Наталья Нестерова - Двое, не считая призраков
— Антон… — ББГ заглянул в бумажку, — Антон Ильич! Позвольте вам сделать предложение?
— Воля ваша.
— Как у вас, кстати, с иностранными языками?
— Сносно.
— Придется подучить. Итак. Речь идет об инсайдерской информации. Вы регистрируетесь на крупнейших мировых биржах. Вам сливают инсайдерскую информацию… Знаете, что это такое? Секретные сведения о внутренних изменениях в крупных компаниях. Мелочовку не берем. В упрощенном виде: вы узнаете о предстоящем поглощении фирмы «А» компанией «Б», я даю вам деньги, вы покупаете дешевые акции компании «Б», которые вскорости резко взлетят в цене. В натуре все выглядит немного сложнее. Сначала мы должны пустить в оборот мусорные, высокодоходные облигации и быстро их продать…
— Звучит как роман Драйзера «Финансист».
— Не читал. Но могу сказать: через месяц на вашем банковском счете будет десяток миллионов долларов, через год сотни миллионов. Как перспектива?
— Завораживает.
— Что и требовалось доказать!
— Одно маленькое замечание. Откуда я буду брать инсайдерскую информацию?
— Да от мертвых! Они к вам в очередь выстроятся!
— Борис Борисович! Мы снова вернулись к хиромантии. Повторяю: я к ней не имею ни малейшего отношения! Кстати, вы в курсе, что весь главный… офис, — Антон проговорил с заминкой, чтобы случайно «офис» не назвать «пенисом», — проверяют на СПИД?
Антон только хотел увести разговор в сторону, но Борис причину его заминки отлично понял и гневно вспыхнул. Тут, как назло, ожил интерком и голосом секретаря сообщал:
— Борис Борисович! Главный врач просит срочно соединить с вами.
Его дочь, Катю, наблюдали исключительно академики от медицины, педиатрии. Основной их задачей было следить, чтобы у девочки всегда был гемоглобин в норме. В этот момент Борис подумал именно о Кате и нажал кнопку.
— По вашему распоряжению, — голос главврача вибрировал от чинопочтительного волнения, — мы провели экспресс-анализы на ВИЧ-инфицированных, уже обнаружилось двое, в департаменте внешних связей и в кадровом управлении, оба мужчины.
Борис в досаде стукнул по кнопке кулаком, отключая доктора.
— Строго говоря, — задумчиво произнес Антон, — отечественная статистика показывает: могут заразить СПИДом в роддоме, а также в группе риска наркоманы и педики. О! Простите, Борис Борисович! Ничего личного!
Сначала он намекнул ему на короткий пенис! Советовал подлечиться в дурдоме! Потом обозвал педиком! Отказался от фантастических денег! Лицо у Бориса налилось кровью. Если бы он видел себя в эту минуту в зеркале, то вспомнил бы давнюю сцену, такое же апоплексически красное лицо начальника строительного управления, к которому пришел наниматься заместителем. Но Борис не помнил тех, кого подмял и уничтожил.
— Пошел вон! Щенок! — заорал Борис.
Антон встал, застегнул пиджак (на одну пуговицу, вторая у денди всегда расстегнута).
— Позвольте откланяться! — издевательски-шутливо склонил голову.
В спину ему неслись ругательства, незамысловатые и грубые.
* * *Можно испытывать кураж, захмелеть, получив большие деньги. А можно испытать то же самое, отказавшись от них. Именно последнее удовольствие Антон сейчас и переживал. Он любил деньги, чего лукавить. И воспитавшие его родители почтительно относились к заработной плате. Но они пришли бы в страшное смятение, свались им в руки десятки миллионов. По давней традиции русские интеллигенты стыдились богатства. Сидеть на мешке золота, когда где-то умирают от голода дети, некультурно. О голодающих детях Африки Антон, конечно, не думал и от прибавки к жалованью не отказался бы. И с головной болью — лишними миллионами — как-нибудь справился. Но плата за богатство была недопустимой. Он точно знал — признайся он в необычных способностях, и жизнь его резко изменится. Захочется ли в новых обстоятельствах тех благ, что даруют деньги? Не уверен! Уже сейчас может сказать: никакой золотой дождь не окупит ночи, проведенной с девушкой-покойницей. А если они к нему пачками начнут ходить и пристраиваться под бок «просто полежать рядом»? Упаси господи!
Антон вернулся на рабочее место, включил компьютер и запустил нужные программы. Каждую минуту он ожидал сообщения об увольнении. Мысленно уговаривал себя: «Мальчик! Ты все сделал правильно. За исключением того, что не поставил крепкий пароль на доступ к файлам. Это мы сейчас исправим. Выгонят меня без выходного пособия или с оным?» Отказавшись от миллионов, Антон беспокоился о двух тысячах. До конца рабочего дня приказа о его увольнении так и не появилось.
* * *Первым желанием Бориса, когда за Скробовым закрылась дверь, было отдать приказ на ликвидацию. Но что-то внутри протестовало. Убить Скробова означало признать свой проигрыш, причем на площадке, на которой только они двое могли играть. В том, что Скробов одного с ним поля ягода, Борис уже не сомневался. Скробов изображал удивление вопросами, но изображал театрально, отрепетированно. Он был заранее готов, просчитал ситуацию и собственную реакцию. С легкостью отказался от больших денег. Так бывает лишь в тех случаях, когда цена мала:
человек либо имеет столько же, либо еще больше собирается получить без посредников.
За многие годы Борис впервые встретил человека, который вызвал у него интерес, зацепил за живое. Если он не сломает Скробова через колено, то не будет себя уважать. Пусть живет. Скоро сам приползет, на карачках!
Антон и не подозревал, что обязан жизнью уязвленному самолюбию ББГ.
Затренькал сотовый телефон, номер которого знали только дочь и Алла.
— Папка! — радостно вопила Катя. — Спасибо! Я тебя обожаю! Я так счастлива!
— Ты где? — Борис улыбнулся.
— На конюшне. Тут Салли! Папочка, спасибо!
Борис выкупил любимую лошадь дочери из швейцарского пансиона. За кобылу заломили цену, как за конезавод. Катя скучала по лошадке, Катя получила лошадку. Дочь была единственным человеком, объектом, статьей расходов, на которую Борис не жалел денег и тратил их с размахом. Ему нравилось делать ей сюрпризы. Сейчас лошадь, потом дворец в Подмосковье на день рождения. В следующем году — дворец французский, потом британский, а потом… надо будет еще где-нибудь ей поместье отгрохать.
Катя поделилась своими планами: вымыть Салли, убрать в сеннике и, если тренер разрешит, покататься. Дочь трещала без умолку. Без нескольких дней восемнадцатилетняя девушка, прекрасно образованная, начитанная, спортивная, Катя оставалась, в сущности, ребенком.
— Алла с тобой? — спросил Борис.
— Конечно.
— Ну, играй!
— Папа! Я еще хотела тебя попросить…
