Кирилл Туровский - Каждый сам себе дурак
Я, понятное дело, расстроился мал-мал, что Латин меня так запросто с Северным Городом подобломал. Раз уж он там не остался, значит, там тоже ловить нечего. И испугался я даже, что теперь надолго придется в Большом Городе провиснуть. Рассказал за ньюс. Про Академию, Ларри, Романа и Лали, родственники которой Латина в особенности заинтересовали. Раз интересно, мне не жалко, в красках затер за Лали, ее баксята, ее папашку и в какие славные геморры я чуть не вляпался. Родион тоже про папашу и его дружка с Сейшелами все выспрашивал. Я лишь потом припомнил.
— Реальная информация… — и за Олега спросил.
Вкратце рассказал. А Родик:
— Был здесь, говоришь? Вот это мразь так мразь! Он же половине Северо-Запада деньги должен! Кстати, куда он поехал, а? Этот информэйшен стоит денег, если ты, конечно, понимаешь, о чем я.
Соврал, мол, не знаю. Только куда-то на юг лучезарное счастье искать. И что напугали они меня с Нелей некисло.
Как оказалось, по пути Латин Родику наплел что, что я в Академии Философии учусь, и того это конкретной целью переклинило. Его подруга Соня на философском факультете МГУ подучивалась и реально достала ему всякие книжки занудные подсовывать.
— Ты же, наверное, сечешь, разбираешься, — с надеждой спросил Родион. — Можешь подобрать мне какое такое философское направление некислое, чтоб, прочитав одну книжку, я всегда мог от Соньки отбрыкаться, доходчиво затереть ей, что я полная крутотень, а все остальные ее книги — нелепая лохотронь.
Обещал подумать, а Родион и смылся обнадеженный.
Латин же начал жить вместе со мной. Я даже «Трэйнспоттинг» вспомнил. Ну, те сцены, когда там парень в Большой Английский Город смотался, а его кореша вычислили, стали жить с ним и подставлять по полной.
— Латин, а у тебя цель какая, мечта есть?
— Мечта? — хмыкнул он. — Мечта, конечно, есть. Пока моя мечта — перепихнуться с какой-нибудь клавенкой на быстрячках.
Да глупо было и спрашивать. Однако вдвоем, один пес, веселее. А потом и дела как-то пошли в горку. Неизвестно откуда Латин приволок пятнадцать штук зеленью. И на все вопросы посмеивается. Теперь, понятно, можно было не думать некоторое время о монетах. И мы плотно ударили по хардовым драгз. «Желтых» взяли у Вагиза оптом целую кучу. Вы, конечно, не поверите, но теперь я жру «желтые» почти каждый день.
Все внутри меня трескается, куда-то летит, крошится, вязнет. Я как в трясине. Развинченные мозги закручиваются и раскручиваются в миллионы гирлянд и спиралей.
Никто никому ничего никогда.
Вокруг ласточки, ласточки, ласточки.
И меж ними разбитые кусочки стекла.
* * *
Теперь мы живем на квартире застреленных в Польше друзей Родиона на Нахимовском проспекте. Кругом — мусорные пакеты, единственный стул, да и тот не на месте. Мы здесь одни, и мы уже почти свихнулись от «желтых».
Вчера вечером Латин привел правильных тинок. Пришлось снова закинуться с ними, а толку? Как вообще можно хотеть тинок под «желтыми»? Но не суть, если б не таблетки, мы не сошлись бы с Латином так коротко.
Он изложил мне свою точку зрения. Он модернизатор проекта Полет. Полет продолжится любой ценой. Окончания Полета не предвидится. Нам надо лететь крыло в крыло, ровно, в чистом небе. Падение невозможно. Мы летим. Полет не остановить.
И началось все это так. Я больше помалкивал. Ни гугу. Это Латин меня на болталово дергал. Он абсолютно того, свой парень. Просыпаемся, каждый день — как воскресенье. Время ближе к обеду. Включим ящик? Ладно, давай.
— Чего на государственные каналы пялиться? Переключай.
Ну, переключил.
— Здесь, на спутниковом, ничего не понятно, — заводится Латин. — Давай независимое.
Тут мы ругаемся, что на экране одна глупень конкретная или рекламка. Помню, мне Латин так еще затер:
— Вид у горожан всегда занятой, а на самом деле шляются по улицам с утра до ночи. Когда холодно, их не видно — сидят дома и коньячок потягивают. То-то и оно. Вот долдонят: третье тысячелетие, новая эра. Это где? Ведь ничего не меняется. Все любуются собой расчудесным, и точка. Лозунги, девизы, декларации поменялись, да и то вдецл.
Сидим, довольные, на экран пялимся.
Там самка рекламная проповедует:
— Мой муж — свинья каких поискать. Каждый день, когда он доползает до дома — и то слава ангелам. Одежда вся в грязи, в крови, в рвотных массах. А завтра ему на работу… — Попутно она демонстрировала экспонаты, а на заднем фоне копошилось странное полуголое существо. — Как же все отстирать? Раньше я пользовалась обычным порошком и кипятила. Результат был сомнительный. И тогда я решила попробовать новый «Стикс». Благодаря фантастической биоформуле этот стиральный порошок отстирывает все легко. И теперь я за мужа спокойна. Спи, любимый. Когда ты приползешь завтра и грохнешься, «Стикс» встанет на защиту нашей семьи.
Ладно, все понятно. Смотрим далее.
Ларри появился в пятичасовом выпуске новостей на НТВ. Без сознания. Голова в белых бинтах. Он был похож налетчика, упавшего с пулей в голове, когда по СМИ было растиражировано название «Норд-Ост». Размноженное телеэкранами Ларрино лицо в бинтах обрушилось на одну восьмую часть суши. И «чужие» с тоской осознали, что в их мир в очередной раз пришли убийцы. Они прокрались легко, лестница даже не скрипнула. Конечно, сюжет был посвящен не Ларри, а тому замминистра коммерции, который вкладывал в него монеты и себя. Вот его, замминистра, и пришили киллерки, за то, что он решительно бился за нашу Мавеленд, накапливая материальные ресурсы на тайных для врагов заграничных счетах. И на Ларрину беду, когда ход героической миссии этого замминистра прервали, он в квартире и оказался. И теперь Ларри в коме, а финансист или среди звезд, или на сковородке.
Из комы Ларри так и не вышел. А диск Моррисона — единственное, что осталось от него у меня. Эх, Ларри. Я много нарассказывал о нем Латину. Несмотря на то что, как и все, Ларри имел кучу своих недостатков, он все-таки был почестнее, чем многие из остающихся в живых.
Вот так умер Ларри.
У нас же с Латином начинается новая жизнь. Делать абсолютно нечего. Пока ждем маз от Родиона, а их нету. Целыми днями бесцельно мотаемся на тачке по городу.
Звонит телефон. Я уже и забыл его голос, настолько редко мне кто-нибудь звонит.
— Ты совсем ошизел? — врезается в меня визгливый голос папаши Лали. В ответ я молчу. Он что-то несет, гонит, угрожает. Из его криков я понял, что я крайний гаденыш, и теперь мне несдобровать. И типа он крайне недоволен, как я с его дружком, свинтившим на Сейшелы, обошелся. Я? Да я здесь при чем? Что за бредятина?
Кладу требешник и начинаю слегка догонять, откуда сливнячок прокамал. Говоришь себе по жизни, говоришь, что надо помалкивать, а все равно иногда всякая жизненная чепухень тебя за язык тянет.
Иду на кухню разбираться. Латин там «Gorrilaz» слушает.
— Совсем офонарел? — почти повторяю я папашу Лали. И давай ему мозги вправлять, де как меня он в первую очередь подставил. Не говоря уже о том, что не стоил типа этот экшн таких денежек.
— А тебе баксята не понравились, да? На них же сейчас живешь, кайфуешь. Да сам же ты говоришь, что на этот экшн не подписался. А нам — нормалек. И на тебя он подумал, так хрен что докажет. И не сомневайся ты насчет этого старого подонка, не переживай. Сам на тормозах и спустит. Он же не знает, какие с тобой расклады, вдруг ты сам предъявишь за то, как он тебе болтанул, а? Кто его заставлял болтать? Что он пацанам своим скажет? Поверь, он будет помалкивать. Если ты, конечно, понимаешь, о чем я.
Здесь грустно мне так стало, и я даже спросил:
— Эти деньги все равно закончатся. Что делать будем? Может, работать все-таки куда пойти?
Латин, ясно, меня тут же на место поставил.
— Что делать, что делать… Ты когда-нибудь думал о своей жизни больше, чем на неделю вперед? Думал?
— Да нет вроде. Так надолго я не прогнозирую…
— Вот видишь! — ликующе подхватил Латин. — Что делать? Пока есть монеты — веселиться, шляться, ни о чем не думать! Будет день — будет очередной винегрет из людей, зданий, машин, будет пища, будет информация. Ты задаешь бессмысленные вопросы…
После пары минут такого монолога Латин отчаливает к пушеру за чиповыми «желтыми». Собираясь, он бормочет далеко не новые мысли о том, что наркотик — все вокруг. И любовь, и коммерция, и политика, и человеческие привычки и стремление к жизни. Наркотик — все. Мир — фальшивая картинка немого кино. Прелестная картинка. Жизнь — одна сплошная непрекращающаяся истерика.
Я, конечно, мягко говоря, обиделся за то, что Латин меня так на монетах подставил, да мне же еще и предъявил за это. Типа как лахудрик я.
А передо мной за окном расстилается Большой Город. Все равно назло Латину попытаюсь оттяпать хоть какую-то работенку хоть на какое-то время. Латин бы сказал «решил оскотиниться».
