Карлос Сафон - Узник Неба
Я слегка улыбнулся, как будто мне было приятно все это выслушать.
— А теперь что-то изменилось?
— Откровенно говоря, в последние годы он исчез с небосклона, что называется, общественной жизни. Не знаю точно, получил ли он за свои заслуги назначение на дипломатический пост или какую-нибудь должность в международной организации, — вы наверняка в курсе, как это делается, — однако с некоторых пор его карьерный рост не прослеживается… Мне известно, что некогда он вместе с компаньонами основал издательство. Издательство процветает и теперь, бесперебойно выпуская новые книги. Практически каждый месяц мне приходят приглашения на презентацию какого-нибудь очередного шедевра…
— А Вальс посещает подобные мероприятия?
— Когда-то посещал. Мы еще всегда посмеивались, поскольку он говорил преимущественно о себе, а не о представленной книге или ее авторе, но это все в прошлом. Уже несколько лет я его не видел. Могу я узнать, почему он вас интересует, Даниель? Неужели вас соблазнил блеск миниатюрной ярмарки тщеславия в нашей литературе?
— Я спросил из чистого любопытства.
— Ну конечно.
Оплачивая счет, профессор Альбукерке посматривал на меня краем глаза.
— Почему меня не покидает ощущение, что я услышал лишь малую толику из того, что произошло? Вы не поведали мне и половины, это уж точно.
— Когда-нибудь я расскажу и остальное, профессор. Обещаю вам.
— Вот это другой разговор. У городов короткая память, и чтобы не дать ей угаснуть, нужен кто-то вроде меня, кропотливый исследователь.
— Заключим сделку: вы поможете мне разрешить затруднения Фермина, а я однажды расскажу вам о том, что Барселона предпочла бы забыть. Некоторые факты ее тайной истории.
Профессор протянул мне руку, и я пожал ее.
— Ловлю вас на слове. А теперь, возвращаясь к проблеме Фермина и документам, которые нам предстоит извлечь из шляпы…
— Полагаю, я знаю человека, способного справиться с этой задачей, — заявил я.
6
Освальдо Дарио де Мортенссен, король переписчиков Барселоны и мой добрый знакомый, наслаждался послеобеденным отдыхом в своей кабинке у входа во дворец вице-королевы. Сегодня он решил побаловать себя чашкой кофе с капелькой бренди и египетской сигаретой. Заметив мое приближение, он приветственно помахал рукой:
— Возвращение блудного сына. Вы передумали? Все-таки напишем любовное письмо, которое откроет доступ к молниям и потайным застежечкам желанной девушки?
Я снова показал ему обручальное кольцо, и он кивнул, вспомнив:
— Простите. Сила привычки. Вы несовременный человек. Чем могу служить?
— В прошлый раз ваше имя показалось мне знакомым, дон Освальдо. Я произвел ревизию в книжном шкафу и нашел ваш роман «Сумеречные всадники», изданный в 1933 году.
Покопавшись в памяти, Освальдо ностальгически улыбнулся:
— Да, были времена. Бессовестные мошенники, Барридо и Экобильас, мои издатели, старались меня надуть, как могли. Пусть теперь в аду с чертями потягаются. Но наслаждение, с каким я писал тот роман, у меня никто не отнимет.
— Если я как-нибудь принесу экземпляр, вы мне его подпишете?
— Сколько угодно. Это была моя лебединая песня. Публика оказалась не готова к вестерну, перенесенному на берега Эбро, где вместо ковбоев на лошадях действуют разбойники на лодках, служащие привольным пастбищем для москитов размером с арбуз.
— Вы настоящий Зейн Грей[42] приморья.
— О, если бы… Так чем могу вам помочь, молодой человек?
— Начиная кампанию, смею сказать, героическую, я прошу позволения воспользоваться вашим мастерством и талантом.
— Я вас внимательно слушаю.
— Мне необходима ваша помощь. Требуется создать документальную биографию моего друга, чтобы он мог вступить в брак с любимой женщиной, не встретив формальных препятствий.
— Он хороший человек?
— Лучше не бывает.
— Тогда больше ни слова. Сцены свадьбы и крещения мне всегда нравились больше всех прочих.
— Понадобятся судебные постановления, анкеты, ходатайства, сертификаты и все, что полагается в таких случаях.
— Затруднений не будет. Мы поручим часть бумажной работы Луисито. Вы с ним уже знакомы, и ему можно полностью доверять. Он владеет дюжиной типов письма.
Я вытащил сотенную банкноту, которую отказался принять профессор, и протянул писарю. Освальдо вытаращил глаза и мгновенно прибрал купюру.
— И еще говорят, что в Испании нельзя прожить писательским ремеслом, — сказал он.
— Этой суммы достаточно, чтобы покрыть текущие расходы?
— Более чем. Когда я все приготовлю, то скажу, во сколько обошлась затея, но сейчас навскидку осмелюсь предположить, что пятнадцати дуро хватит с избытком.
— Оставляю этот вопрос на ваше усмотрение, Освальдо. Мой друг, профессор Альбукерке…
— Прекрасный писатель, — вставил Освальдо.
— И замечательный человек. Итак, профессор заглянет к вам на днях и предоставит перечень необходимых документов и подробные инструкции. Если вам что-либо понадобится, вы меня всегда найдете в букинистическом магазине «Семпере и сыновья».
Лицо Освальдо просияло, когда он услышал название магазина.
— Святилище. В юности я прибегал туда каждую субботу, чтобы сеньор Семпере расширил мой кругозор.
— Сеньор Семпере — мой дед.
— Уже много лет я не захаживал в магазин. Поскольку мои доходы крайне ограниченны, я уже привык брать книги в библиотеке.
— Окажите милость, вернувшись к нам, дон Освальдо, и чувствуйте себя у нас как дома, а о ценах не беспокойтесь.
— Обязательно приду.
Мы пожали друг другу руки.
— Большая честь вести дела с семьей Семпере.
— Надеюсь, с моей легкой руки у вас будет много заказчиков.
— А тот хромой, который заглядывался на несметные сокровища… Что с ним сталось?
— Получилось, что не все то золото, что блестит, — ответил я.
— Примета времени.
7
Барселона, 1958 год
Наступил январь, укутанный в белые кисейные одежды, с прозрачным небом и студеным светом, игравшим снежной пылью над крышами города. Солнце сияло с утра до вечера, высекая грани глянца и бархатной тени на фасадах хрустальной Барселоны, по которой двухэтажные автобусы разъезжали с пустой крышей, а за трамваями по рельсам мелся снежок.
Новогодние украшения сияли гирляндами голубых огней над улицами старого города, и приторные пожелания добра и мира сочились из сотен репродукторов, вывешенных около лавок и магазинов. Все настолько пропитались этой патокой, что если вдруг какому-нибудь шутнику взбредало в голову нацепить каталонскую шапочку на младенца Христа из рождественского вертепа, установленного мэрией на площади Сан-Жауме, то патрульный жандарм, вместо того чтобы отмутузить и оттащить нарушителя в околоток, как требовали особо благочестивые свидетели, смотрел на происшествие сквозь пальцы. В конце концов об инциденте сообщали в архиепископство, и трех монахинь отряжали навести порядок.
