Алексей Иванов - Общага-на-Крови
— Занято! — рявкнул Ванька.
Девушка, испуганно посмотрев на Ваньку, отошла.
— Игорь получил поселение, — наконец сказала Нелли.
— Потрахался с Ботовой, да? — спросил Ванька обгрызая куриную ногу. — А Лелька Ринату дала.
Нелли задержала ложку, слепо глядя в свою тарелку.
— В двести двадцатой, — ответил на ее немой вопрос Ванька.
— Это где самоубийца жила?.. А ты как это перенес?
— Нормально. Покатался по потолку в истерике и засох. Дырка же у нее не зарастет от этого.
Нелли отщипнула хлебный мякиш и слепила его в шарик.
— Значит, очередь за нами, — сказала она.
— Да, на подходе, — согласился Ванька.
— Ты где сейчас живешь?
— Подобрал ключ от четыреста шестнадцатой. Там только что ремонт сделали, а убрать не успели. Днем брожу, ночью — там.
— На голой сетке спишь?
— Взял одеяло у Отличника.
— Я к тебе приду сегодня ночевать. Ванька никак не отреагировал.
— Сходи сейчас в баню, — велела Нелли.
— Переться за три квартала ради такой ерунды?
— Тогда купи водки.
— Деньги давай.
Нелли достала деньги и протянула Ваньке через стол. Ванька взял их и, не считая, запихал в карман.
Поздно вечером, когда стемнело, Нелли действительно постучала в дверь четыреста шестнадцатой. Ванька запер за ней, и они уселись на кровать. Кровать да стул — больше в комнате ничего не имелось. Кровать стояла прямо посередине, как сосредоточение смысла комнаты. Пол был грязным, сплошь белым от известки, с налипшими клочьями желтых, затоптанных, как осенняя листва, газет. Стены, наоборот, выглядели излишне чистыми, девственными, и новые обои лежали на них как-то робко, неуверенно, стеснительно. Свежепобеленный потолок казался очень высоким и даже чуть светился. От него мрак немного рассеивался. Другого источника освещения, кроме, конечно, луны, у Ваньки не имелось.
Сидя на панцирной сетке, прикрытой байковым одеялом, почти не разговаривая, ничем не закусывая, а лишь перемежая сигаретами, они выпили бутылку водки. Потом Нелли первой начала раздеваться. Ванька разделся тоже.
Они занимались любовью долго и неспешно — без страсти, но с печальной, ненасытной лаской, с бесстыдной нежностью, словно бы делали это не каждый для себя, а только друг для друга. Любовь эта не пьянила, не кружила головы, заставляя дрожать и терять рассудок, не распаляла, а, наоборот, успокаивала, как долгая и одинокая прогулка по когда-то родным, а теперь давно покинутым лесным дорожкам.
А потом Ванька уселся и закурил. Нелли закурила лежа. Ванька, будто от зуда, непрерывно ощупывал свои руки, плечи, грудь и, уставившись на живот, сказал:
— Позорно-то все как, господи… Какие-то шланги, чехлы, мешочки, щелки, смазка, трение, которым, по легендам, вроде бы добывается какой-то небывалый огонь… А на самом деле — нелепые придатки, отростки, конвульсии. Какую во всем этом можно найти прелесть, красоту, гармонию, поэзию? Околица истины.
— Не трави душу, Ванька, — тихо попросила Нелли.
Вишневого варенья осталось только на донышке, но Отличник знал, что ему хватит еще надолго. Теперь уже ни Леля, ни Ванька, ни Игорь с Нелли не приходили в семьсот десятую комнату гонять чаи. Отличник пил чай один и глядел в окно. Ему не хотелось ни читать, ни учиться, ни разговаривать с кем-либо, даже думать не хотелось. Один в пустой комнате, он пил пустой чай, брякал ложечкой в пустой банке, смотрел в пустое небо, и на душе у него тоже было пусто.
В дверь чуть ударили костяшками пальцев, и Отличник попытался по стуку определить, кого принес черт, но у него не получилось. Надеясь, что это кто-то чужой зашел на секунду, он крикнул: «Войдите!»
Вошла Леля.
— Ты один? — недоверчиво спросила она, оглядываясь по сторонам.
— Нет, — печально ответил Отличник. — Только что здесь сидело шестнадцать толстых, голых и пьяных шлюх. Когда ты постучала, я успел рассовать их под койки, в шкаф и ящики стола.
После такого ответа, какого Леля еще никогда не слыхала от Отличника, она выпрямилась и неестественно сказала:
— Ну, одной шлюхой больше, одной меньше… Отличник, у тебя не найдется немного соли?
Отличник удивленно посмотрел на нее. Леля держала в руках стакан с белым налетом на дне.
— Хочешь посыпать раны, чтобы они дольше оставались свежими? — еще не избавившись от недавних интонаций, поинтересовался он.
— Нет, хочу посыпать суп, чтобы съесть его. Всегда надо быть наготове, чтобы проблеваться.
— Прости меня, — сказал Отличник. — Присаживайся… Будешь чай?
— Не хочу тебя задерживать. Разве твоим шлюхам не пыльно под кроватью, не душно в шкафу и не тесно в ящиках стола?
— Я тебе соврал, — пояснил Отличник, делая страшные глаза. — На самом деле я их всех выбросил в форточку. Им уже не пыльно, не душно и не тесно. Они дохлые.
Леля улыбнулась, подошла ближе и тихонько поцеловала Отличника в макушку. Отличник усадил Лелю на кровать Серафимы.
— Я не хочу чая, спасибо, — отказалась Леля. — Я просто посижу немного. Мне очень одиноко.
— А соль — это предлог?
— Нет. Соль у меня и вправду вся закончилась.
— Поближе-то у тебя, что ли, нет знакомых с мешками соли?
— Ты знаешь, Отличник, с тех пор как я поселилась в двести двадцатой, ко мне никто ни разу не пришел в гости. Я просто побоялась соваться за солью к ним.
— Но ведь и я ни разу не зашел, — виновато сказал Отличник.
— Ты — моя последняя надежда, — спокойно ответила Леля.
— Надежда на что? Ты хочешь, чтобы все стало, как прежде?
— Как прежде, все и так станет, все вернется на круги своя. Осенью обо всем этом никто и не вспомнит. Ведь забылось же, что совсем недавно девочка с крыши спрыгнула. Даже дискотека была уже… Я хочу, чтобы боль прошла.
— Какая боль?
— Понимаешь, Отличничек… Все, что было вокруг меня, все так и останется. Но вот сама-то я страшно изменилась. Мне трудно объяснить… — Леля вертела в руках стакан и разглядывала его, как некий удивительный кристалл. — Помнишь, я тебе говорила про стыд перед миром, который мне покоя не давал? Так вот, мне сейчас дико подумать, что все это именно я говорила, что я так верила, так чувствовала… Конечно, я поступила как последняя дрянь, но самое жуткое, Отличник, что мне нисколько не стыдно!
— Почему?
— Почему?.. Если разобраться, то чем был этот мой стыд? Просто я считала, что в мире — везде — есть какой-то высший нравственный закон. Я думала, что природа заключает в себе не только физические, но и нравственные законы, которые в человеке существуют изначально, а не воспитываются. Я сделала эту подлость, убила Ваньку, ну и что? Разве поразила меня молния с неба?