Артур Япин - Сон льва
Но чем больше люди стремятся узнать о себе, уменьшая окружающую жизнь до человеческих пропорций, уменьшая и усложняя, тем меньше им удается найти Божественное, которое было — как они помнят — ошеломляюще просто. Испугавшись, что воспоминание о собственном творении тоже угаснет, люди бросаются записывать все, что помнят о своем чудесном прошлом.
Сначала они описывают свое творение — начиная от хаоса, заканчивая возникновением порядка. Описав божественную территорию в легендах, главах и стихах, люди обнаруживают — к своему ужасу — что во всем этом они не могут найти никакого смысла и что причина и разумность творения продолжают от них ускользать, как бабочки из некрепко зажатой в кулак ладони, уставшей от долгого следования за их непредсказуемым порханием.
Люди интерпретируют написанное, чтобы точно установить значение каждого слова, но чем больше стараются понять непостижимое, тем больше у них возникает разных мнений. И чем больше они их обсуждают, тем легче Божественное от них ускользает. Самое ужасное, что умея что-то прочитать по звездам и птичьим внутренностям, они не могут ничего узнать о своем будущем, анализируя глубины своего существа. И жизнь закончится, а причина этого так и останется неизвестной.
Хотя смерть — это максимальная степень ограничения для тела, плененного в тесном пространстве (где начинается удивительное разложение целого на все более и более мелкие части), духу в последний момент удается бежать и снова оказаться на свободе. Для человека эта мысль невыносима. Она превращает его жизненный путь в сужающийся канал, как трубы под фонтаном. А сам человек напоминает себе рыбака с рваной вершой,[186] которого в последний момент его добыча оставляет с пустыми руками.
Поэтому мудрецы начинают истолковывать смысл написанного. Они решают разделить веру на религии.
Религии — на течения, а все верующие вместе пытаются сформулировать все более точный образ своего Творца. Бог больше не вездесущ, люди ограничиваются Его изображениями, с течением времени они все становятся удивительно похожими друг на друга, пока образ Бога не сводится до глаз над белой бородой и стандартному одеянию.
Поскольку процесс происходит у всех народов приблизительно в одно и то же время, каждый высекает из скалы веры свой собственный образ, по своему образу и подобию. И когда всепроникающую Сущность Бога не удается уловить ни в одном из изображений, люди выбирают Ему заместителя, в котором на их взгляд в наибольшей степени сконцентрировано все Божественное.
Как только Бог у людей в кармане, они хотят также покорить мир, который слишком огромен и необуздан, а потому — опасен. Таким же способом, как они формировали образ Бога, люди рисуют карту земли. Разделяют ее на куски, сначала по природным границам — горам или рекам, потом создают собственную сетку внутри этих границ, все более подробную, с улицами, проходящими не только поперек дома, а иногда и посреди обеденного стола.
Кроме того, люди учатся уменьшать свою численность. Развязав праздничный бантик и сорвав блестящую обертку, они обнаружили, что жизнь, которую они считали Божьим даром, вовсе не столь ценна, как им казалось. И они совершенствуют оружие и придумывают все более изобретательные способы, как жизнь можно было бы уничтожить крупномасштабно. Подобно леммингам, бросающимся со скал, люди осознают, что в определенные сроки должны значительно сократить свою популяцию, иначе они не смогут двигаться дальше.
Их следующий шаг вполне логичен: поступить с оставшимися сферами жизни точно так же. Люди распределяют стихии и все живые Божьи чудеса между величайшими мыслителями рода человеческого и поручают каждому проанализировать его объект как можно подробнее, разбивая на мелкие и, как они надеются, более понятные части.
Они укрощают ветра и течения океанов, измеряя и давая им названия, и хотя полностью овладеть стихиями людям не удается, они все же могут их использовать в мореплавании. Таким образом сокращаются расстояния, и земной шар кажется все меньше.
Люди используют свои знания и о суше: делят ее на поля и пашни и сводят всю растительность только к полезному и необходимому. Растения, свободно произраставшие в раю, вырываются или истребляются, семена не ложатся куда Бог пошлет, а сеются ровными прямыми рядами — каждое на определенном месте, чтобы ростки взошли на заданном расстоянии друг от друга.
Также люди систематизируют понятия. Все — от ракушек до бабочек, от жуков до минералов, перья и драгоценные камни, размещают в красивых кабинетах — каждый отдельный вид в маленьком ящичке, на котором ярлык с подробной информацией. Мысли, которые им удалось обуздать при помощи слов, подобно понятию Бога, они складируют в огромных зданиях. Все понятия занимают определенное место в своем ряду, в шкафу, на полке, напоминающей те, что в морге. И все для того, чтобы — не дай Бог — наука не начала свободно приходить к человеку и выходить из него, подобно дорогому, но слегка напившемуся гостю на празднике, которым познание было до сих пор.
Чем усерднее люди ищут Бога, тем легче Он от них ускользает. Чем больше они стараются ограничить Его бесконечность, дробя Творение на все меньшие и меньшие части, тем меньше Его понимают. Чем больше стараются уменьшить Его Творение, тем Он все громадней. И они сами не замечают, что смотрят Ему в лицо: как чокнутый Паццотто[187] однажды на дневном киносеансе в «Фульгоре» прижался носом к белому экрану, чтобы лучше видеть фильм.
ЧЕЛОВЕК ОГРАНИЧИВАЕТ САМОГО СЕБЯВсе больше закрывая затвор камеры, увеличиваешь яркость светового пучка. Возможно, поэтому философы пришли к мысли, что ограничение чувств разумом следует назвать Просвещением. Философы мне напоминают Кистоунских копов[188] в конце каждой серии: когда те висят позади лишившейся управления тюремной машины, болтаются из стороны в сторону, и единственная их опора — медленно смыкающаяся вокруг них темная рамка, за которой следует слово «КОНЕЦ».
Человечество развивается тоже путем вычеркивания возможностей, как и каждый индивидуум. Родившись, он подобен Адаму Пнко делла Мирандолы[189] — то есть не связан никакими ограничениями. Он должен ограничить себя сам, своей собственной волей, на милость которой он оставлен. Он еще не нашел своего места в мире, у него еще нет определенной индивидуальности или талантов. Ему предстоит их и выбрать, и завоевать самостоятельно. Его поставили в центре Вселенной, чтобы он мог видеть, что в ней есть. Он может совершенно свободно и, как ему кажется, лучше завершить свой собственный образ. Шаг за шагом он должен изобрести самого себя.
Когда-то был момент, когда человек имел все знание. Homo Universalis — Универсальный человек — мог читать и понимать все, что доселе было известно, был Мастером всех наук. Все вне его было в то же время внутри него. Ненадолго он был подобен Богу. Оба были одинаково могущественны. Бытие и знание были в равновесии. Творение постигало сотворенный мир и смотрело в глаза Творцу. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, словно глядясь в зеркало. Озадаченные, крутились в поисках отличий, как два боксера, одинаково хорошо знающие друг друга, которые лучше вообще откажутся от борьбы, чем согласятся на ничью. Так они и разошлись, пьяные от ярости, с кружащейся головой, неуверенные, кто из них кто.
Сила рождается в борьбе. Возможно, это пугает богоподобного человека, поэтому он решает перенести поле битвы внутрь себя. Больше всего ему бы хотелось нарисовать свою собственную схему, чтобы у него был чертеж, все объясняющий и предсказывающий, прототип, который он мог бы воспроизводить, так чтобы каждый новый человек всегда был похож на старого.
Стремясь больше о себе узнать, человек делит себя на части. Сначала он решает разрезать себя и проанализировать свое устройство. Как только он проанализировал все ткани, мышцы и органы, то режет их тоже на кусочки и кладет под микроскоп. Все более мелкие частицы видит он в выпуклости линзы. Кто туда смотрит, видит круглое, как глобус, изображение, с кишащей на нем жизнью. Можно все больше и больше увеличивать изображение какой-то части целого, и даже если считать, что дальнейшее деление клетки невозможно, все равно обнаружишь, что и внутри нее идет ярмарка: пожиратели огня, жонглирующие медведи и лилипуты, торгующие нугой. Во все меньшем человек открывает все больше.
Чем больше он находит ответов, тем больше у него возникает вопросов. Например, он не может понять свой дух. Человек чувствует, что дух есть, но его не ухватить пинцетом и не сделать биопсию.[190] Сначала человек пытается понять себя как личность, анализируя свои внешние признаки, и вывести черты характера из формы головы, затем потрошит свой череп, надеясь где-то в тканях мозга найти директора за рабочим столом.
