Туве Янссон - Путешествие налегке
— Там море, да? — робко спросила Фрида; сощурившись, она вглядывалась в туман. — Я никогда не жила на берегу моря.
— Море там, дальше, — объяснила Мария. — У нас здесь залив. Лодка сейчас в починке, но, когда потеплеет, Ханс пригонит ее.
— А из-за тумана кажется, что это настоящее море, — сказала Фрида и улыбнулась.
Улыбка изменила ее лицо, теперь оно выражало только безмятежное добродушие. Обернувшись, она внимательно разглядывала дом, обеими руками держа перед собой чемодан.
— Сейчас дача не смотрится, — с непонятным раздражением сказала Мария. — Она будто создана для больших приемов, ты бы видела ее, когда у нас много гостей, — в каждом окне свет, и на дорожке до самого причала висят фонарики! Всюду жизнь, движение… Моторки снуют туда-сюда, иногда к нам приезжают даже из Швеции.
Фрида усердно кивала, вид у нее был почти испуганный.
Что это со мной, кажется, я хочу пустить ей пыль в глаза, какая глупость…
— Здесь холодно, — сказала Мария. — Идем домой. Ты так долго добиралась…
Конечно, она могла бы заехать за Фридой на машине. Но зачем? Это только смутило бы ее.
В камине пылал огонь. Сумерки наступили рано, пришлось зажечь несколько ламп, из-за абажуров все тона казались мягкими и теплыми. Перед камином стоял низкий столик с рюмками и бутылками. Фрида остановилась на пороге и молча оглядела гостиную. Сделала несколько осторожных шагов, задержалась возле вазы с желтыми розами.
— Цветы, — еле слышно сказала она. — Мне следовало привезти тебе цветы, я думала об этом, но… — Голос потонул в безмолвии.
Мария как завороженная смотрела на нее.
— Идем, я покажу тебе твою комнату, — сказала она. — Ты распакуешь вещи, а потом мы с тобой выпьем перед обедом.
* * *Мария Микельсон привыкла принимать гостей, она умела заполнять паузы в разговоре, и делала это естественно, без малейшего усилия. Фрида почти не ела, она слушала, не отрывая глаз от лица Марии, вот она снова улыбнулась, и сразу напряженность сменилась в ней мягкостью. Теперь она уже не так походила на Элен. Мария заметила это и замолчала вежливо, выжидательно. Помолчим, пусть выкручивается как знает. Я говорю слишком много.
Пошел дождь, он тихо шуршал по жестяной крыше. Мария выжидала. Она видела, как гостья, вся сжавшись от страха и робости, ковыряет вилкой в тарелке, отчаянно подыскивая, что сказать; наконец Фрида быстро проговорила каким-то непривычно высоким голосом:
— Я видела тебя в твоем последнем спектакле.
— Правда?
— Ты играла великолепно. Так естественно.
— Тебе понравилось? Приятно слышать, — сказала Мария, и снова воцарилось молчание.
Фрида побагровела, она схватила рюмку и быстро выпила, руки у нее дрожали.
Надо запомнить: спина совершенно прямая, плечи немного приподняты и выдвинуты вперед. И характерное движение шеей, словно ее душит воротник. Это все пригодится. Мария сжалилась над кузиной;
— Ты часто ходишь в театр?
— Да, — ответила Фрида. — Главным образом на твои спектакли. — Опять эта улыбка! Искреннее и безграничное восхищение. К кузине Фриде трудно было не проникнуться расположением. Правда, она в то же время раздражала, ее невозможно было представить в сочетании с другими гостями, но было в ней что-то обезоруживающее. Что-то пугливо скрывающееся от чужих глаз и проявляющееся только в улыбке.
После обеда Фрида заявила, что вымоет посуду, она настаивала, умоляла, и когда Мария наконец уступила, благодарность Фриды даже смутила ее. Занявшись делом, Фрида изменилась до неузнаваемости. Движения ее стали быстрыми и ловкими, она вдруг исполнилась невозмутимой сосредоточенности и непостижимым образом в незнакомой кухне сразу нашла все, что ей требовалось.
— Мне очень приятно, что я смогу тебе помогать, — сказала она. — Я хорошо готовлю. И страшно люблю складывать в камине дрова так, чтобы их можно было разжечь одной спичкой. Я встаю рано. Что ты пьешь по утрам — чай или кофе?
Мария курила, сидя на ларе с дровами. Кухня вдруг преобразилась: в ней стало приятно и уютно.
— Просто не верится, что я не в городе, а здесь, с тобой! — сказала Фрида. — Я даже мечтать об этом не смела, это как в сказке!
* * *Поздно вечером, уйдя к себе, Мария достала тетрадь и исписала несколько страниц. Она постаралась припомнить все движения Фриды, ее интонации, взгляд, молчание. Повторила их перед зеркалом. Все подходит. Это будет великолепно. Рука, прикрывающая рот, напряженная шея… Мария попробовала изобразить улыбку Фриды. Но улыбка не получилась, улыбка была ее собственная.
* * *Мария допустила ошибку, разрешив Фриде заниматься домашним хозяйством. Фрида все меньше и меньше походила на Элен: беспомощную немоту сменила болтовня о домашних мелочах, уверенными движениями Фрида колдовала над обедом, сметала с веранды хвою, сгребала листья, чистила кастрюли, приносила дрова. И каждый раз, завершив то или иное дело, являлась к Марии с отчетом, ее карие глаза выражали собачью преданность и вместе с тем ожидание: кузина Фрида ждала похвалы. Марии больше не было пользы от ее присутствия. Через два дня она позвонила Хансу и попросила его прислать на дачу фру Хермансон, их прислугу.
— Я знаю, — сказала Мария, — фру Хермансон должна была приехать сюда позже, но мне она очень нужна. Ты сможешь эту неделю обедать где-нибудь в городе?
— Конечно смогу, — ответил Ханс, он был человек покладистый. — А как тебе живется с твоей кузиной?
— Хорошо, — сказала Мария. — Я рада, что пригласила ее. Это была удачная мысль.
Фру Хермансон приехала и взяла хозяйство в свои руки: кухню, печи, уборку — все. Фрида вернулась к отведенной ей роли. По вечерам они сидели перед камином. Мария почти все время молчала. Она наблюдала за своей кузиной.
— Знаешь, я подумала… — начала Фрида, — может, тебе надо починить какое-нибудь белье… или что-нибудь в этом роде.
— По-моему, нет.
— А я думала… Туман так и стоит.
— Да.
— Прости, если я вмешиваюсь не в свое дело, — очень тихо сказала Фрида, — но ты, наверно, сейчас работаешь над какой-нибудь ролью? Для какого-нибудь будущего спектакля?
— Да, — ответила Мария. — У нас осенью премьера. Я играю главную роль.
— О! Твоя первая главная роль!
— Угу. — Мария рассердилась. Как к этому относиться? Она наклонилась, пошевелила дрова в камине и спросила: — А ты откуда знаешь?
Фрида ответила не сразу, она испугалась. Потом прошептала:
— Я вырезаю все статьи о тебе, по-моему, до сих пор тебе давали слишком незначительные роли. И пишут про тебя не так, как следует. Правда.
Мария встала и подошла к бару, она налила себе рюмку и выпила, не отрывая глаз от залитых дождем окон веранды.
— Я сказала глупость? — еле слышно спросила Фрида.
— Почему? — Мария вернулась к камину, ее голос звучал очень холодно. Ей вдруг надоел этот эксперимент. — Не понимаю, решительно не понимаю, почему Ханс не хочет расставаться с этим вороньим гнездом. Здесь можно умереть с тоски. Особенно по вечерам.
Фрида вся сжалась в своем кресле.
Прекрасно, пусть думает, что это из-за нее. Совсем как Элен. Во втором акте, когда Элен даже не замечает их жестокости по отношению к ней…
Мария не спеша села и протянула руки к огню.
— Конечно, — сказала она, — я могла бы заставить его продать этот дом и приобрести другой — поменьше, поудобней и поближе к городу. Но я не могу быть с ним такой бессердечной. — Она быстро повернулась к Фриде и спросила: — Тебя когда-нибудь мучают угрызения совести?
— Да. — Ответ прошелестел как вздох.
— Часто?
— Не знаю… Наверно, все время. Как-то так…
Фрида прижала руки к животу, как будто ей было больно. Подбородок опущен, лицо застыло, смотрит в сторону.
— Но ведь ты такая добрая, что ты такого делаешь, чтобы у тебя были угрызения совести?
— То-то и оно. — Фрида побледнела. — Я никогда ничего не делаю — ни хорошего, ни плохого.
— Почему? — Мария внимательно наблюдала за ней.
— Наверно, боюсь… Не знаю…
Вошла фру Хермансон, она задернула шторы, заперла дверь веранды и пожелала им доброй ночи. Потом они услыхали ее шаги на кухне и щелчок замка. Мария налила в рюмку немного чистого виски.
— Выпей, — сказала она Фриде. — Выпей одним глотком, как лекарство. Сразу станет легче.
Фрида посмотрела на рюмку, протянула руку и вдруг разрыдалась, натужно всхлипывая.
— Прости меня, — рыдала она, — мне так тяжело… Мучительно тяжело… Ты так добра, даже не понимаю, почему ты так добра ко мне…
Мария выжидала с неподвижным лицом. Когда Фрида успокоилась, она сказала:
— А теперь выпей. И давай ляжем спать, ты устала, вот и все. Прими на ночь аспирин.
* * *Туман немного развеялся, и летняя ночь стала синей. Лежа в постели, Мария читала свою роль, медленно, внимательно прочитывала она каждую реплику кузины Фриды, они оживали одна за другой, звучали убедительно и логично. Роль была замечательная, просто замечательная. Но трудная. Только теперь Мария поняла, что для женщины, которую она должна играть, характерны не только покорность и незначительность, что она обладает еще и свойством, о котором говорят очень редко: естественной добротой. Той добротой, которая светится в улыбке кузины Фриды, но которую она не решается отдать другим, скрывает в себе, подавляет собственную щедрость.
