Джон О'Хара - Жажда жить
— Ждет ребенка.
— Третьего?
— Четвертого.
— А у меня ни одного.
— Чтобы родить ребенка, требуются двое.
— Точно.
— Как ваша матушка?
— Неважно, Ли, неважно. Когда она нас поднимала, старик то и дело бунтовал, она была здоровее. И подвижнее.
— И на двадцать лет моложе.
— Конечно. Я обожаю матушку; таких, как она, больше нет, но беда в том, я для нее — единственный свет в окошке. Послушать ее, так в мире нет девушки, которая была бы достойна меня. Стоит два раза встретиться с одной и той же, как начинаются придирки: то не то и это не так. Правда, если бы она не думала, что солнце встает и садится только ради меня, мне бы это тоже не понравилось. Энергии на пятерых хватит. И на язычок остра. Никому не дает спуску, от епископа до домработницы. Подражает цветным, голландцам, ирландцам, мексиканцам, да кому угодно. Бьет наповал. Я тысячу раз говорил ей, что, если бы к моим габаритам да ее мозги, можно выходить на ринг против самого Джесса Уилларда[10] и на ремни его резать.
— Ну, у вас и собственных мозгов хватает.
— Да что там, с таким запасом я бы и университетского диплома не получил. Живу, зарабатываю на жизнь, немного погуливая на стороне, но… даже и не знаю, чего хочу.
— Что ж, постараемся разбогатеть, а там будь что будет, — резюмировал Бадер и вернулся к строительству. Роджер наведывался туда каждый день, а вместе с Майлзом они напоминали комическую супружескую пару средних лет, типичную для того отрезка национальной истории: муж и жена, которые каждое воскресенье «выезжают, чтобы осмотреть владения». Какое-то время у них было популярно название Рок-Фарм, и они шутили, что надо бы заказать каменные семена, чтобы выращивать камни. Шутка еще долго ходила в компании, к которой принадлежали Майлз и Роджер. Оба получали от своих приятелей с побережья посылки с галькой и надписью: «Каменные семена». Еще одна излюбленная шутка заключалась в том, чтобы наклеить картинку величиной с календарь, изображавшую карту Гибралтара (ее использовала в качестве рекламы одна стразовая компания), на капустный кочан железнодорожной тележки, какую, в свою очередь, изображает на рекламных проспектах компания «Андерсоновские зерна». Естественно, прилипло и еще одно название: «Прибор Майлза» со всеми вытекающими отсюда шутками и каламбурами. Однако эти забавы вовсе не свидетельствовали о легкомыслии друзей. Напротив, шутки потому и имели успех, что всякий раз порождались завершением очередного этапа строительства. Роджер держал в кладовке рабочую одежду, что позволяло по воскресеньям лазать по стропилам и заглядывать во все уголки. По рабочим дням, если подсобники куда-то отлучались на несколько минут, он подавал кровельщикам ведра со смолой и бочонки со шлаком. Он заливал цемент, катил тачку и проклинал дождь. Он мотался на своем «форде-пикапе» по другим делам, чтобы к концу рабочего дня попасть на Рок-Фарм и развезти по домам строителей, а заодно получить возможность подстегнуть их — или хотя бы попытаться, — как он делал это, когда сам играл, а потом стал тренировать футбольные команды. Уже один тот факт, что ему удавалось вдохнуть в людей энтузиазм тогда, когда хочется только одного — нырнуть в ванну да выпить стакан холодного пива, — свидетельствовал о его неистощимом трудолюбии. «Слушай, Роджер, — говорил Майлз, — по справедливости я должен платить тебе зарплату. Почему бы тебе не включить себя в ведомость?»
Признание заслуг, выраженное в такой форме, радовало Роджера. «Но ведь мы хотим, чтобы к осени все было готово, верно?» — отмахивался тот.
— Верно, но для этого тебе совершенно не обязательно загонять себя до смерти.
— Знаешь, Майлз, старый ты пенек, давненько я себя так славно не чувствовал. Стоишь на самом пекле, пот с тебя градом катит, и все лишнее выходит. Смотри. — Роджер сильно ткнул себя в живот. — Летаешь по этим лестницам с лотками, цементом, трубками всякими, гвоздями, бог знает с чем. Я и раньше был в приличной форме, а сейчас, наверное, целый матч выдержал бы. Посмотри на мои руки.
— Как наждачная бумага. Прикоснись к женской ножке, так крик раздастся: убивают!
— А вот и нет, Роджер. Им даже нравится. Заводит, надо только потихоньку гладить. Иное дело, что при этом сам почти ничего не ощущаешь.
— Ладно, ты слишком-то уж не перерабатывай.
— Зато в азарт вхожу. Сказать тебе кое-что? Это тренировка. Еще неделя, и мы начнем стелить полы, и вот тогда-то мой фитиль пора будет погружать в воду. Между прочим, первый раз за последний месяц.
— Ты с ума сошел, Роджер, — покачал головой Майлз.
— Ничего страшного, в этом доме у нас будет масса возможностей взять реванш, и я скажу себе: «Роджер, сукин ты сын, ты заслужил право заниматься этим здесь. Ты участвовал в строительстве».
Настилать полы приехали через неделю. Это были ребята из Филадельфии, неторопливые, которые не ждали ни похвалы, ни понуканий, знали себе цену и действительно были отличные работники. По слухам, когда кто-нибудь делает замечание, кажущееся им глупым или неуместным, они собирают инструменты и возвращаются домой, в Филадельфию. Роджер, чей опыт ограничивался строительством дешевых или в лучшем случае недорогих домов, не знал о профессиональной гордости и независимом нраве этих плотников и совершил faux pas[11] в первый же момент.
— Ну, ребята, сколько времени вам нужно?
— А что? — спросил старший бригады из трех человек.
— Как это что? Ничего себе! Да вы хоть знаете, с кем говорите?
— А вы? Вы знаете, с кем говорите вы? — Бригадир повернулся к своим людям: — Не вынимайте инструменты. Мы возвращаемся. — Это был худой невысокий мужчина с усами, как у киноактера Честера Конклина, и в очках в золотой оправе. — Материал ваш, — сказал он Роджеру, — а счет за потраченное нами время и понесенные расходы фирма вам пришлет. Сами нас отвезете назад, или подождать трамвая?
— Вы что, действительно отказываетесь работать?
— Вас это удивляет? Мистер, вы не с землекопами имеете дело. Вы хоть знаете, сколько мы берем за час работы?
— Естественно, потому и спрашиваю, сколько она займет времени.
— Это вам сказали на фирме, когда оформляли заказ, но, судя по тону вопроса, вы сами собрались командовать, подгонять нас. Но мы так не работаем. Так что везете, или мы едем трамваем?
— Кто ваш босс?
— В том смысле, в каком вы подразумеваете, у меня вообще нет босса. И еще, к вашему сведению, поскольку вы впервые имеете дело с нашей фирмой, — я один из ее пайщиков. И эти двое ребят тоже. И если вы хотите неприятностей, то напоминаю: вы подписали контракт, хотя, может, и не прочитали его как следует. Там сказано, что каждому из работников полагается жалованье, номер в гостинице первого класса, а подрядчик или субподрядчик не имеют права вмешиваться в работу, ну и все такое прочее. «Форд» или трамвай?
Роджер улыбнулся, но ответной улыбки не дождался. Оглядывая комнату так, будто он ни слова не сказал Роджеру и даже не заметил его, бригадир начал насвистывать что-то похожее на «Джинг беллз». А затем вынул из охотничьего футляра часы:
— Мистер, в сложившейся ситуации наше рабочее время кончается, когда мы сойдем с поезда на вокзале Брод-стрит в Филадельфии, и, если вы не хотите зря тратить свои деньги, советую принимать решение как можно быстрее.
— А я уже решил, — сказал Роджер. — Если сказал что не так, прощу прощения.
— Принимается.
— Итак, вы остаетесь? Будете работать?
— Что скажете? — Бригадир повернулся к своим спутникам. — Один молча пожал плечами, другой сказал:
— Решать тебе, Генри.
— Ну что же, — повернулся он к Роджеру, — в общем-то они не прочь вернуться домой, поужинать домашней едой и лечь в собственную постель. Я тоже. Но вы извинились. Он извинился, ребята, и в таком случае, полагаю, можно остаться. Только имейте в виду, мистер Бэннон, если вы понадобитесь, мы дадим вам знать, но в противном случае ни в какой помощи мы не нуждаемся, ни в какой. Закончим работу — и сразу домой. У нас заказов больше, чем мы можем выполнить. Ладно, начинаем. Быстрее начнем, быстрее закончим.
Роджер вышел из комнаты, большой гостиной на первом этаже, и уселся на козлах для пилки дров перед домом. Было около одиннадцати, стояло ясное сентябрьское утро, грело солнце, хотя во всем остальном уже угадывалось приближение холодов. Разговор с плотниками и остудил, и позабавил Роджера. Он так и не разглядел толком двух рабочих, но какое-то чувство подсказывало ему, что они во всем похожи на Генри, и не странно ли, что подобные типы позволяют себе так с ним разговаривать, особенно сейчас, когда он в такой превосходной физической форме. На какой-то момент Роджеру пришла в голову мысль затащить всех троих в одну комнату, запереть дверь и устроить работникам такую взбучку, какую они до конца жизни не забудут, а может, и конец-то наступит прямо сейчас. Да, неплохо бы. Но это будет стоить и денег, и свободы или даже самой жизни, и Роджер прикинул, что любая из этих жертв слишком велика. «Но да поможет Бог следующему, кто станет на моем пути».
