Иштван Эркень - Избранное
Выскользнув из буфета, Кором кинулся к лифту и очутился лицом к лицу с Иреной Пфаф. Актриса не ответила на его приветствие.
— Какая муха вас укусила, Ирена?
— Убить вас мало!
— И все из-за моего друга Я. Надя?
— Если вы ему истинный друг, то не губите его, — бросила Ирена и стремительно вылетела из лифта.
Вечером того же дня Кором от нечего делать наобум заглянул в облюбованный ими ресторанчик. На этот раз ему повезло. Писатель сидел на своем привычном месте, все в той же беседке, деля одиночество с графинчиком вина и бутылкой содовой; перед Я. Надем на струганом дощатом столе лежал раскрытый толстый фолиант.
— Что это ты штудируешь, Я. Надь?
— «Основы терапии» Мадьяра и Петрани.
— Зачем это вдруг?
— Иной раз нелишне перепроверить врачей.
И тотчас выложил, что к чему.
* * *Поначалу писатель обратился к врачу, которого порекомендовала ему Аранка Ючик. Врач, сделав кардиограмму, заявил, что все в порядке, следует только беречь себя. Это навело писателя на размышления. Если все в порядке, то чего, спрашивается, беречь себя. В поисках истины на следующий день писатель обратился к другому врачу, рекомендованному Иреной Пфаф. Результаты анализов удовлетворительны, сказал тот, но все же Я. Надю следует больше гулять, плавать, закалять свое сердце. Так что же теперь делать — беречь себя или закалять? Я. Надь отправился к третьему, затем к четвертому эскулапу. Каждый из них успокаивал его, но каждый по-разному, что в конце концов не на шутку встревожило Я. Надя. Он ходил от врача к врачу, желая услышать определенный, твердо установленный диагноз. Писатель добился своего, попав в терапевтическую клинику, где его взяла под опеку доктор Сильвия Фройнд, весьма миловидная особа с командирскими замашками.
Доктор Фройнд тотчас узнала писателя. Она видела телепередачу «Актерские портреты» и серию «Виднейшие ученые нашей страны» и отнеслась к создателю этих репортажей с должным вниманием. Тщательно обследовав больного, она вынесла свое заключение.
— Вам известно, что один инфаркт у вас уже был. Если не хотите дождаться следующего, то в первую очередь вы должны бросить курить. А кроме того, вам необходимо избегать всяческих волнений и воздерживаться от тяжелой пищи.
— Доктор, уж не болен ли я? — явно нервничая, спросил писатель.
— Не то чтобы больны, однако и здоровым вас не назовешь.
Чтобы рассеять страхи и как-то успокоить знаменитого пациента, доктор Сильвия Фройнд вручила ему кардиограмму и подробнейшим образом растолковала, что означают изображенные на ней зигзаги. Я. Надь извлек блокнот и по журналистской привычке делал пометки. К тому времени, как доктор покончила с пояснениями, писатель успел постичь не только азы, но и кое-какие профессиональные тонкости. Выпросив кардиограмму, он уже собрался было уходить, когда доктор Сильвия Фройнд снова усадила его.
— Я хочу еще раз проверить ваше давление, мэтр.
— Зовите меня просто Я. Надем, — попросил ее писатель.
— С удовольствием, дорогой Я. Надь. Вынуждена, однако, заметить, что давление у вас выше нормы, даже если сделать скидку на возраст.
— Что это значит: скидка на возраст? — обиделся Я. Надь. — Для писателя не существует возраста.
— Выглядите вы действительно гораздо моложе своих лет, только вот давление ваше, к сожалению, вас выдает… Но пусть вас это не тревожит, давление мы вам собьем.
Сильвия Фройнд выписала ему ворох рецептов. Я. Надь прихватил их на студию и, размахивая кардиограммой, совал ее под нос всем и каждому. Поначалу никто не принимал его беспокойства всерьез. До самых недавних пор он любил похваляться тем, что у него-де неистребимое железное здоровье, поэтому на студии решили, что Я. Надь придумал очередной розыгрыш, и весело потешались над ним.
Не смеялась только Аранка. Она во что бы то ни стало хотела самолично поговорить с этой докторшей. На другой день они явились в клинику вдвоем.
— Разрешите представить вам мою бывшую жену. Видите ли, ее очень беспокоит мое давление.
Женщины испытующе оглядели друг друга с ног до головы.
Я. Надю заново смерили давление.
— Довольно высокое, но не опасное для жизни, — заявила доктор Фройнд. — Пациенту необходимо избегать всяческих волнений, но даже и при щадящем режиме не следует ожидать, что улучшение произойдет за один день.
Невзирая на столь категорическое врачебное заключение, Я. Надь пришел в клинику и на следующий день, на сей раз в сопровождении Ирены Пфаф, а не бывшей жены. Доктор Сильвия Фройнд окинула актрису внимательным, оценивающим взглядом. (Ирена Пфаф тоже не осталась в долгу.) Затем измерила давление пациенту.
— Должна вам сказать, что сегодня давление у вас даже несколько выше, чем вчера. Не слишком ли вы перенапрягаетесь, Я. Надь?
— Нет, — решительно отрезала Ирена. — Я полагаю, прибор у вас не точный.
Доктор Сильвия Фройнд надменно усмехнулась и тут же на практике объяснила принцип действия прибора и нехитрые правила обращения с ним. Я. Надь пришел в такой восторг, что немедля отправился в магазин медицинских приборов. Купил тонометр. Тут же, не отходя от прилавка, опробовал аппарат. Ирена помогала ему, выказав при этом необычайное умение и ловкость.
— Будь я твоей женой, я бы каждый день мерила тебе давление. Тогда не пришлось бы из-за такого пустяка обращаться в клинику!
— Я обдумаю твое предложение, дорогая.
Я. Надь обдумал. Затем сел за пишущую машинку и отстукал два слово в слово одинаковых письма: Аранке и Ирене. «Полагаю, ты и сама согласишься со мной, дорогая, что, пока у меня не снизится давление, лучше будет остеречься волнений, неизбежно связанных со вступлением в брак. Что же касается измерения давления, то с этим мне, пожалуй, удастся справиться и в одиночку. Тысяча поцелуев. Я. Надь».
И действительно: попрактиковавшись какое-то время, Я. Надь приноровился самостоятельно мерить себе давление, без какой бы то ни было посторонней помощи.
Это свое умение он и продемонстрировал Арону Корому после того, как за графином вина и бутылкой содовой рассказал ему все вышеизложенное.
— Видишь? По-прежнему высокое, — он показал на стрелку тонометра, — а ведь я бросил курить, не ем жирного, не пью кофе, порвал с Иреной и Аранкой. У той и у другой одно-единственное желание — любой ценой выскочить замуж, а ты и представить себе не можешь, как это действует на нервы.
— Дружище Я. Надь, да ты заделался ипохондриком! — рассмеялся режиссер.
— Нет чтобы поблагодарить! А ведь тебе лучше всех должно быть известно, к чему я себя готовлю.
— Обезжиренной диетой? Интересно узнать, к чему же?
— Я вхожу в свою роль.
— По роли от тебя вовсе не требуется переквалифицироваться на врача.
— Извини, старик, но, чтобы войти в роль, мне необходимо знать, что меня ждет.
— Брось ты запугивать себя, Я. Надь.
— А ты оставь сантименты, мы с тобой профессионалы. Розовая водица хороша для дилетантов, подлинное искусство не знает снисхождения.
— Ну, хорошо. Скажи, а удалось хоть немного сбить давление?
— К сожалению, нет.
— Без дураков? Тогда ты уже мог бы стать перед камерой.
— И что мне говорить?
— Что на ум взбредет.
— Кому это интересно?
— Зрителям, Я. Надь, зрителям это интересно. Сейчас ты как огурчик, тем эффектнее будет выглядеть твой конец.
— Хочешь подать меня как смертника? Боже, какой дешевый и затасканный режиссерский трюк!
— Зато безотказный. Кстати, на завтра у меня как раз павильон свободен.
— Да пойми же, мне будет что сказать о смерти лишь тогда, когда я буду умирать, но не раньше.
— Не забегай вперед, дождись конца. Тогда увидишь, какой потрясающий успех тебе обеспечен.
— Именно этого я и не увижу.
— Ах да, твоя правда.
* * *— Дорогие телезрители, думаю, мне нет нужды называть себя, поскольку я достаточно часто появлялся перед вами на голубом экране. Возможно, вы еще помните серию репортажей «Актерские портреты» или цикл передач «Виднейшие ученые нашей страны». Сегодня вечером я выступаю перед вами не в качестве интервьюера, я сам буду отвечать на заданные мне вопросы. Однако это мое выступление — лишь интродукция к одному очень важному для меня событию.
Дело в том, что, когда настанет срок, я буду умирать на ваших глазах.
Что касается самой темы, то тут я, можно сказать, в родной стихии. Однажды, шесть лет назад, когда мне едва удалось пережить тяжелый сердечный приступ, я чуть было не переправился на другой берег Леты. К тому же я прошел фронт военным корреспондентом, то есть был очевидцем одного из трагических событий в истории человечества и видел смерть во всех ее обличьях.
