Кадзуо Исигуро - Погребённый великан
По крайней мере, выбравшись наружу в утреннюю прохладу, Эдвин сделал всё, что было в его силах. Он бегом преодолел весь путь наверх обратно к монастырю, замедляя шаг только на самых крутых участках склона. Когда Эдвин пробирался сквозь чащу, ему порой казалось, что он заблудился, но потом лес поредел, и на фоне бледного неба возник силуэт монастыря. И он стал карабкаться дальше, пока не оказался перед главными воротами, запыхавшийся и с болью в ногах.
Дверца рядом с главными воротами оказалась незапертой, и ему удалось собраться с духом и проскользнуть внутрь с воровской осторожностью. Эдвин заметил дым, ещё только приближаясь к монастырю, но теперь у него защекотало в груди, и он с трудом удержался, чтобы не зайтись громким кашлем. Теперь Эдвину стало окончательно ясно, что толкать телегу с сеном уже слишком поздно, и почувствовал, как внутри разверзлась пустота. Но он решил покуда не давать волю чувствам и двинулся дальше.
Поначалу Эдвину не встретилось ни монахов, ни солдат. Но, проходя вдоль высокой стены — с низко опущенной головой, чтобы его не заметили из какого-нибудь дальнего окна, — он увидел внизу солдатских лошадей, сбившихся в кучу в маленьком дворике у главных ворот. Окружённые со всех сторон высокими стенами животные, до сих пор осёдланные, встревоженно кружили, хотя места, чтобы делать это, не сталкиваясь, у них практически не было. Когда Эдвин подошёл к монастырским кельям, откуда другой мальчик его возраста мог бы стремглав броситься на главный двор, ему хватило самообладания воскресить в памяти расположение построек и пойти в обход, припомнив, насколько возможно, окольные пути. Даже добравшись до цели, он спрятался за каменной колонной и осторожно огляделся.
Главный двор было трудно узнать. Три фигуры в рясах устало махали мётлами, и, пока Эдвин наблюдал, к ним добавилась четвёртая — с ведром — и окатила булыжники водой, распугав зазевавшихся ворон. Двор был местами присыпан сеном и песком, и взгляд мальчика остановился на лежавших на земле телах, прикрытых мешковиной, — он догадался, что это трупы. Над двором довлел силуэт старой каменной башни, где, как было известно Эдвину, недавно держал оборону Вистан, но и она изменилась: во многих местах обуглилась и почернела, особенно вокруг арочного входа и узких окон. Ему показалось, что башня словно скукожилась. Вытянув шею, Эдвин выглянул из-за колонны, чтобы разглядеть, кровью или водой были полны лужи вокруг прикрытых тел, и тут ему в плечи впились чьи-то костлявые пальцы.
Эдвин резко обернулся и встретился взглядом с отцом Нинианом, монахом-молчуном. Вместо того чтобы вскрикнуть, он указал рукой на трупы и тихо спросил: «Мой брат-сакс, мастер Вистан, там?»
Молчаливый монах явно понял вопрос и выразительно замотал головой. Однако, знакомым жестом подняв палец к губам, с предостережением в упор посмотрел на Эдвина. Потом, украдкой оглядевшись по сторонам, Ниниан утащил мальчика со двора.
— Воин, скажите, — спрашивал накануне Эдвин у Вистана, — сюда правда придут солдаты? Кто им подскажет, где нас искать? Ведь монахи считают нас просто туповатыми пастухами.
— Кто знает, мальчик. Может быть, нас отпустят с миром. Но, сдаётся мне, кое-кто может выдать наше присутствие здесь, и не исключено, что славный Бреннус уже отдаёт нужный приказ. Проверяй как можно лучше, мой юный товарищ. Бритты часто вкладывают внутрь копны доски. Нам же нужно, чтобы здесь было только сено, до самого дна.
Они с Вистаном находились в амбаре за старой башней. Отложив на время колку дров, воин вдруг решил спешно нагрузить шаткую телегу сеном, хранившимся в глубине амбара. Когда они приступили к делу, от Эдвина требовалось залезать на копны и через равномерные промежутки тыкать в них длинной палкой. Воин внимательно наблюдал снизу, иногда заставляя его пройтись по некоторым копнам ещё раз, а в определённых местах — сунуть поглубже внутрь ногу.
— Святые отцы грешат рассеянностью, — пояснил Вистан. — Они запросто могли забыть в сене пику или вилы. Если так, то мы сделаем доброе дело, если достанем их оттуда, ведь с инструментами здесь небогато.
Хотя воин до сих пор ни разу не намекнул, зачем ему понадобилось сено, Эдвин сразу понял, что им предстоит сражение, поэтому, послушно наваливая копны на телегу, спросил про солдат.
— Кто же нас предаст, воин? Монахи ничего не подозревают. Они так заняты праведными спорами, что даже не смотрят в нашу сторону.
— Может, оно и так, мальчик. Но там тоже проверь. Вон там.
— Но не могут же нас предать старики, муж с женой? Они для этого слишком глупы и честны.
— Хотя они и бритты, предательства с их стороны я не опасаюсь. Но если ты считаешь их глупыми, то ошибаешься, мальчик. Взять хоть мастера Акселя, он необычайно глубокомысленный человек.
— Воин, зачем мы идём вместе с ними? Они задерживают нас на каждом повороте.
— Задерживают, верно, и скоро мы с ними расстанемся. Но сегодня утром, когда мы отправились в путь, мне захотелось провести время в обществе мастера Акселя. И оно мне ещё не наскучило. Я же сказал, он — глубокомысленный человек. У нас с ним ещё осталось что обсудить. Теперь же давай целиком посвятим себя тому делу, каким сейчас занимаемся. Нужно надёжно и равномерно загрузить телегу. Одним сеном. Чтобы в нём не попадалось ни деревяшек, ни железяк. Видишь, мальчик, как я от тебя завишу?
Но Эдвин его подвёл. Как он мог так долго проспать? Он допустил ошибку, что вообще лёг. Нужно было просто сесть в углу и дремать вполглаза, как сделал сам Вистан, чтобы при малейшем шуме вскочить на ноги. Вместо этого он, точно дитя малое, выпил чашку молока, которую дала ему старуха, и забылся глубоким сном в своём углу кельи.
Видел ли Эдвин сны, в которых его звала настоящая мать? Вероятно, именно поэтому он и проспал так долго. И почему, когда монах-калека затряс его, чтобы разбудить, вместо того чтобы броситься к воину, он спустился за остальными в тот длинный, странный тоннель, словно так и не вынырнул из глубин сна.
Это точно был голос матери, тот же самый, который звал его тогда в амбаре. «Найди для меня силы, Эдвин. Найди силы, приди и спаси меня. Приди и спаси меня. Приди и спаси меня». В голосе слышалась настойчивость, которой вчера утром ещё не было. Более того: стоя перед распахнутым люком и глядя на ведущие в темноту ступени, Эдвин почувствовал, как что-то тянет его туда с такой силой, что у него закружилась голова и его чуть не вырвало.
Молодой монах придержал палкой ветки терновника, давая Эдвину пройти вперёд. Он наконец заговорил, хотя по-прежнему вполголоса:
— Мы срезали путь. Скоро увидим крышу дома бочара.
