Фэнни Флэгг - Рай где-то рядом
— Кукурузного хлеба?
— Да. А ты раздобудь-ка листовой капусты, или зелени репы, или лимской фасоли. Вот было бы кстати!
Рецепт
07:20
Через три дня Ла-Шонда по пути на работу диву давалась, до чего быстро маме полегчало. Накануне она и впрямь напекла кукурузного хлеба! Надо бы разыскать обладательницу халата и поблагодарить за чудесный пирог, что поднял маму на ноги. Хорошо бы и рецепт выпросить.
Около половины восьмого утра Ла-Шонда постучалась к Элнер в палату — старушка уже проснулась и сидела в постели.
— Миссис Шимфизл? К вам можно?
— Да-да, заходите, — отозвалась Элнер.
— Как себя чувствуете?
— Хорошо, спасибо, — сказала Элнер, присматриваясь, не прячет ли гостья за спиной шприц.
— Миссис Шимфизл, вы меня не знаете, но это я паковала ваши личные вещи.
— Простите, что паковали?
— Ваш халат и тапочки.
— Ах да. Я очень надеялась, что их не потеряют. Гадала, что с ними сталось.
— Я отдала их вашей племяннице в первый вечер, когда вас привезли.
Элнер сникла.
— Все, прощай, халатик. Норма который год порывалась его на помойку снести. Ну да ладно. Поделом мне, недоглядела.
Ла-Шонда подошла поближе к кровати.
— Миссис Шимфизл, в понедельник вечером, когда я сворачивала ваш халат, я нашла в кармане кусок пирога.
У Элнер загорелись глаза.
— Ах, как хорошо! Значит, он не пропал!
— Не пропал, мадам. — Ла-Шонда оглянулась, не идет ли кто. — Продукты положено выбрасывать, но у меня рука не поднялась.
— Правда? — встрепенулась Элнер, заранее предвкушая удовольствие.
— Вы только, прошу, не сердитесь, я отнесла его домой, маме. Она у меня больная, старенькая, так хотелось порадовать ее домашним пирогом.
— Понимаю. — Элнер слегка расстроилась, но тут же добавила: — Ну и на здоровье. Мне бы все равно есть не разрешили. Надеюсь, ей он понравился.
— Еще как понравился. А наутро ей так полегчало, как никогда.
— Да уж, пирог отменный.
— Скажите, откуда он у вас? Сами пекли?
Элнер засмеялась:
— Нет, у меня никогда так вкусно не получается.
— Где же вы его взяли? Элнер посмотрела на гостью с улыбкой.
— Милая моя, если б я сказала, вы бы не поверили.
— В булочной?
— Нет, он домашний, моя подруга пекла.
— Жалость-то какая! Я надеялась рецепт узнать… маме он так понравился!
— Рецептом-то я с радостью поделюсь! Дайте мне ваш адрес, я вам его пришлю. Он у меня дома, в кулинарной книге Соседки Дороти… Ах да, один секрет: всегда проверяйте, достаточно ли жару в духовке. Дороти меня учила, что в этом секрет вкусного нежного пирога.
Ла-Шонда нацарапала на клочке бумаги свое имя и адрес и протянула Элнер.
— Спасибо вам большое, миссис Шимфизл. — Оглянувшись на дверь, она прошептала: — Только не говорите, что я унесла пирог домой, а то меня с работы выгонят. Они только и ищут повода.
— Молчу как рыба. А вы передайте маме — я очень рада, что ей полегчало.
Сразу после ухода Ла-Шонды в дверях палаты появилась медсестра в розовых перчатках. Толкая перед собой тележку, широко улыбнулась, сказала: «Доброе утро, миссис Шимфизл», и улыбка не предвещала ничего хорошего.
Домой
В ту минуту, когда медсестра ушла от Элнер, доктору Хенсону из приемного отделения принесли отчет. Он навещал Элнер по нескольку раз за день, и чем лучше узнавал ее, тем больше верил в людей. С него сняли все подозрения в халатности, увольнять его не собирались, судебный процесс больнице не грозил, старушка быстро поправлялась — словом, настроение у доктора было самое радужное.
В палату он вошел, сияя улыбкой.
— С добрым утром, солнышко наше ясное!
— Здрасьте, здрасьте! — обрадовалась Элнер.
— Плохие новости. Очень жаль нам с вами расставаться, но сегодня я вас выписываю, юная леди!
— Правда? За мной приедет племянница?
— А вот и нет! Мы ей только что звонили, просили не приезжать. Здесь есть кому вас доставить домой с шиком!
Медсестры собрали вещи Элнер, посадили ее в кресло-каталку, и Бутс Кэрролл с доктором Хенсоном спустили ее на лифте на первый этаж, повезли по вестибюлю, оттуда — через большие двойные стеклянные двери на улицу. А прямо у выхода их поджидал длинный сверкающий черный лимузин. Франклин Пикстон рассказал мистеру Томасу Йорку, главе совета директоров больницы, о восставшей из мертвых старушке, и тот загорелся: «Хочу познакомиться!» И когда шофер открыл заднюю дверь, оттуда показался благообразный старик и произнес, снимая шляпу:
— Миссис Шимфизл, я Томас Йорк. Позволите ли вы мне сопроводить вас домой?
— С удовольствием, — отозвалась Элнер.
По дороге в Элмвуд-Спрингс Элнер и ее спутник коротали время за беседой, и оказалось, что мистер Йорк, в прошлом глава банка, тоже любит цыплят! Дед его разводил на ферме кур. Элнер и мистер Йорк всю дорогу увлеченно обсуждали достоинства разных пород. Подъезжая к Элмвуд-Спрингс, Элнер высунула голову в окно.
— Вот бы Мерл вышел во двор и увидал меня на лимузине! Дорогу в больницу я прозевала, зато уж обратный путь меня утешил! Я и не мечтала прокатиться на таком чуде!
На родной улице Элнер попросила шофера чуть сбавить ход, чтобы на нее полюбовались соседи. Возле дома ее поджидали Норма и почти все остальные, и даже Луиза Фрэнкс с дочкой Полли, к несказанной радости Элнер, приехали в город поздравить ее с возвращением.
Мистер Йорк поднялся на крыльцо, отведал праздничного кекса, побыл немного, а перед его уходом Кэти Колверт сделала снимок для газеты: Элнер и мистер Йорк на фоне лимузина. Помахав вслед лимузину, Элнер обернулась к Норме:
— Где старина Сонни? Как же я соскучилась по своему обормоту!
— В доме, — ответила Норма. — Я его заперла, чтобы не улизнул. Так и знала, что вы сразу захотите его увидеть.
Элнер застала Сонни на его любимом месте, на спинке дивана, схватила на руки и принялась тискать:
— Мальчик мой! Скучал без меня? — Но Сонни и виду не подал, что рад. Для приличия потерпев ласки, вывернулся и направился к блюдечку подкрепиться. Элнер засмеялась: — Ох уж эти кошки! Никогда не покажут, что на самом деле тебя любят!
***
Вечером все подружки из Клуба Заходящего Солнца стащили стулья к Элнер во двор. Закат выдался дивный. Вербена заметила:
— Господь поздравляет нашу Элнер с возвращением!
И Элнер радовалась, что она снова дома, пока наутро не заглянула в корзину для белья.
— Ох-ох-ох! — Элнер представить не могла, что кому-то придет в голову здесь рыться. — И что теперь?
