Олег Гладов - Любовь Стратегического Назначения
Весь город уверен, что так оно и есть.
Весь город ненавидит тринадцатилетнюю девочку-врушку.
Под этот шум родители симпатичного и мстительного Антона проплачивают кому надо, и дело об избиении и изнасиловании растворяется в пространстве. Толя Сахар и Паша Дытя через год отправляются в колонию совсем по другому поводу без упоминания в их бумагах об этом случае.
Умирает баба Люба, оставив свой маленький домик в наследство Юле. Но какие-то дальние родственники, появившиеся из ниоткуда, очень быстро выгоняют её на улицу.
Юля с неделю ночует в квартире с матерью, почти не выходя не только из дома — из комнаты своей выскальзывает только пописать.
Потом однажды она просто исчезает.
Следующий этап её жизни был настолько скучным и настолько долгим, что иногда становился интересен именно этим. Юля ни за что не согласилась бы пережить его снова и не очень любила о нём вспоминать, но (!) никогда не собиралась забыть ни дня, ни часа, ни минуты из того отрезка своей жизни.
И не забыла. Это я знаю точно.
Так же стопроцентно, как она узнала Волшебника.
А она ведь его узнала.
Потому что его узнало Я.
А Я её запасная карта памяти.
В следующий этап своей жизни Юля научилась спать в любом состоянии, любое количество часов, в любое время суток.
Она выяснила, что если плеснуть человеку горячим чаем в лицо, это может иметь очень серьёзные последствия. Причём не только для того, кому в лицо чаем плеснули.
Она узнала о месячных в общем вагоне поезда Луганск — Симферополь. Конечно же, о своих месячных.
Однажды она ночевала в купе проводника четырнадцать суток подряд. Это был рейс туда и обратно.
Три раза она спала под открытым небом. Два из них осенью. Один — посреди города. Один — днём.
Она знала, что с помощью швабры можно вымыть два этажа за час. Без швабры — нереально.
Она узнала, что может нести два ведра кукурузы четыре километра.
Она знала, что может не есть двое суток точно. Не спать тоже.
Она знала, что иногда может позволить себе промолчать и опустить глаза.
Она знала, что может бежать долго, далеко и ночью. Зимой.
Она могла вести легковой автомобиль. Медленно, но пока не опустеет бак.
Она достаточно быстро поняла, что в категорию «страшненькая» не попадает. Форма черепа? Рост? Какое-то время её это не волнует.
Однажды она понимает, что мужчины её не пугают.
Она знает четверых девочек, у которых в сумочках всегда лежит клофелин.
Два раза она при знакомстве говорит «Света». Четыре раза «Марина». Остальные — «Юля».
Однажды человек, не расслышав, переспрашивает её:
— Как? Юка?
Ей нравится, как это звучит. При следующем знакомстве, она, протягивая руку, произносит:
— Я Юка, — и выслушав очередное имя в ответ, говорит:
— Очень приятно.
Под этим именем её узнаёт немало людей. Ей реально нравится, как это звучит: Юка. Она даже когда думает о себе, называет себя этим именем.
Однажды в вагоне метро она замечает, что симпатичный молодой человек начинает плакать. Она видит, как блестит влага на его щеках, как вздрагивают его плечи — и это зрелище не вызывает у неё омерзения.
Она смотрит на его слёзы.
Она хочет, чтобы Такой вот Красивый Человек точно так же плакал из-за неё.
Разве это не мечта?
Разве это осуществимо?
Ведь то, что неосуществимо, и есть мечта? Да ведь?
Да?
Она вспоминает, что не плакала почти десять лет.
Она вспоминает причину и географическую точку, в которой плакала последний раз. Людей, из-за которых и в присутствии которых она давилась слезами.
Она меняет цвет волос и садится в поезд.
Она едет двое суток и, выйдя в пункте»», покупает все местные газеты. Вечером она курит на балконе снятой на два месяца квартиры. Она смотрит на город. Из окон — тепло от ночников в детских, одновременное и одноцветное моргание в тех квартирах, где смотрят один и тот же телеканал сейчас. И холод — там, где установлены лампы дневного света. Она видит световую разметку на стреле огромного башенного крана в километре от себя.
Ночью она заходит в пустое интернет-кафе на окраине города. Через двадцать минут она угощает сисадмина (некрасивого подростка с красивыми глазами) пивом. Ещё через полчаса она имеет доступ к городской базе данных.
Делая вид, что отвечает на смс, она записывает в мобильник несколько цифр и в два раза больше букв.
На следующий день она стоит на центральном проспекте города возле нового здания с десятком офисов. Она курит сигарету и рассматривает вывески, покрывающие всё пространство вокруг единственного и очень широкого крыльца. На большой входной двери домофон. Юка нажимает клавишу с цифрой «9». Она слышит электронный писк. Потом бодрый мужской голос из динамика:
— Да?
— «Фармация»? — спрашивает Юка.
— Нет… У них офис «четырнадцать»… Четырнадцать набрать надо…
— Ой, — говорит Юка. — Извините.
— Ничего, — отвечают ей устало. — Проходите…
Двери щёлкают. Юка оказывается внутри. Она бродит по этажам и находит офис «№ 14». На его больших прозрачных дверях — стилизованная под медицинскую змею с кубком буква «Ф». Она видит секретаршу, сидящую за высокой полукруглой стойкой прямо напротив этой двери. Из-за конторки торчит только узел из светлых волос на её затылке. Юка видит ещё две двери. Справа и слева от секретарши. Дорогие, из тёмного дерева.
Стоя у автомата с горячими напитками рядом с лифтом, Юка искоса наблюдает за светловолосой секретаршей. Та говорит по телефону, стучит по клавишам компьютера и иногда что-то записывает большим остро заточенным чёрным карандашом. Юке нравится, как быстро и мелко дрожит карандаш в тонких красивых пальцах девушки. Блондинка вдруг встаёт и, взяв какую-то папку, исчезает в одном из кабинетов.
Юка быстро подходит к прозрачному стеклу с огромной «Ф». Она смотрит на табличку той двери, в которою вошла секретарша.
«Игорь Васильевич Реймер», — читает она и смотрит на вторую. Тоже золотую. Тоже на двери из дорогого тёмного дерева. На толстом стекле появляется запотевшее пятно — там как раз её нос.
«Лариса Евгеньевна Реймер».
Юка собирается сделать шаг назад.
В этот момент дверь с «Игорем Васильевичем» открывается, и светловолосая секретарша стремительно появляется в приёмной. Она на ходу кивает Юке и призывно машет, приглашая войти. Юка приподнимает бровь и тыкает себя указательным пальцем в грудь. Секретарша энергично кивает. Настолько энергично, что кажется, будто она очень быстро поклонилась. Юка толкает прозрачную толстую стену. Та мягко поддается, впуская в обезвоженное кондиционерами пространство.
— Здравствуйте! — говорит секретарша, уже усевшаяся на своё место. — Проходите!
Юка проходит. Тихо бормочет радио.
— Вы по объявлению? — спрашивает секретарша и, не дожидаясь ответа. — Присаживайтесь!
Пока Юка думает, по какому это она объявлению и на какое из кресел ей присесть, где-то приглушённо звякают дверцы лифта. Постепенно приближаясь, цокают о мрамор тонкие каблуки.
— Вы вовремя, — говорит секретарша, улыбаясь Юке, и уже кому-то за её спиной радостно и громко:
— Здравствуйте, Лара Евгеньевна! Тут няня по вашему объявлению!
Юка оборачивается.
— Не няня, а домоправительница, — говорит, улыбаясь, холёная женщина в очках. Юка видит её идеально белые зубы. Женщина кивает Юке и указывает на дверь со своим именем:
— Прошу вас…
Лара Евгеньевна. Юка смотрит, как она вешает свой бежевый плащ в шкаф. Как обходит свой массивный стол и присаживается на своё кресло. Как говорит:
— Да что вы стоите! Присаживайтесь.
Подумав пару секунд, Юка выдвигает один из стульев и присаживается. Вполоборота.
— В принципе у меня в объявлении всё указано… — говорит Лара Евгеньевна, сцепив пальцы рук. Юка смотрит на её губы:
— … Уборка каждые три дня, собаку можно только утром и вечером — он у нас терпеливый… Ребёнок у нас самостоятельный… Сама себе хлопья молоком зальёт и яблоко помоет… Всё равно больше ничего не ест… Да! Вы за аквариумом уже ухаживали?
Юка, смотря в глаза Ларе Евгеньевне и выпятив нижнюю губу, медленно покивала.
— Хорошо… Так!.. Чтобы не было недомолвок — как в трудовом законодательстве — испытательный срок два месяца… Зарплата каждую неделю… Идёт?
Юка покивала.
— Вы когда можете приступить? — спросила Лара Евгеньевна.
Юка вздохнула.
— Сегодня, — сказала она, положив локти на стол и улыбаясь. — Сегодня.
Может быть, она пришла просто посмотреть на эту женщину со стороны? Женщину, которая посмела вслух перед тысячами людей сказать, что Юка (пусть в прошлой жизни, но) кому-то завидовала? Завидовала до такой степени, что оклеветала невинного и довела его до самоубийства.
