Маша Трауб - Плохая мать
– Что-то я не понял, где у нее попа? – спрашивает наконец он.
Он носит сестру на руках по всему дому. Сима еще не держит голову, а он забывает ее придерживать. Голова телепается во все стороны. Каким-то чудом Сима умудряется уворачиваться от косяков.
– ...Маша, Маша, – трясет меня муж. На часах три часа ночи. – Посмотри, у нее нормальные какашки?
– А утром нельзя посмотреть? – спрашиваю я.
– Ты что? Утром будут другие!
Муж гуляет с красной коляской по парку. Сосед его называет пьяным геологом – небритый, невыспавшийся, совершенно счастливый. Он сидит под вековым деревом с молодой зеленой листвой и смотрит на красивых детей.
Сима пришла «не на смену», а потому что она очень была нужна.
У меня сильные головные боли. После родов стало совсем невыносимо. Ничего не помогало, еще в детстве. Только одно средство – я ложилась маме на колени, а она гладила меня по волосам. Через несколько минут боль отступала. Если гладила долго – хватало на несколько дней.
Я верю в силу материнского биополя.
...Я была маленькая. Но воспоминание четкое, яркое. Заболела очень сильно. Лежала с температурой. Приходили врачи, медсестра. Мама приподнимала меня, чтобы дать лекарства, трогала лоб, ручки, живот. В такие моменты она – моя сильная, уверенная в себе, чугунная мама – была сама на себя не похожа, совершенно беззащитная, с оголенными нервами, испуганная, растерянная.
Мама держала меня на руках и тихонько качала.
– Ну что мне с тобой делать? – приговаривала она. – Кто у нас заболел? Девочка моя заболела. Ничего, ничего... все пройдет... не надо болеть... мне отдай... давай я заберу... а ты не болей... не надо тебе... мне уже можно... тебе нельзя... отдай болезнь... пройдет... все пройдет...
Мама шептала это, как мантру. И как будто не она шептала, а за нее кто-то. Утром я улыбалась и бегала по квартире. От вчерашней болезни оставались только сопли.
– Удивительно, – качал головой пришедший врач, – организм справился сам.
– Да, – соглашалась мама.
И потом, когда она видела, что я заболеваю, по глазам, еще даже признаков болезни нет, дожидалась, когда я усну, заходила в комнату, вставала на колени рядом с кроватью и гладила воздух, повторяя изгибы тела. «Все пройдет... все пройдет... ты моя золотая... моя хорошая девочка... не болей... не надо... отдай... ты моя родная... ты моя хорошая... не надо болеть... совсем не надо... все пройдет, я скажу, и все пройдет... мама поможет... ты только не болей...»
Я на глазах приходила в себя.
У меня заболел сын. Мне было страшно до одури. До тошноты. Меня весь вечер рвало от страха за мальчика. В какой-то момент я осознала, что стою на коленях у постели ребенка и шепчу: «Мне отдай... не надо болеть... ты мой золотой мальчик... я все возьму... только ты не болей...» Я еще подумала тогда – хорошо, что муж не видит. Шаманство какое-то. Он меня точно в психушку сдаст. На следующее утро сын бегал по квартире еще слабенький, но уже без температуры. Он приходил в себя буквально на глазах.
Я ждала, что заболею. Возьму на себя болезнь сына. Но ничего не произошло. Не заболела. Значит, все правильно.
– Что это? – спросила я маму.
– Называй как хочешь, – ответила она.
Мама живет за городом. Не любит выходить даже за забор.
– Ты приедешь? – спросила я.
– Нет, зачем я тебе нужна?
Тогда я ей не сказала зачем. Мне нужно было только одно – чтобы она погладила меня по голове. Чтобы боль отступила. Дала бы силы вставать, готовить, заниматься детьми... Она не приехала. Боль осталась, и я к ней привыкла...
Это совершенное, абсолютное счастье. Только сейчас я понемногу прихожу в себя и не боюсь его спугнуть, готова им делиться. Мне нравится быть мамой. Просто мамой. Я хочу быть хорошей, самой лучшей. Очень стараюсь.
Муж уехал в командировку. Я накормила по очереди детей, проверила у Васи неправильные глаголы по английскому, менуэт Моцарта по музыке, помыла полы, пока сын ужинал, а дочь сидела в детском стульчике и швырялась игрушками, искупала обоих, намазала одной попу под подгузником, другому фингал под глазом и решила выдохнуть. Дочь спать не собиралась – смотрела на меня и хлопала ресницами.
– Мамочка, я боюсь темноты, – заявил вдруг сын.
Я с дочкой на руках рассказывала сыну про разные виды страхов, то есть фобий. Он хохотал, потому что есть, оказывается, люди, которые боятся пауков или птиц.
– Ладно, все, спи давай, – сказала я ему, поцеловала, укрыла и засунула соску в рот.
– Мама, а я должен сосать соску? – спросил осторожно сын секунд через пятнадцать.
Я перепутала детей. Дочь смотрела то на меня, то на брата с ужасом в глазах – она была готова разрыдаться. Она не понимала, что происходит, почему ее соску отдали брату. А сын смотрел на меня с жалостью и легкой паникой: папа в командировке, мама сошла с ума, сестренка – шестимесячная, няня придет завтра только в одиннадцать, бабушка на даче за 120 километров от Москвы. Что делать?
А недавно дочь дотянулась до пульта телевизора и потянула его в рот. Я забрала пульт, пошла в ванную, помыла пульт с детским мылом и принесла назад.
– Вот, держи, – сказала я ей.
– Мама, надеюсь, ты понимаешь, что сделала, – сказал Василий.
Днем раньше я постирала его мобильный телефон в стиральной машине. Он, с одной стороны, обрадовался, понимая, что ему купят новый, а с другой – испугался за мое состояние.
В тот же день я налила в чайник (электрический) воды и поставила его на горячую плиту. Сняла только тогда, когда стало пахнуть горелой пластмассой.
Когда я была маленькая, моя мама тоже частенько впадала в такое состояние. Хорошо помню, как она, после двух работ, стояла у плиты, включала газ и подносила спичку к голове (хорошо, что спичка успевала погаснуть, но все равно было ощущение, что мама тушит ее об голову). Потом выключала газ, смотрела недоуменно на спичку, доставала новую, зажигала, включала газ, подносила спичку к голове...
– Почему не загорается? Ничего не понимаю, – говорила она сама себе.
А лифт ключом она вообще очень часто пыталась открыть.
– Мама, нажми кнопку, – говорила я.
– Отстань, я сама знаю, – отмахивалась мама, втыкая ключ между дверей и яростно его поворачивая.
Еще помню пепельницу, которую она регулярно ставила в морозилку.
...Особенно тяжело по утрам. Я насыпаю кофе в сахарницу – вместо турки. Или детскую смесь. Почти каждое утро. Потом долго выковыриваю ложечкой.
Дети – это, конечно, счастье. Но я почему-то все время вспоминаю одно выражение неизвестного мне автора: «Если хотите увидеть, как выглядит мир в четыре утра, заведите ребенка».
В семь утра я варила сыну манную кашу. У него болел живот, и врач посоветовала покормить его кашами. Каждый день я варю разные каши. Вася съедает три ложки, и все.
