Джессика Адамс - E-mail: белая@одинокая
Но квартира Билла была почти пуста, только горстка пыли и метла в углу. Рабочие сказали, что все вещи отправятся на склад.
— Будут храниться там, пока хозяин не надумает забрать, — пропыхтел один из рабочих, поднимая единственное кресло Билла.
— Он не сказал, куда уезжает?
— Звоните в вашу жилищную контору.
И я позвонила, но там ничего не знали. Как я и предвидела. Наверное, Билл готовился к бегству несколько недель. С тех пор как Пьер Дюбуа отправил Техноботанику письмо и выяснил, что ее больше не существует.
Глава тридцать третья
Джоди ушла к кому-то из друзей, и проектор для меня включила Диди. Она вообще может быть очень милой, когда не превращается в двуглавого киномонстра Джоди-с-Диди.
— Воды не хочешь? Или еще чего-нибудь?
— Да нет, спасибо.
— Хилари сказала, что ты перебираешься к ней.
— Уже нет. Билл уехал… — Я состроила гримасу.
Я улеглась животом на пол, пока Диди вешала экран.
— Чувствую себя прямо по-королевски, — сообщила я ей.
— Почему?
— Личный кинозал. Как у королевы-матери.
Диди не поняла. И ладно. Казалось, прошла целая вечность, но наконец все готово.
— Только, знаешь, мне придется торчать здесь, — сказала Диди. — У проектора. Так что получится не совсем личное. — Она закусила губу. — Извини.
— Ничего.
— Ага.
Пока пленка перематывалась, напряжение стало невыносимым. Но вот и Билл: в парке, залитом солнцем, в неизменной красной футболке, прядь волос, как всегда, падает на глаза. Даже маленький шрам на подбородке заметен.
Не знаю, что там вытворяла Диди с камерой. Целую минуту на пленке раскачивалось небо, потом мимо объектива стремительно пронеслось дерево. Наконец камера нацелилась точно на Билла, вернее, на его голову и плечи. Пару раз он судорожно сглотнул, и наконец вступила Джоди:
— Что такое любовь? Это одно и то же для мужчин и для женщин? Пауза. Долгая пауза.
— Э-э… Извини, — произнес Билл в конце концов. — Я не уверен… Подумать надо. Экран вдруг стал черным.
— Тут мы выключили камеру, — сообщила Диди.
— И что потом случилось?
— Джоди увела его в кусты, и они выкурили косячок.
— Шутишь?
— Знаешь, сработало.
— Серьезно?
— Он после этого стал совсем как ягненочек.
— Но ведь это же документальный фильм для своей компании! Разве можно так манипулировать людьми?
— Пришлось, — безмятежно сказала Диди. — Иначе не удалось бы его разговорить.
Снова завертелась камера, перескакивая с неба на утку, плывущую по пруду, и опять возвращаясь к лицу Билла. Да, нельзя не признать, косячок в кустах улучшил дело. Теперь проблема заключалась в том, что Джоди не могла его заткнуть.
— Мне больше нравится французское слово, — начал Билл. — Знаете? Оно звучит так, как это и должно звучать. L'amour. Думаю, оно включает в себя все. Обе грани любви. Любить и быть любимым. И, отвечая на ваш вопрос, — да, я считаю, что для мужчин и женщин любовь едина. Это l'amour, и это единственное объяснение всему. Если здесь вообще нужны объяснения.
— L'amour — это легко? — с драматизмом в голосе вопросила Джоди.
— Нет, иначе любовь не была бы тем, что она есть. И главная сложность в том, что надо быть готовым к этому чувству и одновременно знать, что она… что другой человек никогда не ответит тебе взаимностью. И ты надеешься, что все изменится, но не знаешь этого наверняка. И ты ушел бы, если бы на это хватило здравого смысла, но ты этого не делаешь.
— Почему?
— Потому что где-то в глубине души веришь, что сумеешь чем-то помочь этому другому человеку, что-то сделать для него… и ты остаешься.
— Но ведь это мученичество? — вклинилась Джоди.
— Что ж, для меня это часть любви.
— А что еще вы можете сказать о любви?
— Я набрел на одну историю в Интернете, — произнес Билл после минутного молчания. — О моряке на войне: это был американский моряк, получивший письмо от женщины, которую он никогда не видел. От девушки по имени Роза. Они переписывались три года. И что-то произошло. Он уже не мог жить без ее писем. Они полюбили друг друга, сами не сознавая того. А потом война окончилась. И вот они назначили встречу на Центральном вокзале, в пять часов вечера, и она написала, что в петлице у нее будет красная роза. А моряка поразила одна мысль. Ведь он никогда не видел фотографии Розы. Он не знает, сколько ей лет. Не знает, уродливая она или хорошенькая, толстая или стройная. И вот он ждал на вокзале, и когда часы пробили пять, она появилась. Женщина с красной розой в петлице. Ей было шестьдесят пять.
— Ой нет, — невольно вырвалось у Джоди.
— Моряк мог повернуться и уйти, но он не сделал этого. Эта женщина писала ему все то время, пока он был в море, посылала подарки на Рождество, поддерживала его. Она не заслужила такого. И он подошел к ней, протянул руку и представился. И знаете что?
— Они поженились и жили долго и счастливо, — сказала Джоди, возвращаясь в образ циничного кинорежиссера.
— Нет, она сказала моряку, что он ошибся. Что Роза стоит за ее спиной. Он обернулся и увидел ее. Одних с ним лет. Прекрасную.
— И?..
— Пожилая дама объяснила ему, что Роза попросила ее продеть цветок в петлицу. Если бы моряк повернулся и ушел, все было бы кончено. Но если бы он подошел к этой пожилой леди, она показала бы ему настоящую Розу и рассказала всю правду.
— Гм-м… — Это не слишком убедило Джоди. — Так вы нашли эту историю в Интернете?
— В Интернете многое можно найти, — отозвался Билл, явно думая о чем-то своем.
— Значит, мораль вашей истории в том, что красота — больше, чем просто внешняя оболочка?
— Нет, мораль в том, что любовь — это боязнь. Боязнь открыть свои чувства. Поэтому любовь порой приходит в чужом обличье, — задумчиво добавил он. — И даже если обличье любви ужасно, это не имеет значения. — Он помолчал мгновение и повторил: — Думаю, любовь — это боязнь открыть собственные чувства. Любовь — это когда готовишься быть отвергнутым. — И Билл замолчал.
— Все? — спросила я.
— А-а, — произнесла Диди за проектором. — Здесь мы прерывались — что-то случилось с камерой.
— Наверное, не вынесла накала чувств, — заметила я.
Итак, Билл уползает с Джоди в кусты, курит там травку, а потом вылезает со всей этой чушью. Полный бред.
И все-таки что-то мешало мне оторваться от фильма. И я снова улеглась на полу, дожидаясь продолжения.
— Сейчас, — пробормотала Диди, — вот.
На этот раз в кадре были и Билл, и Джоди. Они перебрались к самому краю утиного пруда, и кряканье, которое раньше было просто фоном, теперь заглушало все звуки.
— Что вы думаете о современных женщинах? — спросила Джоди.
— Сначала спросите их, что они думают о нас, — отозвался Билл.
Длительная пауза.
— Кажется, вам есть что еще сказать по этому поводу, — подзадорила его Джоди.
— Ну, у меня такое чувство, будто они ищут что-то, чего мы им дать не можем. По крайней мере, я не могу.
— Например?
— Не знаю. Но…
Джоди ждала. Похоже, зелье откровенности выдыхалось.
— Ну, пожалуй, мне кажется, что современные женщины не слишком любят мужчин, — вздохнул Билл. — Завести мужчину для них сродни покупке машины. И эта машина может им не нравиться. В смысле им кажется, будто они хотят именно эту машину, а потом выясняется, что и цвет не тот, и марка не та, и с двигателем что-то не так.
— Да не нужны им никакие машины! — заорала из-за камеры Диди.
Джоди зашипела на нее — не положено оператору брать на себя функции ведущего, — и интервью на том завершилось.
Диди потянулась к выключателю; я поднялась и обнаружила, что в дверях стоит Джоди. Я настолько была поглощена фильмом, что не слышала, как она вошла.
— Я должна была на это посмотреть.
— Конечно.
— Жалкий он какой-то, да? — с надеждой спросила я.
— Я думала, ты расстроишься, потому и не хотела тебе показывать, — сказала Джоди.
— Да, но я рада, что посмотрела. По крайней мере, теперь знаю, как на него действует марихуана.
— Нет, — Джоди помотала головой. — Травка тут ни при чем.
— Ты же угостила его, — удивилась Диди.
— Нет, я только предложила — думала, он тогда расслабится. Он же не мог говорить. Но он к косяку и не притронулся. Сказал, в жизни не пробовал и не попробует. Что я, конечно, уважаю, — добавила она, придав лицу выражение глубокой искренности. — Во всяком случае, это был самый настоящий Билл. Откровенный и трезвый.
— Чай с ромашкой? — предложила Диди.
В конце концов я просто отправилась домой. В дом без Билла. И ни о ком другом я думать в тот момент не могла.
Глава тридцать четвертая
Наконец мне позвонили из отдела здравоохранения. Спрашивали, сколько я хочу за плакат, наклейку и заднюю обложку брошюры. Сгоряча я назвала ровно свою арендную плату за месяц и тотчас об этом пожалела. У приличного свободного художника девяностых должна быть тарифная карточка, верно? Но у меня ее нет. Даже визитки и той нет.
