Джудит Леннокс - Возвращение во Флоренцию
Огюст взял ее чемодан, и вместе они пошли по пляжу. Песок был теплый и шелковистый, по нему было приятно ступать босыми ногами. В безоблачном небе кружили чайки. У подножья утеса Фредди оглянулась. Джек уже добрался до Рондины. Он поднял руку, прощаясь с ней, а потом загремел мотор, и лодка двинулась обратно в открытое море.
Глава девятая
Двадцать третьего августа в Москве Россия и Германия подписали пакт о ненападении. Каждая из сторон обязывалась сохранять нейтралитет, если вторая объявит войну. За ужином все жители Мейфилда согласились с тем, что по этому документу Германия получала зеленый свет на оккупацию Польши.
Майклборо уехали на выходные к друзьям в Лондон. Дэвид Майклборо собирался вступить в армию. Джон и Ромейн Поллен уже отбыли в Америку: они заявили, что, будучи пацифистами, не собираются принимать участие в войне, развязанной чужими странами.
Ребекка приготовила на ужин бараньи отбивные с овощами. Она отложила немного мяса и овощей для Коннора Берна, накрыла тарелкой и отнесла к нему в сарай. После того как она сама поужинала и прибрала на кухне, Ребекка села за стол и стала набрасывать контуры ложек и вилок на подставке для сушки посуды.
Тут в кухню вошел Коннор. Его поношенные вельветовые брюки и клетчатая рубашка побелели от каменной пыли. Потолки в кухне были низкие, так что ему приходилось пригибать голову, когда он мыл посуду.
— Вы прекрасная кулинарка, Ребекка. Благодарю вас.
Через ее плечо он взглянул на набросок.
— Мне нравится, — заметил Коннор. — В рисунке есть сила. А почему вы рисуете только посуду или приборы?
— Верное наблюдение. Наверное, именно ими заполнена моя жизнь. Богов и богинь я оставляю для вас.
Он засмеялся.
— А где все остальные?
Она сказала ему, добавив:
— Ноэль с Олвен отправились в паб — решили напиться.
— Да? Пожалуй, я тоже не отказался бы выпить. Вы не согласитесь присоединиться ко мне?
— Почему бы нет.
Коннор вышел и вернулся через пару минут с бутылкой, в которой плескалось несколько дюймов виски. Он налил немного в стаканы, а потом стал в дверях, глядя на долину и закатное солнце.
— Вы можете в это поверить, Ребекка? — спросил он.
Ребекке вспомнились фотографии города Герника, практически стертого с лица земли. Она спросила:
— Что вы собираетесь делать, Коннор?
Он вернулся обратно в кухню и присел к столу.
— Я возвращаюсь в Ирландию. Я уже купил билеты — еду через несколько дней.
— Так скоро?
— Ирландия не станет воевать. Мы слишком молодая страна и слишком бедная. А мне надо быть поближе к сыну.
— К сыну?
— Да, у меня есть сын. Его зовут Брендон. Ему десять лет. Он живет вместе с матерью в Голуэе.
Необычная обстановка — приближение войны, отсутствие остальных обитателей фермы — помогла сломать баррикады, которые они так долго возводили вокруг себя.
— Я не знала, — сказала она.
— Я оставил свою жену с ребенком — тут нечем гордиться.
— Мне очень жаль, Коннор. Думаю, это было нелегко.
— А что насчет вас, Ребекка? У вас есть дети?
Она покачала головой.
— Вас это не огорчает?
— Мой муж не хотел детей. — Ребекка поняла, что увиливает, и поправилась: — Я думала, что не хочу детей. Но сейчас я иногда об этом жалею. Расскажите мне о вашем сыне, Коннор. О Брендоне.
Он улыбнулся своей теплой застенчивой улыбкой.
— У меня есть фотография. — Он открыл старый кожаный бумажник, вытащил оттуда снимок и протянул ей.
Она увидела маленького мальчика с густой шапкой вьющихся волос. Женщина, стоявшая рядом, держала его за руку.
— Он похож на вас, — заметила Ребекка.
— Вы так думаете? Правда, у Ифы тоже темные волосы.
— Так зовут вашу жену? Она очень красивая. — Ребекка вернула фотографию Коннору.
— Да. Красивая. — Он положил бумажник обратно в карман и отпил еще глоток виски. — Ни одной женщине не нужен мужчина, который целыми днями стучит молотком по каменной глыбе. А если не стучит, то думает об этом. Ему все равно, где он живет и сколько зарабатывает — главное, чтобы у него была эта самая каменная глыба. Однако Ифу это не устраивало. Она хотела, чтобы я нашел себе настоящую работу. Некоторое время я пытался делать то, что она требовала, но потом понял, что перестал быть собой и превратился в человека, который мне совсем не нравится. Поэтому я ушел. Им лучше без меня, но я не разводился и никогда не стану. Ифа религиозна — брак, по ее мнению, заключается на всю жизнь.
— Вы, наверное, скучаете по сыну.
— Да, очень. Если начнется война, я должен быть рядом с ними. Я не собираюсь снова жить с женой, но хочу находиться неподалеку. А вы, Ребекка — вы останетесь здесь?
— Думаю, да. — Он говорил с ней с большей откровенностью, чем когда бы то ни было, поэтому и Ребекка решилась немного приоткрыться. — Мы с мужем разводимся. Меня бы устроило раздельное проживание, но Майло захотел развод. Наверное, нашел другую женщину. Именно поэтому я и ушла от него — из-за других женщин.
— Если так, он просто глупец.
Коннор смотрел на нее так, что Ребекка невольно покраснела.
— Пожалуй, — кивнула она, — в каком-то смысле. Но все равно он был очарователен. Я никогда не встречала никого, кто мог бы сравниться с ним. Майло обладает уникальной способностью наслаждаться жизнью. Но меня одной ему было мало. Он добился богатства, успеха, поклонения и, похоже, считал, что должен получать все, чего бы ему ни захотелось.
Из кармана рубашки Коннор вынул пачку сигарет и предложил ей. Некоторое время они молча курили, прихлебывая виски, а потом она сказала:
— Нет, я ушла от него не из-за любовниц. Я ушла, потому что больше его не любила.
Коннор повернулся к ней. У него были темно-синие глаза с золотистыми крапинками. Раньше она этих крапинок не замечала.
— Думаю, любовницы все-таки имели к этому какое-то отношение, — сказал он.
От виски у нее приятно потеплело внутри. Ребекка хрипловато рассмеялась.
— О да, не могу сказать, что благодаря им я любила его больше. Но на самом деле, я перестала его любить из-за того, что совершила сама.
— Как долго вы были женаты?
— Шестнадцать лет.
Он присвистнул.
— Довольно долгий срок.
— Поначалу все было прекрасно. Я очень любила Майло. Считала его своим спасителем.
— Вообще-то, каждый спасает себя сам, вы так не думаете?
— Теперь да. И я изо всех сил стараюсь.
Он улыбнулся, и от уголков его глаз разбежались лучики морщинок.
— Вот почему вы здесь, Ребекка? Искупаете грехи?
— Мне здесь нравится. Посмотрите вокруг — как красиво! А вот коттедж, где я жила прошлой осенью, — это действительно было наказание за грехи.
— То есть там было плохо?
Перед ее мысленным взором возник маленький каменный дом, гордый и одинокий.
— Коттедж стоял посреди пустоши, в Дербишире. В жуткой глуши. Я ездила туда с мужчиной по имени Гаррисон Грей. Он оказался настоящим предателем. Вспоминая наши отношения, я понимаю, что была нужна ему только из-за машины. — Ребекка пожала плечами. — Мы использовали друг друга — надо сказать, взаимно. Я была одинока, а он не умел водить. Так что наши отношения превратились в обоюдную эксплуатацию. Он бросил меня там и уехал, и я больше ничего о нем не слышала. Оставшись одна, я заболела бронхитом. Мне удалось добраться до Лондона, а когда я выздоровела, моя подруга Симона рассказала мне про ферму. Я очень люблю Симону. Мне нравится иметь подругу. С тех пор как я вышла замуж за Майло, у меня не было подруг. Похоже, я никогда ему полностью не доверяла.
Коннор подлил виски в ее стакан.
— Неверность не входит в список моих грехов. Масса других, но не этот. А как же ваш дом? Разве вы не могли остаться там?
— Я не размышляла, просто уехала. Боюсь, у меня есть склонность к излишнему драматизму.
— Мне всегда казалось, что у англичан с их внешней сдержанностью внутри должен кипеть огонь.
— У меня он и правда кипел, — негромко сказала она. Потом посмотрела на его стакан. — Вы почти ничего не выпили. Оставляете все мне.
— Дело в том, что в прошлом у меня были с этим проблемы. Я постоянно держу бутылку у себя в комнате — иногда могу не прикасаться к ней неделями, но она всегда на виду, в качестве напоминания.
— Напоминания о чем?
— О том, что со мной делает спиртное, если я позволяю ему взять над собой верх. Я могу кричать, драться и изрыгать проклятия. Возможно, в прошлом я был несчастлив, но это не оправдание. — Он затушил сигарету в пепельнице. — Именно это я имел в виду, когда сказал, что Ифе лучше без меня. Клянусь, я пальцем не тронул ни ее, ни ребенка, но иногда у меня внутри поднималась такая ярость, что я боялся сам себя. Я перестал сильно выпивать в тот день, когда уехал из Ирландии. Так что вы должны помочь мне прикончить остатки.
