Инна Карташевская - Необыкновенные приключения «русских» в Израиле. Семейные хроники времен Большой Алии
— А как коровка разговаривает? — последовал предсказуемый вопрос.
— Мууу, муу, — замычал Ленчик и родители в восторге захлопали в ладоши.
Это переполнило чашу терпения пожилых полицейских, и они опять стали требовать, чтобы все перестали заниматься чепухой и поехали, наконец, в отделение.
— Мы не можем здесь больше находиться, — возмутился один из них. — У нас уже окончился рабочий день.
— Мы не можем больше оставаться в этой дурацкой квартире, — поддержал его второй и с отвращением прибавил, — Здесь же даже кофе нет, я смотрел на кухне.
Но на них никто не обратил внимания, так как Рита перешла к очень важной части своего выступления. Она стала рассказывать родителям, что должен уметь делать годовалый ребенок.
— Во-первых, он должен уметь складывать вот такую пирамидку, — она показала игрушку. — Потом строить что-то вроде башенки из кубиков.
— Второе, он должен…
— Подождите, подождите, — воскликнула мать Ленечки, — мы должны это записать.
Она схватила несколько листов чистой бумаги, которые Рита приготовила, чтобы учить Ленечку, то есть, Роника рисовать и стала старательно записывать.
— Значит так, — начала диктовать Рита, — ребенок в возрасте одного года должен уметь
1. Пользоваться ложкой и чашкой
2. Выбирать из группы знакомых предметов тот, который его просят подать.
— Что ты сидишь, — сердито сказала мать ребенка мужу. — Ты же знаешь, что я не умею быстро писать по русски. Начинай тоже писать. Я буду записывать одно предложение, а ты другое.
Тот послушно вытащил ручку и тоже стал писать.
— Я не понимаю, что они делают, — сердито обратился к лейтенанту один из полицейских, — но они должны немедленно прекратить это и следовать за нами в отделение. Слышите, вы? Вы понимаете, что я вам говорю?
— Что вы себе позволяете? Вы что не видите, что вы нам мешаете. Ни в какое отделение мы не поедем, — сердито закричала на него мать ребенка. — И вообще вы можете убираться отсюда. Мы в ваших услугах не нуждаемся.
— В каких-таких услугах? — возмутились полицейские. — Мы вам что официанты или уборщики? Мы — полиция, мы — государственные служащие. Мы приехали арестовать эту женщину, а вы нам не даете исполнять наши обязанности.
— Кого арестовать? Ее арестовать? — страшным голосом закричала на них родительница. — Да за что ее арестовывать? За то, что она занималась образованием нашего ребенка? Да кто ж вам это позволит. — Что ты сидишь? — закричала она на мужа. — Немедленно скажи им, чтобы они убирались.
— Да, вы можете уходить, мы никаких претензий к этой девушке не имеем. Вы же сами видите, она ни в чем не виновата, — поддержал ее муж.
— Да ведь мы…
— Все, мое терпение закончилось, — грохнула кулаком по столу женщина, — или вы немедленно убираетесь отсюда или я подаю на вас жалобу.
— А, так вы на нас еще и жалобу подадите? Тогда мы вас всех немедленно арестуем за то, что вы помогаете преступникам уйти от ответственности, — в свою очередь стали грохать кулаками по столу полицейские.
Положение спасло вмешательство лейтенанта, который наконец-то вышел из ступора, вызванного присутствием Риты, и успокоил своих подчиненных, предложив им уехать и пообещав, что сам разберется с этим удивительным делом. Все еще что-то бормоча про себя, обиженные полицейские сели в свою машину и уехали, а лейтенант, усевшись за стол, продолжил смотреть на Риту и внимательно выслушивать ее инструкции по воспитанию годовалых детей и только что разве не записывал.
Инструктаж продлился около часа, недаром Рита была отличницей и гордостью факультета дошкольного воспитания Херсонского пединститута. Но самое удивительное произошло, когда Рита, наконец, закончила лекцию. Ленечкина мать, встала из-за стола, бережно сложила конспект и, в порыве благодарности кинулась Рите на шею.
— Спасибо тебе, — растроганно сказала она. — Ты просто открыла нам глаза. Мы же могли загубить своего ребенка.
Потом она шепотом посовещалась с мужем и затем, смущаясь предложила Рите поработать у них няней Роника все оставшееся до начала занятий время, пообещав платить ей двойную плату по сравнению с общепринятой.
— Ой, здорово, — обрадовалась Рита, услышав это, — я же смогу не расставаться с Ленечкой. Как хорошо! Знаете я к нему так привыкла за это время, так полюбила, его же просто нельзя не полюбить, он такой чудесный малыш.
И она даже всхлипнула от переполнявших ее чувств, совершенно, кстати, забыв, при каких странных обстоятельствах, она с Ленечкой познакомилась.
Ну какая же мать устоит, когда так говорят о ее ребенке. Ленечкина мама, которую, кстати, звали Мирьям, как она сообщила Рите, тоже не удержалась и всхлипнула от радости, что во-первых, у нее оказывается такой необыкновенный ребенок, а во-вторых, что нашла такую прекрасную няню, которая не только один из самых лучших специалистов, но еще и так любит его.
— Давайте сейчас поедем к нам и я покажу вам, где мы живем, — с энтузиазмом предложила она Рите, снова на радостях обняв и поцеловав ее.
Расслабившаяся от успеха и потерявшая бдительность Рита, чуть было не ляпнула, что она и так знает, где они живут, но в последний момент спохватилась и прикусила язык. Она собрала Ленечкины игрушки и свои вещи, выключила уже пустой холодильник и с сожалением посмотрев в последний раз на маленькую квартирку, где они с Ленечкой так хорошо прожили эту неделю, закрыла дверь и пошла вслед за всеми. Родственник, о котором все забыли, уже, оказывается, успел незаметно исчезнуть сразу вслед за полицейскими, но оставался еще молодой лейтенант, о котором тоже все забыли, но который поплелся за ними, требуя, чтобы его тоже взяли с собой.
— Не надо с нами ехать, вы нам не нужны, — запротестовала Мирьям, — мы прекращаем это дело и забираем свое заявление. Вы свободны.
Рита посмотрела на обескураженного парня, и ей стало его жалко.
— Да пусть поедет с нами, у него же машину забрали, — попросила она.
Парень благодарно улыбнулся ей, и у Риты дрогнуло сердце. Это была улыбка того парня из Варшавы, который проверял их чемоданы возле самолета. Нет, парень был, конечно, не тот, но улыбка была такая же хорошая, и Рита повторила — Пусть поедет с нами, ему ведь по работе надо. Может, я действительно что-нибудь вспомню еще.
Мирьям махнула рукой в знак согласия, и лейтенант поехал с ними.
В доме Риту сразу же посадили за стол и угостили, как и принято во всех израильских домах, кофе и угой, так на иврите назывался пирог. Не очень охотно, правда, но предложили угощение и лейтенанту, который, опять-таки покраснев, гордо от него отказался, пробормотав что-то вроде того, что он при исполнении. Потом Рита покормила и уложила спать ребенка, а Мирьям внимательно наблюдала за этой процедурой и как показалось Рите, даже что-то потихоньку записывала, в то время как ее муж, у которого, видно, был не такой крутой характер, как у жены, пытался проявить гостеприимство по отношению к лейтенанту, заводя с ним разговоры на всякие мужские темы, но тот в основном отмалчивался. Потом, когда Ленечка уснул, Рита еще раз перечислила родителям Ленечки их обязанности, а затем попрощалась с ними до завтра и пошла домой. Лейтенант поплелся за ней. Провожавшая их до дверей Мирьям, сердито покосившись на него громко сказала Рите, что, если этот полицейский будет ее обижать и слишком сурово допрашивать, пусть немедленно звонит ей, а уж она найдет на него управу.
На улице лейтенант повел себя как-то странно. Вместо того, чтобы начать допрос с пристрастием, он вдруг смущаясь сообщил Рите, что его зовут Игаль. То есть в детстве, когда они жили в Одессе, его звали Игорь. Но потом родители поменяли ему имя на ивритское, хотя дома продолжают называть его Игорь, тем более, что между собой они все говорят по-русски. А его бабушка и дедушка так и не выучили иврит и так и не привыкли к местным и у него дома все мечтают, чтобы он познакомился с русской девочкой. То есть, не совсем с русской, а просто с приехавшей из России. Или еще лучше с Украины. А ведь Рита жила рядом с Одессой.
— Ну, конечно, — тоже обрадовалась, что встретила земляка Рита. — Мы же часто ездили к вам в Одессу на толчок.
И они пустились в воспоминания об Одессе, Черном море и Днепре, а потом перешли к обсуждению обычной олимовской темы, трудностям абсорбции и через несколько минут он перестал быть для Риты полицейским и ее врагом, а стал просто симпатичным молодым парнем, кстати, не спускавшим с нее восхищенных глаз. Рита даже обрадовалась, что успела с утра подкраситься, в ожидании полиции. Конечно, она знала, что ее могут посчитать преступницей и даже арестовать, но это все равно был не повод, чтобы представать перед незнакомыми мужчинами без макияжа, и вот, пожалуйста, все получилось очень удачно. Когда они подошли к остановке автобуса, Игаль как раз рассказывал о том, как они уезжали из Одессы, а потом то же самое стала рассказывать о себе Рита, и они как-то очень естественно прошли мимо не останавливаясь, а потом также рассеянно миновали еще семь или восемь остановок и опомнились только внизу на Адаре. Там Рита с сожалением сказала, что живет все-таки не в Хайфе, поэтому ей придется сейчас сесть в автобус и поехать домой. Больше всего она боялась в этот момент, что он не станет возражать, а просто попрощается и уйдет. Он и действительно возражать не стал, а просто сел в автобус вместе с ней, предварительно, правда, спросив, не против ли она. Рита, конечно же, была не против. За это время она успела влюбиться в Игаля по самые уши и больше всего боялась ему разонравиться, хотя и видела, что в ближайшее время ей это, по-видимому, не грозит и была счастлива.
