Владимир Яременко-Толстой - Девочка с персиками
По дороге в Бандоль Гадаски и француз не на шутку посрались.
Француз не давал Гадаски порулить, а Гадаски обвинял француза в скаредности и гипертрофированном жлобстве. Я в спор не вмешивался, предпочитая глазеть на оливковые рощи и силуэты гор. Наш отдых себя изжил, нужно было разбегаться в разные стороны, мы порядком устали друг от друга. В отеле "Уилсон" я хоть поспал несколько ночей, а в
Бандоле меня уже поджидало привидение еврейской бабушки. Хорошо бы было выучить какое-нибудь кабалистическое заклинание для таких случаев.
Когда Гадаски уебал на электричке в сторону Марселя, поскольку Ив отказался везти его туда на машине, чтобы пересесть там в парижский поезд, мы с французом облегченно пошли бродить по Бандолю. Прощай
Бандоль, ты не раскрыл нам своего сердца раскрытием женских ног, ты нас оттолкнул своей пустынностью, вселив невоплотившиеся в женскую плоть надежды и отняв часть наших душ. Ты сделал нас взрослее и лишеннее иллюзий. О, Бандоль, Бандоль! Наверное, уже никогда не захочется мне приехать сюда снова. Я не полюбил тебя, о, Бандоль!
Любовь к месту – это воспоминание о любви на этом месте, о романтичных прогулках, глубоких поцелуях, о бурении вагинальных глубин под елкой или на лавочке, а без всего этого ничего нет.
Бандоль останется для меня мелькнувшей за стеклом автомобиля красоткой, и я не захочу в него возвращаться, отправившись на поиски других мест, которые откроют мне ноги женщин и свои сердца. О,
Бандоль, Бандоль, прощай навсегда, чужая жемчужина чуждой страны!
Тебя полюбят другие, спарившиеся в твоих укромных уголках будущим летом и следующими летами. Мы вышли на западную оконечность поселения, где врезавшаяся в море скала образовала живописную бухту.
В скалистом отвесном обрыве были вырублены каменные ступени, и мы полезли по ним в нависшую над склоном пиниевую рощу, мохнатую подобно небритой пизде.
Пахло шишками и хвоей. На следующее утро мы выехали в Милан, рассчитывая пересесть вечером в венецианский поезд, чтобы в Венеции пересесть в венский. В Австрии трещали морозы. Несколько дней назад мне коротко позвонил Преподобный, спрашивая, когда я вернусь. Голос его звучал тревожно и я сразу понял, что у него не все в порядке. В подробности он не вдавался. Он сказал, что у них холодно, снег, много снега… Но было что-то еще, о чем он не договаривал.
Чем дальше мы продвигались на север, тем холодней становился пейзаж. В Милане уже было темно, но не холодно. До отправления венского поезда оставалось несколько часов, и мы решили прошвырнуться по улицам.
Милан произвел на меня угнетающее впечатление. Центр был безжизненным, все магазины были уже закрыты, мы прочесывали город в поисках кафе, ничего не находя. Ни кафе, ни ресторанов. В каком-то монументальном пассаже что-то работало. Перед этим чем-то стояла гигантская очередь людей, как в прежние времена перед мавзолеем, подобная огромной змее. Движимые любопытством, мы двинулись от ее хвоста к ее голове, жадно впившейся в кассы кинотеатра. Это было единственным развлечением этого города. Кино. Какой-то голливудский отстой. В Вене на этот фильм вообще никто не ходил, а здесь ломились, словно сумасшедшие. Билеты стоили немеряно. Очевидно, других развлечений здесь не было. Я искренне пожалел милых миланцев.
Наконец, в конце какое-то улицы мы обнаружили кафе с современным дизайном, наполненное молодежной тусовкой шики-мики. Оно было явно каким-нибудь центровым. Мы нашли пустые кресла у окна и заказали себе по капучино. Понаблюдали за молодыми девками, стильно одетыми и довольно сексапильными. Здесь все кучковались компаниями. Мы сидели одни, словно два волоска на лысине, словно не пришитые к пизде рукава, ебя то одну, то другую красотку глазами, полностью оголодавшие сексуально.
Мы взяли билеты в сидячий вагон. На платформе топталась толпа ожидающих пассажиров. Стали подавать поезд.
– Надо занимать места, – сказал Ив, – а то не достанется.
И вдруг зазвонил телефон. Мне уже давно никто не звонил. Все знали, что я в отъезде.
– Да, – сказал я, задерживаясь на платформе.
Ив ломанулся в вагон занимать места.
– Владимир, это Беттина. Мне нужно с тобой поговорить.
– Я сейчас в Италии, завтра буду в Вене. Позвони мне завтра.
– Отец Агапит… – она зарыдала.
– Что с ним? – встревожился я.
– Я его ищу, – жалобно всхлипнула трубка.
– Да что же случилось?
– Его выгнали Барыгин и Витковская, у которых он жил, и я взяла его к себе. Но потом мы поругались, и я его тоже выгнала. Теперь я не знаю, где он… Я его ищу.
– Успокойся, я его тебе завтра найду.
– Я его люблю… – завыл другой конец провода.
– Но он же монах!
– Мне все равно… Я его люблю…
– Все, Беттина, я не могу с тобой больше пиздеть, мне надо садиться в поезд…
Мне действительно надо было садиться.
Ив занял целое шестиместное купе.
– Кто это был?
– Беттина Вайс.
– Беттина?
В проходе нарисовалась толпа разряженных девок.
– Сюда! К нам! – заорал Ив.
Четверо из них со смехов ввалились к нам, прижав нас к окну.
– У нас есть вино! Хотите вина! – обрадовано предложил француз. -
Владимир, вино доставай!
Вина у нас было достаточно много. Мы разлили все, что оставалось в канистрах, по бутылкам. Я вынул одну из них и вытащил зубами плотно засаженную в нее пробку. Ив схватил бутылку и сделал большой глоток, передав ее затем бабам. Бутылка пошла по кругу, я тоже отхлебнул.
– Куда вы едете? – спросил Ив.
– На работу, – ответила одна из них хрипловатым голосом.
– На работу? Так поздно? Кем же вы работаете? – кокетливо поинтересовался француз.
– Siamo prostituti…
Мужская форма окончания первого лица множественного числа итальянского глагола резанула нам уши – "проституты"… Мы расслышали явное отчетливое "i", для женского рода было бы "е".
Глоток вина застрял в горле. В полутьме купе мы не сразу разглядели, что это были накрашенные и переодетые пидоры. Теперь это стало очевидным.
– А-а-а-а-а! – в ужасе вскрикнул Ив и замолчал.
Я молча передал бутылку своему несчастному другу. Старательно вытерев горлышко рукавом, он жадно присосался к ней, как девушка к хую. Теперь все молчали.
Они вышли на следующей остановке в пригороде Милана. Очевидно, там был какой-то гей-клуб.
Мы остались одни. Ив вскоре уснул. Мне не спалось, не находя себе места, я побрел в туалет. Вздрочнулось…
Глядя на вращающийся поток воды в очке унитаза, смывающий тяжелые ляпы моей застоявшейся спермы, я неожиданно вспомнил свою австралийскую подругу Кэрин, утверждавшую, будто бы в Южном полушарии стекающая в туалете или раковине вода закручивается не по часовой стрелке, как в Северном, а наоборот – против часовой…
Я ей не поверил, хотя в детстве искренне полагал, что люди на другой стороне земли ходят вниз головами.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ. Конец 1-ого тома.
