Наталья Симонова - Жизнь как цепочка обстоятельств (сборник)
Парень не ответил, медленно направляясь к собачьей площадке. Женя рванулся за ним, но Настя его удержала.
– Не надо, Жек, – приговаривала она, всхлипывая, – оставь. Видишь, оба неадекватны… Но что же мне делать?! Плюша нужно срочно к ветеринару, тебя к врачу… Как быть? Куда сначала?..
Женя видел, что ее трясет.
– Тебе сейчас за руль нельзя, – сказал, мягко обняв Настю. – Давай так. Пойдем мои дырки дома промоем, там, по-моему, просто ерунда. Заклеим… Пластырь-то есть?.. – Она молча кивала, стуча зубами. – И поедем с ним. Только машину я поведу. Все будет хорошо, не волнуйся… – Она кивала, привалившись к нему и прижимая к себе мелко дрожащего Плюша.
Через три часа они привезли забинтованного, измученного инъекциями пса домой. Женины раны в ветеринарке тоже промыли и заклеили по новой. «Останутся шрамы, – предупредил врач. – Лучше бы зашить. Да и укольчики от бешенства не помешали бы» Но Женя и на шрамы с готовностью согласился. А в том, что ротвейлер не был бешенным, а был лишь достойным воспитанником своего хозяина, они не сомневались.
Двое пили чай на кухне. Была глубокая ночь.
– Я так тебе благодарна, – сказала Настя, глядя на Женю как на спасителя.
– Не за что, как ты понимаешь, – отмахнулся он.
Ее взгляд был теплым – необычно теплым. В нем он уже мог бы прочесть то, на что так давно надеялся. Он мог бы прочесть: ты особенный. Он мог бы прочесть: я хочу быть с тобой. Но ему было неловко воспользоваться случаем, он не решался ни на что – просто пил чай и молчал.
– Женя, – тихо сказала Настя, – а ты жене звонил?
– Звонил.
– Тебе нужно домой?
– Нет.
– Тогда… оставайся со мной… сегодня.
– Это из-за Плюша? – уточнил он на всякий случай.
– Женя, к чему выяснять? – она смотрела исподлобья. – К чему нам что-то выяснять – только мучить друг друга… Ты оставайся – и все.
С той ночи начался их роман.
Настя встречалась с Евгением уже несколько месяцев. И эти отношения ее мучили своей, как она считала, противозаконностью.
– Очень хорошо, – соглашался Женя. – Я готов все это узаконить.
– Каким, интересно, образом? – скептически уточняла Анастасия.
– Обычным. Хоть сегодня поговорю с женой – все равно это уже не брак, а сплошная фальшивка. Объяснимся, договоримся. Разведемся. И я наконец сделаю тебе предложение. Мы поженимся – вот тебе и законность. Ты же знаешь, я только этого и хочу.
– А я не хочу, – вздыхала Настя. – Не хочу, чтобы по моей вине другая женщина испытала то, что когда-то пережила я. Это было просто ужасно. И я сама была ужасна, потому что ничего не соображала от горя и растерянности. Не могу я так, не могу. На чужом несчастье…
Женя разводил руками и думал, что не вечно же все это будет продолжаться. Он давал Насте время, но понимал, что жить с женой, с которой его давно ничего не связывает, все равно не сможет.
Настя не раз слышала его отрывочные, почти враждебные разговоры с ней по телефону и нервничала. «Ну что еще?.. Да!.. Нет!.. Спрашивала уже!.. Нет, не знаю, когда вернусь!..» Она как будто слышала не только его, но и ее реплики. Она ясно представляла себе те искусственные интонации, с которыми говорила разлюбленная жена, пытаясь скрыть горе и страх надвигающейся потери. Эта невольная фальшь загнанного человека вызывала еще большее раздражение у Женьки. Это был так знакомый Насте замкнутый круг, из которого не выбраться, не разорвав его. Ей казалось, она слышит не только слова той женщины, но и подавленный крик ее боли. И в эти минуты Настя вспоминала себя пятилетней давности – растоптанную, не умевшую ни смириться, ни защититься, униженную и добровольно унижающуюся, беспомощную и одинокую. Она понимала, что в результате жалеть ей не о чем. Разве что о том, что тогда не сумела вести себя достойно. За теперешнюю свою жизнь она могла только благодарить судьбу. Для нее, когда она научилась действовать и верить в себя, все сложилось куда лучше, чем было в браке. Но не сочувствовать, не сжиматься от чувства вины по отношению к той женщине, которую медленно и жестоко покидал Женя, Настя не могла…
Из мучительных размышлений ее выдернул призыв мамы.
– Настюш, к телефону, – говорила та, протягивая трубку. – Точно не уверена, но, по-моему, это твой бывший, – добавила мать, изумленно пожимая плечами.
– Какой бывший? – опешила Настя.
– Ну… Не знаю какой. Может, и не он. Ты трубку-то возьми.
Мишин голос она узнала сразу, хотя он звучал неуверенно. Миша сообщил, что находится неподалеку от ее дома и хотел бы увидеться с сыном. Сказал, что сожалеет… Объяснил, что жил в другом городе, что были проблемы…
Настя слушала равнодушно. Его смущение, его неприятности, о которых он успел упомянуть, не трогали ее и не вызывали никакого сочувствия. А от внезапно обострившихся родительских чувств бывшего мужа она даже испытала мгновенную досаду.
– Ты понимаешь… Мальчик ведь растет… Он же… Отец нужен, – бормотал Миша. И Настя вынуждена была с ним согласиться. Все-таки речь шла не о ней, а о сыне.
– Хорошо, – сказала она. – Нужен, так нужен. Только не сегодня.
Саша, по ее мнению, должен был сначала привыкнуть к самой мысли о вернувшемся в его жизнь папе. Да и не стоит перевозбуждать ребенка перед сном, – решила она, по привычке деловой женщины обдумывая уже практическую сторону вопроса.
– Сделаем так, – подытожила решительным тоном. – Завтра я с ним поговорю о тебе, и, если все пройдет гладко, и он тебя вспомнит, и не будет против… Ну тогда ладно, тогда придешь к нам вечером… в гости. Посмотрим, что из этого выйдет…
И Миша, трепеща от волнения и надежды, остался дожидаться завтрашнего Настиного звонка. А Настя… Настя думала о предстоящем визите Мишки как о неприятной, но неизбежной помехе в уже установившемся течении жизни. «И зачем ему вдруг понадобился сын? – размышляла мимоходом. – Но что поделаешь – родной отец. Пусть, раз уж так вышло…»
Михаил пришел с подарками для мальчика, с цветами и тортом.
– Хотел еще шампанское, – промямлил, вручая букет и торт. – Но не знал, как вы к этому отнесетесь.
– Да уж, – заметила Настя. – Случай, похоже, не тот.
Саша, страшно обрадованный возвращением отца и в нетерпении его ожидавший, выскочил в прихожую. Отец с сыном обнялись. И Настя, любуясь своим мальчиком, с облегчением подумала, что было правильно допустить Мишку к сыну, и что ее милый Саша сейчас явно выглядит счастливым. Он тянул отца за руку, не спуская радостных глаз с его лица. Настя даже удивилась, до чего еще не испорчен пубертатом ее двенадцатилетний ребенок. До чего он пока мягок и добр, и открыт всему хорошему, и чужд осуждения. Он так был раскован, он так был свободен в своей радости и возвращенной любви к отцу! А вот Мишка, ошеломленный горячим приемом, оказанным сыном, кажется, совершенно не знал, как себя вести. Он то и дело растерянно оборачивался к Насте, ища у нее не то поддержки, не то подсказки.
