Б А - Введение в человечность
Я оглянулся. Вокруг никого не было, только из-за двери торчали чьи-то любопытные усы, но обращать на сей факт внимание в такой час я посчитал ниже собственного достоинства. Катерпиллер тем временем, выдержав многозначительную паузу, закончил:
- ...Ты.
- Я? - переспросил я, потому что не смог скрыть своего удивления, хоть внутренне давно и приготовился к такому повороту. Интуиция подсказывала. Великая, между прочим, штука.
- Не делай удивленных глаз, - снова улыбнулся Семен. - Ты ж прекрасно понимаешь, что именно за тем, чтобы высказать тебе последнюю волю, я и звал тебя. И про нее, волю мою, ты уже знал... Так?... Ты... Именно, ты.
Все-таки, удивительный таракан. Он буквально читал мои мысли. Но, с другой стороны, я ведь еще так молод! Кто станет меня слушать? Здесь, наверное, полно своих претендентов на престол предводителя.
- Не беспокойся, - и опять Катерпиллер словно вскрыл мой мозг и прочитал засевшие там сомнения, - все уже в курсе. Никто... Запомни, никто не станет тебе возражать... Они понимают, что без сильной лапы, развитой интуиции и нестандартного ума в этом кабинете нечего делать. Обещай мне, что останешься...
Как я мог ему возразить? Воля умирающего - закон. Я кивнул:
- Обещаю, Семен Обусловович. Клянусь, что не покину ваш... наш народ. Клянусь своей волей и вашей бессмертной душой... Не беспокойтесь, я справлюсь!
- Не сомневаюсь, Агамемнон... - слабо кивнул усом старик. - И найди Золю. Не вини ее ни в чем. Он чиста пред тобою...
Последние слова Катерпиллера повергли меня в шок, и я на секунду забыл об умирающем. А когда пришел в себя, Семен уже испустил дух.
Вокруг гриба тут же выросли четверо здоровых часовых, которые парами стали по стойке смирно с обеих сторон покойного, а возле меня оказался тщедушный таракашка, который заорал пронзительным голосом:
- Отец наш умер! Да здравствует отец!
И в ответ прогремело многоголосое, нестерпимо громкое:
- Ура!... Ура!... Ура!!!
А я стоял и думал. Вот ведь, брат Агамемнон, как порой шутит госпожа Судьба. И что будем теперь делать с бегами? Молодой отец, клоп тебя побери.
Тараканы готовились к траурной церемонии, ответственность за которую я возложил на Федю, того мелкого шумного таракана, что объявил о смерти Катерпиллера и провозгласил начало моего правления. Тот был только рад услужить новой власти (мне), поэтому принялся за дело рьяно.
Я же, убедившись, что меня не подведут, отправился путешествовать по коридорам своих новых владений в поисках Золи. Меня терзали противоречивые мысли. Последние слова старика... Не вини Золю... Она чиста... Интересно получается, неужели я все не так понял? Может, вовсе и не занималась она с ним этим делом? Может, зря я так...
- Агам, - неожиданно донесся до меня знакомый голос откуда-то из темной ниши, которую я бы иначе, наверное, проскочил.
- Да? - встрепенулся я, почувствовав, как мороз сковал мои крылья.
- Агам... - словно эхо вылетело из темноты, - его... его уже нет?
Я пошел на голос и через несколько секунд почувствовал знакомый запах лосьона. Она...
- Нет, Изольда, его с нами больше нет... Прости...
- За что? - мне почудилось, что в ее голосе что-то треснуло, и вот-вот наружу хлынет поток соплей, смоющий меня в преисподнюю чувств.
- Так... - ответил я. - За то, что посмел сомневаться в тебе... В твоих чувствах...
- Я... Агам... - я услышал легкий всхлип, лица-то в такой темени было не различить, - я люблю тебя... Агам... я... я... я его...
- Что? - мне почудилось самое страшное. Неужели она ради нашей любви...
- Да, - Золя словно услышала мои мысли. - Я убила его... Агам... Ради... ради нашей любви... Скажи, как дальше жить? Как? Как?! Как?!!! Как...
Я обнял трясущуюся в истерике Изольду и крепко прижал к себе. Мы стояли молча очень долго. Я затрудняюсь сказать, сколько прошло времени, прежде чем тело ее, наконец, обмякло и мешком с плесенью повисло на моих лапах.
- Не переживай, - разорвал я тишину своим голосом, который слышал теперь как бы со стороны. - Не переживай, милая... Теперь все наладится. Я тоже тебя люблю... А Катерпиллер, он... он... он был классным... то есть... он, это самое... он просил ни в чем тебя не винить... В каком возрасте он эта... того?...
- Четыре года... Другие столько не живут... Я... я... я не смогла... Прости...
Я почувствовал, что истерика девушки, взяв лишь небольшую паузу, начинает фонтанировать с новой силой, поэтому плотнее прижал Золю к себе и громко по слогам произнес:
- У-спо-кой-ся, все-по-за-ди! Все!
Ее перестало трясти почти сразу.
- Пойдем домой, - я подхватил ее за переднюю лапку и не спеша вывел из ниши. - Семен Обусловович назначил меня своим преемником. Так что, обещаю тебе, все будет хорошо. Поняла?! И я уверен, что твой яд на него не очень-то подействовал. Ведь это был яд?... Знаешь, просто пришло время. Он был очень стар. Очень! ТЫ-НЕ-ВИ-НО-ВА-ТА!
Изольда посмотрела на меня таким жалким взглядом, что я чуть не расплакался.
До ее квартиры шли молча. Никого навстречу нам не попадалось, большинство опечаленных тараканов разбрелось по домам, но многие еще оставались в коридорах, примыкающих к бывшему кабинету господина Катерпиллера. И слава Богу. Видеть нового предводителя в роли безумного влюбленного, согласитесь, не лучшее первое впечатление.
Добравшись до коморки, я уложил Изольду на сдвинутые рядом подушки, которые еще хранили запах нашей ночи, дождался, пока она заснет, и тихонечко вышел обратно в катакомбы. Надо было проверить, как идут приготовления к траурной церемонии, а также решить свои вопросы.
Продираясь сквозь чуть поредевшую толпу, которая при моем появлении словно онемела, лишь провожала любопытно-настороженными взглядами, я вернулся в кабинет Катерпиллера.
Тело Семена Обуслововича все еще лежало на грибе. Часовых сменили три коротконогих толстых таракана, которые, склонившись над покойником, о чем-то сосредоточенно переговаривались. Подойдя ближе, я поздоровался:
- Здравствуйте, уважаемые господа. Чем изволите заниматься?
Ко мне повернулся только один. Остальные, похоже, даже не обратили на своего нового предводителя никакого внимания.
- Так, эта! Мы, понимаешь, мумификаторы! - произнес один из толстяков. - Я, кстати, Бальзамин, а эти, понимаешь, Потрохарь и Чучедел. Мы, понимаешь, братья. Медиковы, понимаешь, по фамилии... А сейчас труп к складированию готовим! Эта, понимаешь, дорогой господин Агамемнон, необходимые условия хранения Отцов!
Я на всякий случай кивнул, давая понять, что все прекрасно понимаю, хотя на самом деле, такую процедуру видел впервые. У нас на Зине дохлых тараканов обычно оставляли на месте смерти, а потом Анна Андреевна выметала их веником и спускала в унитаз. Если же кто помер в месте, не доступном для уборки, мы его выволакивали наружу. Нечего антисанитарию разводить. Если каждого умершего складировать, живым места не останется.
- Простите, уважаемый Бальзамин, вы Федора не видали?! - спросил я, стараясь придать своему голосу командирские нотки.
- Леонтий! - вместо ответа крикнул разговорчивый толстяк.
В комнату ввалился один из тех низколобых здоровяков, которые утром не пустили меня на прием. Он застыл в дверях и в почтении склонил усы:
- Слушаю вас, господин Агамемнон.
- Вы кто? - спросил я.
- Леонтий Огрызко, господин Агамемнон, первый начальник службы безопасности при господине Катерпиллере. Жду ваших распоряжений.
- Милый господин Агамемнон, - ласково встрял толстый мумификатор, - советую вам оставить Леонтия на его должности. Его преданности нет предела. В нашем городе все знают, что Огрызко служит не народу, а лишь своему повелителю, понимаешь... Очень, понимаешь, ценное качество. И главное, редкое... понимаешь. А Лаврентия Охапко, второго начальника, понимаешь, можете уволить. Он, понимаешь, интриган...
Я кивнул усами:
- Вы утверждены, господин Огрызко. И передайте господину Охапко, что с ним я встречусь на следующей неделе. А пока он тоже в должности... Пока.
Усы здоровяка довольно дрогнули, и он в знак почтения осторожно их склонил к полу.
- Что прикажете, хозяин?
- Леонтий, найдите мне Федора. И приведите сюда, - приказал я и, не прошло и секунды, как Огрызко исчез из моего поля зрения, а минуту спустя он уже стоял в комнате, держа распорядителя за усы одной из своих мощных лап. Как грубо, клоп его дери!
Бедный Федя трепыхался, как окунь на крючке рыболова, но оскорбление сносил молча и пытался даже в таком положении выглядеть достойно. Видать, привык к изуверскому обращению.
- Леонтий, - вздохнул я, - отпустите его на землю. Я ж просил найти и привести, а не тащить господина распорядителя за усы.
- Ошибку понял и совету внял, - отчеканил здоровяк. - В следующий раз буду внимательней. Жду дальнейших распоряжений, хозяин.
- Пока отдыхайте, но будьте неподалеку и начеку, - отпустил я Леонтия.
- Есть, хозяин! Отдыхать неподалеку начеку!
А я уже обращался к Федору:
- Господин распорядитель, есть ли тут уединенное место, в котором мы могли бы переговорить с глазу на глаз?
