Анна Гавальда - Просто вместе
Он умирал от усталости, но пребывал скорее в хорошем настроении. Он пригласил Ивонну, чтобы отблагодарить ее и с тайной надеждой, что она возьмет на себя застольную беседу, а он проведет время «на автопилоте». Улыбочка направо, улыбочка налево, несколько ругательств, чтобы доставить им удовольствие, а там, глядишь, и кофе подадут…
Ивонна должна была забрать Полетту из богадельни, а потом они втроем встречались в «Отеле путников» — маленьком ресторанчике с яркими скатерками и букетиками засушенных цветов, где он проходил практику, а потом какое-то время работал. Это было в 1990-м. Тысячу миллионов световых лет назад. Но вспоминал он то время с удовольствием…
На чем он тогда ездил?
Кажется, на Fazer Yamaha?
Он мчался, закладывая зигзаги между разделительными линиями, подняв забрало шлема, чтобы чувствовать солнце. Он не переедет. Не сейчас. Он останется в этой слишком большой квартире, куда однажды утром, вместе с девушкой в ночной рубашке, сошедшей с небес, вернулась жизнь. Девушка была немногословна, но с тех пор, как они стали соседями, их дом ожил. Филибер начал выходить из своей комнаты, и они каждое утро пили вместе шоколад. Он сам перестал шваркать дверьми, чтобы не разбудить ее, и легче засыпал, слыша, как она что-то делает в соседней комнате.
Сначала он ее просто не выносил, но теперь все наладилось. Он ее прижал…
Эй, ты сам-то понял, что сейчас сказал?
В смысле?
Да ладно, не придуривайся, чего там… Давай, Лестафье, посмотри мне в глаза и ответь — только искренне: ты и правда думаешь, что «прижал» ее?
Ну… нет…
Так-то лучше… Я знаю, парень, что ты не слишком хитер, но… Ты меня напутал!
Что, теперь уж и посмеяться нельзя?
3Он снял комбинезон под козырьком автобусной остановки, поправил галстук и шагнул в дверь.
Хозяйка раскрыла ему объятия.
— Какой же ты красавец! Сразу видно, одеваешься в Париже! Рене тебя обнимает. Он потом к вам подойдет…
Ивонна поднялась ему навстречу, а бабушка нежно улыбнулась.
— Ну, девочки? Провели день у парикмахера, как я погляжу?
Они прыснули, сделали по глотку розового и пропустили его к окну с видом на Луару.
Полетта надела свой парадный костюм с меховым воротником и брошку под старину. Парикмахер дома престарелых не пожалел краски, и ее волосы цвета само прекрасно гармонировали с розовой скатертью.
— Он здорово постарался, твой мастер, уж покрасил так покрасил…
— Я сказала то же самое, — вмешалась Ивонна, — чудный цвет, правда, Полетта?
Полетта кивала и улыбалась, вытирая уголки губ вышитой салфеткой, и растроганно смотрела на своего дорогого мальчика.
Все получилось в точности так, как он предвидел. «Да», «нет», «неужели?», «быть того не может!», «вот же черт…», «ах, извините», «ох!» и «трам-тарарам» — вот и все слова, которые он произнес за столом, Ивонна прекрасно заполняла паузы…
Полетта была немногословна.
Она смотрела на реку.
Шеф подошел выразить им почтение и захотел угостить дам коньяком. Сначала они отказались, но потом выдули за милую душу, как церковное вино после причастия. Он рассказал Франку несколько поварских историй и поинтересовался, когда тот вернется работать на родину…
— Парижане ни черта в еде не понимают… Женщины сидят на диете, а мужчины только о счетах и думают… Голову даю на отсечение: влюбленные к тебе не ходят… В полдень — деловые люди, этим вообще плевать, что они едят, а вечером — только пары, празднующие двадцатилетие свадьбы и лающиеся из-за того, что машину могут оттащить на штрафную стоянку… Я ошибаюсь?
— О, знаете, мне, вообще-то, плевать… Я просто делаю свое дело.
— Так я о том и говорю! В Париже ты работаешь за зарплату… Возвращайся, будем ходить с друзьями на рыбалку…
— Хотите продать заведение, Рене?
— Пфф… Кому?
Пока Ивонна ходила за своей машиной, Франк помог бабушке надеть плащ.
— Вот, она дала мне это для тебя…
Наступила тишина.
— Тебе не нравится?
— Нравится… Конечно, нравится…
Она заплакала.
— Ты такой красивый…
Она указывала на тот рисунок, который ему не понравился.
— Знаешь, она носит его каждый день, твой шарф…
— Врунишка…
— Клянусь тебе!
— Значит, ты прав… Эта малышка ненормальная, — добавила она, сморкаясь и улыбаясь сквозь слезы.
— Ба… Не плачь… Мы прорвемся…
— Ну да… Вперед ногами…
— …
— Знаешь, иногда я говорю себе, что готова, а в другие дни я… Я…
— Ох… родная моя…
И он впервые за всю свою жизнь обнял бабушку.
Они расстались на стоянке, и он почувствовал облегчение: слава богу, не придется самому возвращать ее в эту дыру.
Когда он сел в седло, мотоцикл показался ему слишком тяжелым.
Он назначил свидание подружке, у него были деньги, крыша над головой, работа, он даже нашел друзей — и все-таки подыхал от одиночества.
«Ну и дерьмо, — прошептал он себе под нос, чертово дерьмо…» Он не чертыхнулся в третий раз потому, что, во-первых, легче от этого не становилось, а во-вторых, запотевал козырек шлема.
Ну и дерьмо…
4— Ты снова забыл кл…
Камилла не закончила фразу. Это был не Франк, а давешняя девушка. Та, которую он, «попользовавшись», выпер из дома в рождественский вечер…
— Франка нет?
— Уехал навестить бабушку…
— Который час?
— Около семи…
— Ничего, если я останусь и подожду его?
— Конечно… Входи…
— Я помешала?
— Вовсе нет! Я дремала перед телевизором…
— Ты смотришь телек?!
— Смотрю… А что тебя так удивляет?
— Предупреждаю — я выбрала самую дебильную передачу. Девки, одетые как шлюхи, и ведущие в костюмах в облипку поводят бедрами и читают текст по бумажке… Это что-то вроде караоке со знаменитостями, но я никого не узнаю…
— Да ну, вот этого наверняка знаешь — он из «Star Academy»…
— Что такое «Star Academy»?
— Вот видишь, я была права… Франк говорил, что ты вообще не смотришь телевизор…
— Он преувеличивает… Вот эта передача — просто прелесть… Как будто барахтаешься в чем-то теплом и липко-сладком… Ммм… Все участники — красавчики, не переставая целуются, а бабы моргают, чтобы тушь не растекалась. Чертовски волнительно, сама увидишь…
— Подвинешься?
— Давай… — Камилла протянула девице угол одеяла. — Что-нибудь выпьешь?
— Чем ты травишься?
— Белым бургундским…
— Пойду за стаканом…
— Что там происходит? Я ничего не понимаю…
— Сейчас объясню. Налей мне.
