Анник Кожан - Наложницы. Гарем Каддафи
Какое признание! Какое недоверие! Не сожалел ли он о том, что последовал до конца за столь малопочтенным подлецом? Он выпрямился на стуле и через некоторое время ответил:
— В самом начале, — сказал он — у меня была вера, и я ничего не знал о всех его злодеяниях. Теперь, когда он мертв, к чему мне выражать личные сожаления? Я оставляю это для себя, глубоко спрятанным во мне. Самое главное — я защитил свою семью. Отныне я покоряюсь правосудию ливийского народа. Приму его вердикт. Даже если это будет смертный приговор.
Он встал, собираясь уходить, ожидая охранников, которые отведут его в камеру. И вдруг спохватился:
— Знаете, когда меня привезли в разгромленную войной Мисурату, я был ранен и потерял много крови, я даже был на грани смерти. Меня здесь лечили и относились ко мне с уважением. Я обязан это сказать. Я сплю на матрасе, который принес мне из дома директор тюрьмы. Он дал мне одежду. Я обнаружил, что получаю удовольствие от общения с людьми, которые сражались на стороне повстанцев, и нас связывают почти братские узы. Трогательно, не так ли?
7 Соучастники и вербовщики
Я возвращаюсь в Триполи, в этот странный, и современный и старомодный город, с запруженными дорогами, сбитый с толку, лишенный чувств, больше не знающий, чем он является. Возможно, в нем есть скрытый шарм. Конечно, на улочках старой мусульманской части города, окруженной стенами, можно найти рынки с воротами из резного дерева, дома оттоманской эпохи, роскошные мечети и тайные дворцы. Вероятно также, что в центральных кварталах прячутся прекрасные следы итальянской эпохи, а летними вечерами на просторной площади Мучеников могут бегать и играть детишки. Но этой зимой 2012 года, особенно влажной и холодной, меня совсем не трогало очарование этой странной столицы, расположенной вдоль Средиземного моря, и я даже не потрудилась повернуться к ней лицом.
Я ездила по городу на разваливающихся черно-белых такси, с разбитыми в осколки лобовыми стеклами, у которых часто не хватало одной двери. Но шоферу было наплевать на это. Лихо мчась по ухабистым дорогам, он брал штурмом пробки, игнорируя светофор и подпевая революционным песням, звучавшим по радио, и никогда не уточняя, известен ли ему адрес, который я указывала. «Yalla!» Поехали!
Он устраивал целый концерт при помощи клаксона, резко останавливался, чтобы спросить дорогу, возвращался и выкрикивал: «Спасибо Саркози!», с радостью обнаружив, что я — француженка. Я улыбалась, показывая пальцами победное V. Он уверял, что вмешательство НАТО в поддержку революции заслуживает вечной признательности. Это время было оптимистичным.
Однако для жителей Триполи зима оказалась суровой. Большинство государственных и частных строек были заморожены, в небо смотрели неподвижные краны, словно мрачные цапли. Многие экономические отрасли оказались полностью разрушены, в результате чего толпы безработных бродили по заваленным обломками улицам в поисках заработка, в ожидании лучших времен. Повстанцы не торопились покинуть бригады, ностальгируя по тем дням, которые их сплотили, до сих пор опьяненные победой, готовые биться с войсками противника, неуверенные в своем будущем, не в силах строить планы на ближайшее время. Недовольные голоса звучали все громче и громче, они критиковали отсутствие прозрачности новой власти, а именно Национального переходного совета, список членов которого до сих пор не был представлен народу, и указывали на плохую работу временного правительства. Они упоминали о сепаратистских поползновениях на востоке, о межплеменных конфликтах на юге, об очагах сопротивления сторонников Каддафи на западе. Но в Триполи, где бульдозеры сровняли с землей огромную стену Баб-аль-Азизии, чтобы однажды превратить эту территорию в просторный публичный парк, время было словно подвешено в воздухе. Город без компаса. А мои собеседники — в бегах.
Когда я звонила некоторым из тех, чьи контакты мне дали, первая реакция была похожа на панику: «Как вы узнали мое имя? От кого? Зачем? Я ничего не знаю об этом деле, вы слышите? Никогда не называйте меня! Вы не имеете права разрушать мою жизнь!» Иногда паника переходила в ярость, сопровождаемую угрозами. Иногда она успокаивалась. Нужно было объяснить, унять, уверить, пообещать секретность. Но сколько же встреч, о которых я договорилась с огромным трудом, было аннулировано, отложено на неопределенное время без каких бы то ни было объяснений! Один командир, который должен был меня отвезти к ключевому свидетелю, вдруг перестал отвечать по мобильному телефону. Мне сказали, что его перевезли в больницу, затем в другое учреждение в Тунисе, потом он умер. Может быть. Как я могу знать? Другой вдруг тоже отправился «в путешествие». Третий «плохо себя чувствовал». Я к такому не привыкла.
Все сведения, которые мне сообщила Сорая, были точными и правдивыми. Похищения, заключения, изнасилования, маскарад телохранительниц и непрерывный поток молодых девушек и юношей в комнату диктатора с больной и жестокой одержимостью. Оставалось только лучше понять, как работали эти сети, гарантирующие ежедневную поставку свежего мяса. Определенно, соучастники были повсюду. Мужчины, которые разделяли его вкусы и знали, что это самый надежный способ получить признание и различные выгоды. Женщины, также прошедшие через его постель, поняли, что, умело обслуживая Вождя, они могут неплохо разбогатеть: министры и полицейские, учительницы, банкирши, парикмахерши, женщины, работавшие в отелях и в сферах туризма и бизнеса. Но некоторые посредники, находившиеся рядом с Каддафи, были особенно эффективными.
Во время моих интервью часто всплывали два имени: Абдалла Мансур (бывший начальник внутренней разведки, особенно приближенный к Вождю) и Али Килани, выходец из армии, также известный как поэт и автор песен, работавший агентом и продюсером артистов, потом управлявший главным офисом радио и телевидения Ливии, мощным орудием пропаганды. Их связи в сфере шоу-бизнеса давали им доступ к десяткам молодых — и наивных — кандидаток, желавших пробиться на телевидение и в кинематограф. Каждый кастинг предоставлял им новые жертвы, точно так же, как и каждое интервью в кафе и отелях, где они вели себя сначала благородно, а потом по-хамски. У них также были нужные связи с певицами, танцовщицами, актрисами всего Средиземноморья; они находили тысячи предлогов, чтобы пригласить их к Вождю или на красивые виллы, где организовывались приемы и празднества. Одна молодая ведущая детской передачи на арабском телеканале MBC была замечена Каддафи. Абдалла Мансур связался с управлением канала и пригласил ее в Ливию, где ее таланту отдали «дань уважения». Ливанская журналистка привлекла его внимание? Они попытаются привезти ее в Триполи, создать липовую производственную компанию для фальшивого арт-проекта и привлечения денег. На это могли тратить внушительные суммы (до нескольких миллионов евро), доставляемые на самолете. Абдалла Мансур имел в своем распоряжении поручителей во многих арабских странах: в Марокко, Тунисе, Египте, Иордании, Ливане. Поручений было много, а вознаграждения получались существенными, если Вождь оставался довольным.
