Тони Моррисон - Возлюбленная
– А хозяева молока не хватятся?
– Нет, – успокоила ее Джани. – Ешьте на здоровье, это все наше.
– Здесь еще кто-нибудь из прислуги живет?
– Только я. Есть еще мистер Вудраф, он всю работу на дворе делает. Но он только раза два-три в неделю приходит.
– Значит, вас только двое?
– Да, мэм. Я и готовлю, и стираю.
– Может, кто из твоих знакомых знает, где по хозяйству помощь требуется?
– Я, конечно, спрошу, но я точно знаю, что на бойне женщины всегда нужны.
– А что там делать нужно?
– Не знаю.
– Да небось уж что-нибудь такое, что мужчинам не по вкусу.
– Моя двоюродная сестра говорит, что с собой можно прихватить сколько угодно мяса, да еще платят двадцать пять центов в час. Она там копченую колбасу делает.
Бэби Сагз шлепнула себя по макушке. Деньги! Неужели деньги? Неужели ей каждый день будут платить деньги? Настоящие деньги?
– Где ж эта бойня находится? – спросила она. Но Джани ответить не успела: в кухню вошли Бодуины и за ними сияющий мистер Гарнер. Сразу было ясно, что это брат и сестра; оба в сером, у обоих молодые лица, хотя волосы совершенно седые.
– Ты покормила ее, Джани? – спросил мистер Бодуин.
– Да, сэр.
– Сиди, сиди, Дженни, – сказала его сестра, и Бэби сразу почувствовала облегчение.
Когда они спросили, что она умеет делать, то, вместо того чтобы перечислить добрую сотню разных своих умений, она задала вопрос о работе на бойне. Нет, для этого она слишком стара, сказали они.
– Да она отличный сапожник, лучше не сыскать! – сообщил мистер Гарнер.
– Сапожник? – Мисс Бодуин изумленно подняла густые темные брови. – Кто же тебя такому ремеслу научил?
– Да так, один раб, – сказала Бэби Сагз.
– Ты и новые башмаки шьешь или только старые чинишь?
– Новые, старые – что угодно.
– Отлично, – сказал мистер Бодуин, – это уже неплохо. Но тебе, пожалуй, денег побольше понадобится.
– А в стирку ты брать не хочешь? – спросила мисс Бодуин.
– Хочу, мэм.
– Два цента за фунт.
– Хорошо, мэм. А где брать-то? -Что?
– Вы сказали «брать в стирку». Так где, где брать-то? И где стирать?
– О, господи, Дженни! Послушай-ка внимательно, – сказал мистер Гарнер. – Эти два ангела отдают тебе целый дом. Их собственный, недалеко отсюда.
Дом принадлежал еще их деду с бабкой, а потом все семейство переехало в город. Бодуины сдавали его в аренду целой ораве негров, которые сейчас из штата Огайо уехали. Для одной Дженни это, конечно, слишком большой дом, сказали брат и сестра (две комнаты наверху, две внизу), но это самое лучшее да, пожалуй, и единственное, что они могут для нее сделать. За это она будет немного стирать для них и гладить, а также содержать дом в порядке и следить за ним – убирать и тому подобное (ах да, еще чинить обувь). Но, разумеется, она должна будет соблюдать чистоту. Та последняя семья негров, что жила там, чистоплотностью, прямо сказать, не отличалась. Бэби Сагз согласилась со всеми этими условиями, чуточку жалея лишь о том, что упускает денежки, которые могла бы заработать на бойне, но заранее радуясь дому с двумя этажами – пусть она и забраться-то по лестнице не сможет. Мистер Гарнер еще сообщил Бодуинам, что Бэби отлично готовит, не хуже, чем обувь шьет, и в доказательство продемонстрировал свой животик и башмаки. Все рассмеялись.
– Если тебе что-нибудь понадобится, дай нам знать, – сказала мисс Бодуин.
– Мы не сторонники рабства, даже такого, как у Гарнера.
– Нет, ты скажи им, Дженни! Ты где-нибудь жила лучше, чем у меня?
– Нет, сэр, – сказала она. – Лучше – нигде.
– И сколько ты прожила в Милом Доме?
– Лет десять, должно.
– Голодом я тебя морил?
– Нет, сэр.
– А холодом?
– Нет, сэр.
– Кто-нибудь хоть раз руку на тебя поднял?
– Нет, сэр.
– И ведь я позволил Халле выкупить тебя? Да или нет?
– Да, сэр, конечно, – сказала она и подумала: но ты получил взамен жизнь моего мальчика, а я всего лишь старая развалина. И ты будешь продолжать сдавать его внаем, чтобы он выплачивал тебе свой долг, даже когда я сама к праотцам отправлюсь.
Ну хорошо, сказали они, Вудраф непременно отвезет ее куда нужно, и все трое исчезли за кухонной дверью.
– Пора мне ужин готовить, – сказала Джани.
– Я помогу, – сказала Бэби Сагз. – Ты еще слишком мала, чтобы до плиты дотянуться.
Было уже темно, когда Вудраф щелкнул кнутом, трогая лошадь. Это был молодой еще человек с густой бородой и шрамом от ожога на подбородке, который не могла скрыть даже борода.
– Ты здесь родился? – спросила его Бэби Сагз.
– Нет, мэм. В Виргинии. Здесь я всего года два.
– Понятно.
– Ты в очень хорошем доме жить будешь. Большом. Там когда-то наш священник с семьей жил. Восемнадцать детей.
– Господи помилуй! И куда же они уехали?
– Переехали в Иллинойс. Епископ Аллен дал ему приход. Большой.
– А здесь какие церкви есть? Я за десять лет ни в одной не была.
– Это как же получилось?
– Да просто ни одной рядом не было. Там-то, где я жила до того, было хуже не придумаешь, зато я каждое воскресенье в церковь выбиралась. Господь, верно, уж и думать обо мне забыл.
– А вы сходите к преподобному отцу Пайку, мэм. Он вас и прихожанам представит.
– Ну, для такого дела он мне не нужен. Я с людьми и сама познакомиться могу. А вот детям моим представить меня как раз преподобный отец и должен. Он ведь небось читать да писать умеет?
– Конечно.
– Это хорошо. Строчить придется много, чтобы найти их следы.
Однако результаты их поисков были столь ничтожны, что Бэби сама отказалась от своей затеи. Целых два года священник слал написанные им письма по указанным ею адресам; целых два года она стирала, шила, делала заготовки на зиму, сапожничала, возилась в огороде и сидела на службах в церкви, однако ей удалось узнать лишь, что усадьбу Уитлоу продал, а писать человеку по фамилии Данн не имеет смысла, если тебе известно только то, что он уехал «куда-то на Запад». Впрочем, были и хорошие новости: Халле женился и готовился стать отцом. Она сосредоточилась на этих вестях, на своих молитвах и проповедях на Поляне, решив раз и навсегда, куда ей направить свое сердце, биение которого она вдруг ощутила, оказавшись на другом берегу реки Огайо. И задуманное воплотилось на редкость удачно, и все шло хорошо, пока она не возгордилась и не позволила себе потерять рассудок при виде своей невестки и детишек Халле – один из которых родился в дороге – и не устроила это пиршество с ежевикой, перед которым поблекли даже рождественские праздники. И вот теперь она стояла в огороде над грядкой, ощущая запах соседского неодобрения и чувствуя, как издали наползает что-то темное и страшное, а перед глазами маячили те высокие сапоги с ушками, которые она терпеть не могла. Ненавидела!
