Дэвид Лодж - Райские новости
— Не в этой квартире. Я буду чувствовать себя неловко. Это как-то неправильно.
Иоланда как будто поняла его сомнения.
— Тогда нам придется снять номер в гостинице, — согласилась она. — В Вайкики это нетрудно, но может оказаться недешево.
— У меня уже есть номер в гостинице, — сказал Бернард, вспомнив о квитанции-броне в своем «Тревелкомплекте».
Они отправились прямиком в «Вайкики серфрайдер», и пока он вел переговоры с администратором, Иоланда ждала в гостиничном кафе.
— Надеюсь, ты не думаешь, что мы сегодня сразу же займемся сексом.
Это было первое, что произнесла Иоланда, когда они оказались вдвоем в комнате 1509, и рассмеялась при виде выражения его лица — что-то среднее, как она сказала, между разочарованием и облегчением, «как у того француза из анекдота в твоем дневнике».
— Если нет, — откликнулся он, — то я не уверен, что мы вообще когда-нибудь начнем. Очертя голову подчиниться моменту — по заказу это не делается.
— Что с головой?
— Это строчка из стихотворения.
— Забудь на время о поэзии, Бернард. Поэты — романтики. Давай будем практичными. Причиной того, что у вас с Дафной ничего не получилось, ну, во всяком случае, одной из причин стало то, что ты торопил события. Ты пытался одним махом перейти от полной невинности к разнузданному траху. Извини, тебя это слово не коробит?
— Немножко.
— Ладно, я не буду его употреблять. Стандартная практика секс-терапии состоит в том, чтобы посоветовать человеку или паре, у которой есть какие-то проблемы, пройти весь курс постепенно, деля его на простые этапы. Даже если они занимаются сексом много лет, им говорят, чтобы они вернулись к началу и прошли все заново, словно никогда до этого сексом не занимались. На первом этапе лишенные эротики поцелуи и прикосновения, затем чувственный массаж, интенсивный петтинг[88] и так далее. В идеале это растягивают на несколько недель, но поскольку мы таким временем не располагаем, придется на каждый этап отводить один день. Согласен?
— Думаю, да, — ответил Бернард.
Поэтому в тот день они просто лежали на кровати, полностью одетые, за исключением обуви и носков, и гладили друг друга по лицу, по волосам, ласкали уши и нежно целовались, брались за руки и массировали друг другу ступни. Поначалу он чувствовал себя очень глупо, но благодаря Иоланде, которая не проявляла ни малейшего смущения, он тоже не испытал лишающей сил неловкости.
На второй день, когда они оба приняли душ, Иоланда задернула тяжелую светонепроницаемую штору, а потом, когда они стояли по разные стороны кровати, завернувшись в полотенца, выключила ночник, чтобы комната погрузилась в полную темноту.
— У меня такое впечатление, Бернард, что ты немного боишься женского тела, — сказала она. — Мне кажется, тебе сначала нужно освоиться путем прикосновений.
Он услышал слабый звук — это упало ее полотенце, а потом почувствовал прикосновение её руки. Поэтому сначала он изучал тело Иоланды, как если бы был слепым; крепкие, мускулистые руки, гладкие выступы лопаток, зубчики гибкого позвоночника, мягкая, упругая округлость ягодиц, шелковистая нежная кожа на внутренней стороне ее бедер. Когда Иоланда перевернулась на спину, он почувствовал, как ее тяжелые груди плавно скользнули по сторонам грудной клетки, ощутил размеренное биение ее сердца и как внезапно затвердели ее соски, провел по выступу старого шрама от аппендицита и ниже — к мягкому, пружинистому уютному уголку ее лобковых волос, где она мягко остановила его руку. Иоланда казалась ему деревом: ее кости были стволом и ветвями, а округлые очертания ее тела — спелыми фруктами в его руках. Когда она спросила его, как он себя чувствует, он смог только процитировать ей еще одно стихотворение:
Не различаю я цветов у ног своих,
Но в благовонной тьме узнаю аромат,
Любой поре присущий, запах их,
Которым каждый месяц так богат,
Я распознаю и в траве, и в зарослях, и в диких фруктах…
Она засмеялась и заметила, что он безнадежен.
— Завтра у нас будет больше света, — сказала она. — И больше распутства. Но теперь моя очередь узнать, каково на ощупь твое тело.
— Боюсь, ничего особенного.
— Все нормально. Некоторая потеря мышечного тонуса в этом месте, — сказала она, пощипывая его живот. — Ты тренируешься?
— У себя, там, я много хожу пешком.
— Ходьба — упражнение хорошее, но тебе следует заняться чем-нибудь более нагрузочным.
— А что ты делаешь? У тебя, похоже, ни унции лишнего жира.
— Я много играю в теннис. Мы с Льюисом были в свое время чемпионами факультета среди смешанных пар. Теперь я играю с Рокси.
Он пожалел, что она упомянула о Льюисе и Рокси. Эти имена напомнили ему, что за пределами этой комнаты и кровати она ведет настоящую жизнь, сложную и особенную. Но ее ладони постепенно рассеяли его тревоги. Медленно, методично Иоланда исследовала каждый дюйм его тела, кроме половых органов. Она словно лепила в его темноте, в первый раз заставляя Бернарда ощутить контуры и пределы его собственного тела. Он так долго обращался с ним как с убогой, но полезной одеждой, которую надевал утром и снимал на ночь, живя исключительно разумом. Теперь же он осознал, что жил и в этом странном раздвоенном, несовершенном соединении плоти и костей, крови и сухожилий, печени и легких. Впервые со времен детства он с головы до ног почувствовал себя живым. Раз она задела рукой его возбужденный пенис и пробормотала извинение.
— Мы займемся любовью? — спросил он.
— Нет, — ответила она, — пока нет.
— Завтра?
— Нет, не завтра.
Назавтра света в комнате было больше, и, прежде чем начать, они выпили полбутылки белого вина из мини-бара. Иоланда была настроена решительнее и гораздо больше говорила.
— Сегодня все еще только прикосновения, но нет никаких ограничений, мы можем касаться друг друга где хотим и как хотим, хорошо? И необязательно руками, можешь губами или языком. Хочешь пососать мою грудь? Давай. Ну как, хорошо? О, мне очень приятно. Можно пососать тебя? Не волнуйся, я вот так сильно его сожму, и ты не кончишь. Вот так. Расслабься. Приятно было? Отлично. Мне-то уж точно нравится. Сосание и лизание очень древние наслаждения. Разумеется, легко понять, что приятно мужчине, у женщин это по-другому, все скрыто внутри, и нужно исследовать, что да как, так что давай оближи палец, и я проведу для тебя экскурсию.
Он был шокирован, ошарашен, у него в буквальном смысле перехватило дыхание от этого внезапного досрочного перехода к откровенности слова и дела, лишенной всяких запретов. И в то же время он пришел в восторг. И ухватился за это не на жизнь, а на смерть.
— Мы займемся сегодня любовью? — взмолился он.
— Мы и занимаемся любовью, Бернард, — ответила она. — Я чудесно провожу время, а ты?
— Я тоже, но ты знаешь, что я имею в виду.
— Сегодня мы займемся любовью? — спросил он, расстегивая ее красное платье. — Я хочу сказать, по-настоящему.
— Нет, не сегодня. Завтра.
— Завтра? — взвыл он. — Во имя Господа, что еще нам осталось сделать между вчера и завтра?
— Ну, например, вот это… — И она сделала шаг вперед, оставив платье лежать на полу. На ней была белая атласная грация с кружевами.
Он закрыл глаза и помотал головой.
— Иоланда, Иоланда…
— В чем дело? Разве тебя это не возбуждает?
— Конечно возбуждает.
— Тогда помоги мне ее снять.
Он неловко стащил лямки с плеч Иоланды, и она высвободила руки. Верхняя часть грации упала на бедра, обнажив груди. Он нежно поцеловал их.
— Иоланда, Иоланда, что ты со мной делаешь? — простонал он.
— Можешь назвать это сексуальным образованием. Это американский способ, Бернард. Научить можно всему. Как добиться успеха. Как написать роман. Как заниматься сексом.
— Ты уже учила кого-нибудь?
— Нет. Это было бы неэтично.
— Неэтично! — В его смешке прозвучала истерическая нотка. — А почему со мной этично?
— Потому что ты не мой клиент. Ты — друг.
— Ты кажешься экспертом в этом вопросе.
— Чтобы ты знал, лет восемь назад у Льюиса были проблемы с потенцией. Мы вместе ходили к психотерапевту. Помогло.
Грация соскользнула на пол, и Иоланда встала перед ним — ладная, фигуристая, бронзовая, как гогеновские ню, только на груди и внизу живота белели полоски от купальника. Он упал на колени и прижался лицом к ее животу, гладя ее бока.
— Ты такая красивая, — сказал он.
— М-м-м, как приятно, — проговорила она, нежно массируя его голову. — Как хорошо снова почувствовать себя в чьих-то объятиях.
— У тебя был кто-нибудь после ухода Льюиса?
— Нет. Когда уж очень приспичит, обхожусь вибратором. Это тебя шокирует?
