Лидия Скрябина - Дневник ее соглядатая
– Конечно, моя дорогая.
Они звонили целых полчаса, но мобильный был недоступен, а домашний занят. Алла все-таки немного успокоилась, поела котлеток с пюре, полакомилась вареньем.
– Подожди, я тебе баночку с собой дам, – хлопотала Лина Ивановна.
– Спасибочки. Давай. Хорошо, я помчусь, а ты, если дозвонишься, сразу сообщи мне, – попросила Алла. – Целую. Я побегу.
Хотя ей не хотелось никуда бежать, да и бежать было некуда. Она медленно вышла из подъезда, взглянула на каштаны. Листья были огромные, разлапистые и напоминали опахала. Зеленые колючие шарики по-прежнему кокетливо выглядывали из-под них, но не вызывали уже никаких фривольных ассоциаций. Неужели это всё? Конец романа?
В это время зазвонил мобильный. Лина Ивановна возбужденно доложила:
– Только ты ушла, я сразу дозвонилась. Он мне не поверил.
– Не поверил? Все равно, главное – предупредили. А как говорил?
– Сквозь зубы.
– Хорошо. Я тебе перезвоню.
«А вот сейчас мы посмотрим, что скажет мой горец», – злорадно подумала Алла и набрала номер любовника:
– Каха?
– Да? – ответил он отстраненно.
– Я предупредила отца о подставе. Я с ним помирилась! – вызывающе крикнула в трубку Алла.
– Хочешь меня обыграть? Девочка, не зли меня.
– Ты мне угрожаешь?
Он сухо засмеялся – «Ничего себе характер!» – и первым повесил трубку.
Вечером Алле позвонил Кахин домоправитель из «Горок-2» и вежливо попросил заехать завтра за вещами.
«Что это значит? Может, хочет мириться? Может, это предлог? Если это окончательный разрыв, что ему беспокоиться о моих вещах? Ехать или нет? Вещи-то первоклассные». На нее вдруг накатила маленькая, но сильная жадность.
Утром Алла с особой тщательностью собралась, навела боевой раскрас и покатила в неизвестность. Подъехав и свернув на знакомую улочку, она остановилась в ожидании, когда откроются автоматические ворота. Но все было недвижимо. Алла погудела. Ответа не было. Подождав еще немного, она вышла и требовательно нажала на кнопку домофона.
– Алла Степановна? – как ни в чем не бывало отозвался охранник. – Сейчас, сейчас.
Но ворота не открылись ни «сейчас, сейчас», ни через пять минут. Алла начала терять терпение и снова надавила на кнопку. В это время калитка рядом с воротами распахнулась, и в проеме показалась нагруженная ее пожитками садовая тачка, которую с каменным лицом катил охранник.
Алла просто лишилась дара речи, движения и разумения, а тот остановился перед ней, ловко опрокинул тачку, вывалив вещи девушке под ноги, и быстро, пока она не опомнилась, отступил за глухой трехметровый забор.
Она ошарашенно смотрела под ноги, глотала ртом воздух и не знала, что делать. Гордо уехать, оставив все валяться в грязи? Но тогда ее пожитки просто растащат окрестные таджики. И не только одежду. Как быстро она обросла в этом доме всякой всячиной! Она не могла бросить свои записи, свое белье, туфли. Надо было, но не могла. Дрожа от ненависти и бешенства, она открыла багажник и побросала туда без разбору свое барахло.
Интересно, наблюдает ли за ней сейчас из дома Каха? Унего же домофон с камерой. Но челядь-то точно приникла к экранам! «Убью тебя, поганый охранник! И тебя, Каха, прибью! Ничего себе погасила ненависть! Всех перебью!»
Глаза застилала пелена, а сердце так бухало, что каждый удар взрывался в голове. Алла домчалась до дома мачехи на автопилоте, ввалилась, вся дрожа, в квартиру и начала шарить глазами по комнате, что бы такое разбить, перед тем как разрыдаться. Взгляд упал на стеклянную стойку бара с початой бутылкой коньяка. Она взяла со стола чашку, налила до краев и залпом выпила. Сердце замерло на секунду, ойкнуло и сбавило обороты.
– Девочка моя, – только и сказала прамачеха.
Алла упала на диван и дала себя огладить, уложить, укрыть пледом. Потом она резко села и начала подробно рассказывать Лине Ивановне про разговор с Кахой, про вещи, про неудачное плавание и даже про идею мстить теперь Кахе. Выговорившись и хлебнув еще коньяку, она наконец затихла, притянув к себе Тарзана. Лина Ивановна ободряюще похлопала ее по коленке и пошла готовить обед. Ее дорогая птичка, хоть и с потрепанными перышками, была на своей жердочке.
Алла провалялась на диване весь день, перечитывая «кавказские дневники», бессмысленно щелкая пультом от телевизора с программы на программу и затеяв длиннющую переписку с Илюшей.
Немного утешившись от его нежных слов, она так и уснула, не раздеваясь, под пледом. Но среди ночи неожиданно вскочила и долго стояла на лоджии, глядя, как колышутся в теплой ночи каштаны и тоже шепчут ей слова утешения.
Она проснулась утром на диване в гостиной у мачехи. Дождь громко стучал по разлапистым листьям каштанов. Все тело болело, во рту была горечь. «Что все это значит? Вместо одного у меня теперь целый ворох кандидатов на месть. Аэто значит, – подумала Алла, – что ненависть не хочет отпускать свою жертву. То есть меня. Она борется за свое выживание и расставляет ловушки, чтобы я в них застряла. Ранит самолюбие, подначивает к мести, чтобы я доказывала самой себе, что я не трусиха и не лузер. Это западня».
Долго звонил мобильный. Из кухни пахло кофе. В «биркине» разве что найдешь… Почему все дорогое и модное такое неудобное? Наконец она нащупала дрожащее металлическое тельце.
– Алла Степановна Милославская?
– Да?
– Вас беспокоят из учебной части.
– Да?
– Загляните к нам, пожалуйста, к куратору вашего курса. Мы не можем разобраться с вашей курсовой. Профессор Заславский говорит, что он перепутал вашу работу с другой и выставил не ту оценку.
– Четверку?
– Нет, у вас по ведомости «неудовлетворительно»!
– Но в зачетке – четверка!
– Да-да. Сергей Александрович об этом и говорит. Он перепутал.
– Перепутал?
– Да, поэтому мы и просим вас зайти. Получается, что у вас не сдана весенняя сессия.
– Ладно. Когда? – упавшим голосом спросила Алла.
– Если сможете, сегодня в два.
– Хорошо, буду.
Что там может быть с курсовой? Она же ее еще в июне сдала. Неужели это Каха наносит ответные удары? Скор он на руку! Уже полдвенадцатого!
За дверью скулил и скребся Тарзан, услышавший, что она проснулась.
– Доброе утро, дорогая! – открыла дверь прамачеха; на постель с разбегу прыгнул скотч-терьер и мокрым носом начал подтыкать под руки с требованием ласки. – Кофе тебя уже ждет. Я сделала творожники с изюмом.
«Надо сменить SIM-карту, – неожиданно решила Алла. – А старую выкинуть, чтобы даже соблазна не было посмотреть, звонил мне Каха или нет. Надо вычеркнуть его из жизни вместе с местью. Ненависть, так просто ты меня не возьмешь», – твердо сказала она себе, подруливая к универу.
Второй Гум встретил ее гулкой тишиной и запахом ремонта – кое-где покрасили стены в аудиториях. Интересно, протянет она в этом богоугодном заведении еще четыре года?..
– Милославская? Мы не можем отыскать вашу курсовую, а в документах она помечена как несданная.
– Этого не может быть.
Кураторша пожала плечами.
– Да вы позвоните Заславскому, – подсказала Алла.
– Он сам звонил, сказал, что перепутал оценки.
– Дайте мне его телефон, я с ним поговорю.
– Он в отпуске и просил его не беспокоить.
– Я все равно найду его телефон и позвоню, – с вызовом заявила Алла.
Кураторша поморщилась. Разговор был ей неприятен.
– Необязательно, просто напишите объяснительную. Это нестандартная ситуация, нам надо обсудить ее на кафедре. Ведь с неудом по курсовой мы не можем перевести вас на второй курс.
– Но я ведь не знала, что у меня неуд! – ошарашенно воскликнула Алла.
– Поэтому я и говорю, что ситуация нестандартная. Мы вам позвоним.
– Мне надо искать хорошего адвоката? – горько пошутила Алла.
Кураторша слабо улыбнулась.
Алла потянулась за листком для объяснительной. Вдруг ее качнуло. Волна непреодолимой тошноты поднялась откуда-то из глубин существа. «Неужели для меня учеба – такая тошниловка?» – мелькнуло в голове. Но в следующую секунду она уже вскочила и выпрыгнула в коридор, судорожно распахнула «биркин» и извергла в роскошные недра сумки и кофе с молоком, и творожники с изюмом, и какую-то мерзкую слизь и горечь. С раскрытой сумкой, как с ночным горшком, она бросилась в туалет. Продолжая скрючиваться от холостых позывов рвоты, она кое-как отмыла внутренность «биркина» и его содержимое. Хорошо, что права и документы на машину запаяны в пластик. Студенческий, паспорт и «биркин», конечно, осквернены, но это ерунда. Она посмотрела в зеркало на свое бледное лицо. Это после вчерашнего коньяка или что похуже? На ватных ногах Алла вернулась в учебную часть дописать объяснительную.
– Вы не расстраивайтесь так, – стесненно сказала кураторша, – может, еще все обойдется.
«О чем это она? Что обойдется? Неужели все-таки это подлянка от Кахи? – Смутное ощущение тревоги смешалось у Аллы с тошнотой. – Да, подлянка от Кахи, и по-моему, не единственная. Надо топать в аптеку за тестом на беременность. Вот будет смехота, если я залетела. Без оргазма, но с презервативом. Анекдот, причем на этот раз не еврейский!»
