Джеймс Олдридж - Горы и оружие
— Возможно. Но оно не отвечает чаяниям курдов.
— Согласен, высоким здесь не пахнет, — сказал Кэспиан. — Но по крайней мере мы предлагаем обделать дело с вашим Комитетом, если он согласится делать дело с нами. Это не так уж плохо, Мак-Грегор. Совсем не так уж плохо.
— На кази это не произведет впечатления, — возразил Мак-Грегор.
— Но почему же?
— Потому что вы предлагаете всего лишь «сайгонское» решение проблемы.
— Но погодите, — воззвал Кэспиан к здравому смыслу Мак-Грегора. — Вы сами видите какую-либо иную альтернативу для курдов? Спросите-ка самого себя честно.
— Не знаю… Но никакой курд не сочтет себя независимым, если над ним будет ваша направляющая рука, если ему и впредь придется подчиняться турецким или иранским законам, всегда подавлявшим его. Курды и слушать не станут таких предложений, и вы это знаете.
— О'кей. Пусть это не бог весть что. Луны мы не подносим на тарелочке. Это всего лишь начало.
Мак-Грегор потянулся к пустому бокалу, но, когда Мозель наполнил его, Мак-Грегор уже раздумал пить. Он бросил взгляд на Мозеля — вот тоже честный человек вроде Кэспиана. Все они, возможно, честные. Но так или иначе, решающим весом здесь обладает один Кэспиан, и приятно после всех этих долгих лет увидеть, как Эссекс наконец-то оттеснен и умален историческим своим преемником.
— Знаете ли вы, в чем коренной изъян вашего предложения? — сказал Мак-Грегор Кэспиану. — Вы рассчитываете, что курды сядут за один стол с волками — пожирателями кур, выклевывающих глаза детям, — процитировал Мак-Грегор по-персидски.
— Я и забыл это присловье, — засмеялся Кэспиан.
— Разве же не так?
— Конечно, так, — сказал Кэспиан. — Беда только, что вы все еще предаетесь мечтаниям, Мак-Грегор. Полная независимость курдов практически неосуществима. Предприятие в данный момент безнадежное, и вы знаете это не хуже меня.
— Да, но мы никогда с этим не примиримся, — сказал Мак-Грегор, чувствуя, что ему по душе этот американец, с ним можно говорить честно. — Проблема выходит за рамки практической.
— Так ли, этак ли, но вам бы стоило по крайней мере съездить с этим предложением к старине кази.
— Не могу, — покачал Мак-Грегор головой.
— Почему?
— Я знаю, что оно реально означает.
— Вы делаете ошибку, — убеждал Кэспиан. — Возможно, они его примут.
— Возможно. Но я в этом не участник.
— Взгляните трезво, — напирал Кэспиан. — Этим ли, другим ли путем, но мы добьемся своего. Нам нетрудно изолировать, запереть кази намертво в голых горах.
— Не будьте в этом чересчур уверены, — возразил Мак-Грегор. — Теперь им туго, но вы не сможете занять там каждую ложбину и каждый склон, даже располагая людьми ильхана.
— Есть и другие способы. — Кэспиан повернулся к Мозелю и спросил: — Где этот грек или кто он там?
— Одну минуту, — сказал Мозель, отворил боковую дверь, позвал. Явился «грек» — низенький и толстый головастый человечек явно не греческой наружности.
— Мосье, мосье, мосье, — закланялся он, как болванчик, на все стороны.
— Это Сулейман, — сказал Кэспиан, не глядя на Сулеймана. — Он один из подписавших соглашение о концессии, которую ваш Комитет предоставил компании «Леанко», он уплатил Комитету те деньги, розыском которых вы занимались. Вам о нем известно?
— Известно.
— Так вот, — продолжал Кэспиан, — мы купили у него долю участия в этом соглашении, дающую контроль над всей концессией. С соблюдением всех формальностей…
— Даже так? — проговорил Мак-Грегор.
— Да-аже так, — протянул с преувеличенным американским акцентом Кэспиан.
Мак-Грегор поднялся с кресла.
— Там у меня где-то плащ, — сказал он Мозелю.
— Но послушайте, Мак-Грегор, — сказал Эссекс. — Нельзя же так вот просто взять и уйти.
Мак-Грегор надел плащ.
— Уж извините, — повернулся он к Кэспиану. — Но нам с вами… Хотя что уж…
Мозель проводил Мак-Грегора к дверям, негромко сказал:
— Мне жаль, что оказалось невозможно избежать этого финала. Но вы держались стойко, Мак-Грегор. Очень стойко.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Когда Мак-Грегор сообщил Кэти, что дело кончено и он потерпел неудачу, Кэти глубоко вздохнула:
— Вот и слава богу. — А затем прибавила: — Все же правы китайцы. Если курдам когда-либо удастся изменить свое положение, то лишь в том случае, если они будут действовать собственными силами, без посторонней помощи. И твоя удача или неудача все равно мало что значит.
— Китай освободился, — возразил Мак-Грегор, — только после того, как японцы были разбиты с посторонней помощью, и помощь оказана была немалая.
— Ладно уж, — сказала Кэти. — Я не собираюсь начинать политический спор. И никогда не стану снова заводить об этом деле речь, раз с ним покончено.
Был восьмой час вечера, они одевались, готовясь ехать к Жизи Марго. Кэти подняла к свету чулок, требовавший пристального осмотра, но вместо этого пристально всмотрелась в мужа.
— Ведь ты с ним полностью покончил?
— Нет. Не совсем, — ответил Мак-Грегор после длинной паузы, решив быть честным до конца.
Она перестала одеваться, подошла к нему.
— Что же ты можешь теперь? Что тебе тут осталось?
— Не знаю еще, — ответил он. — Но мне это слегка напоминает обстановку во Франции. Весь народ на улицах, но у студентов с языка не сходит слово «революция», но положение остается в точности таким, как прежде.
— Не вижу, при чем тут Франция.
— Похоже, что все мы боремся с незримым противником, с каким-то недосягаемым врагом.
— Ты потерпел неудачу — и вопрос исчерпан, — сказала она твердо и опять занялась одеванием. — Упакуем чемоданы и вернемся в Лондон. Завтра же.
— Нет. Уехать я еще не могу.
— Но почему же? За что тут осталось цепляться?
— Не в цеплянии дело, а в том, что оружие еще в Марселе и достанется ильхану, если я просто уеду и брошу все. Не могу я…
— Нет, можешь, — прервала Кэти, натягивая и дергая чулок так свирепо, точно он был не из нейлона, а из стали. — Знаю я твои планы. Но ты и думать об этом забудь.
— У меня нет никаких планов, — заверил он.
— Им прекрасно известно, что задумал Таха, — предостерегающе сказала Кэти. — И ты не впутывайся, слышишь. Уж этого я не позволю.
— Пусть так, — сказал он. — Но я не вижу иного выхода.
Однако Кэти не намерена была вступать в дискуссию.
— Нет и нет, — отчеканила она. — И говорить об этом не хочу. Дело кончено, и не желаю я больше волноваться.
— Хорошо, — сказал он и, сойдя вниз, стал дожидаться Кэти во дворе. Там, в бывшей конюшне, в железной бочке, у Сеси хранилось полсотни литров нормированного бензина, и Сеси занята была сейчас переливанием его через трубку в бак.
— Тьфу, гадость, — выплюнула она попавший в рот бензин.
Она все еще отплевывалась и откашливалась, когда Кэти сошла к ним.
— Ей бы мальчишкой быть, — сказала Кэти Мак-Грегору.
— Ничего, и девчонкой сойдет, — ответил он, понимая, что лучше поддерживать нейтральный разговор, подстраиваться к Кэти.
Сеси повела машину пустыми левобережными улицами. Вид у них был по-прежнему осадный, ждущий катастрофы; весь район был точно пустырь после ярмарки. Ветер мел мусор и бумажные клочья по воскресным бульварам, народ бродил, сбивался в спорящие кучки, как бы не зная, на что решиться и чего ожидать.
— Я буду в мастерской у себя, — сказала насупленно Сеси, и «ситроен», фырча, скрылся. Сеси была сердита — она из-за них задержалась, а ей не терпелось вернуться в свой collectif, притом Сеси видела, что отец и мать держатся друг с другом молчаливо-настороженно, а это, считала Сеси, зря и глупо.
В доме на улице Жана Гужона у клетки лифта их встретила Жизи. Поднеся руку к своему освобожденному от грима лицу, Жизи сказала Мак-Грегору:
— Видите?
На Жизи было простое черное платье, в оторочку которого, в раскос, в линию талии было вкроено и вшито целое состояние. Приложившись щекой к щеке Кэти, Жизи взяла Мак-Грегора под руку и, поднимаясь в свой японский салон, шепнула ему по-английски:
— Этот ужин — не моя затея. Я не терплю французского трапезованья сообща. Это Ги затеял — он хочет, чтобы все вы остались друзьями, несмотря на то, как они сегодня с вами поступили. Ги говорит, что хочет сгладить. Но я им не верю. Глядите. К нам идет мой муж.
Аристид Марго был сухопарый, слегка алкоголической наружности француз с прищуренно-внимательным взглядом и походкой враскачку. Он небрежно пожал руку Мак-Грегору, а затем новоприбывших присоединили к остальным гостям: к Мозелю, лорду Эссексу, Кюмону и мадам Кюмон. Перед ними стояли уже бокалы с коктейлями; Жизи усадила Кэти между супругами Кюмон, а Мак-Грегора — рядом с Мозелем. Горничная внесла на подносе бокал с сухим мартини, но Жизи сказала ей:
