный разговор. Где вы в медицинском учреждении встретите на дверях такую табличку: «Заходи тихо, проси мало, уходи быстро»?
В Бельгопе создан специальный шестой отряд, где содержатся только больные туберкулёзом, причём многие из них харкают кровью, то есть имеют открытую форму. По документам они числятся больными на начальной стадии. Но после того, как кто-нибудь из них посидит в спецкамере для туберкулёзников, в то же помещение селят здоровых людей, не проведя даже элементарной дезинфекции. Да и этапников, только что прибывших в зону, частенько помещают в туберкулёзные камеры.
Ещё один момент. Человек хочет курить. Он курит уже двадцать лет, но ни денег, ни сигарет у него в данный момент нет. Обыкновенное человеческое сочувствие – дать ему хотя бы пачку в долг – расценивается администрацией как «отчуждение собственности», что автоматически влечёт за собой наказание.
Кроме этого, на зоне официально и откровенно грабят людей (вернее, их родственников, обычно престарелых родителей). Делается это на вполне законных основаниях. Всё просто: если человек сидит в «строгом бараке», он не имеет права на общение с внешним миром, а деньги, которые ему присылает семья, поступают на его «личный счёт». С этого счёта и берётся некий «штраф», которому подвергается нарушивший правила содержания. Зато отовариться в ларьке он на эти деньги права не имеет – только на те, что он заработал именно в зоне.
Когда при задержании человека составляется акт об изъятии личных вещей, часто делается хитрость. О золотой цепочке пишут: «Цепочка из жёлтого металла». То же происходит с одеждой. Кожаная куртка, обувь, записанные в акт, пропадают, а вместо них дают старьё, которое надеть стыдно. Мотивируется это тем, что вещи потеряли вид во время хранения, например, «их крысы прогрызли». Часто выдаётся акт об уничтожении «попорченных вещей».
Контролёрами в зоне работают в основном контрактники. Многие из них, побывав в шкуре безработного, приходят в обносках, но уже через пару дней щеголяют в кожанках, джинсах и стильных башмаках. Нетрудно догадаться, откуда это. Администрация им таких подъёмных не даёт.
Человек, попавший в зону, если видит, что есть на свете и закон, и порядок, если чувствует человеческое к себе отношение, он сам начинает относиться к государству, в котором живёт, с уважением. Но такая зона, как в Бельгопе, начисто лишит чувства патриотизма любого «радикала»! Я понял одно: в этом «исправительном» учреждении администрация имеет одну конкретную цель: унизить и растоптать человека . Бельгоп – это школа для преступников.
