Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 11, 2002
Тело — это своего рода вычислительная машина, ежесекундно используемая для решения задач взаимодействия с предметной средой. Но предметная среда может быть разной, а потому и закрепившиеся приемы ее «обсчитывания», вся прикладная математика живого тела могут быть совершенно различны. Это подметил еще Конрад Лоренц: «Можно вполне правдоподобно представить себе разумное существо, которое не квантифицирует реальности посредством математического числа… а непосредственно постигает все это каким-то иным способом. Вместо определения количества воды числом литровых сосудов можно, например, по растяжению резинового баллона известного размера судить о том, сколько воды в нем содержится»[20].
Возьмем такой фактор, как здоровье организма. Здоровья, считается, может быть больше или меньше, оно может быть крепче или слабее. Оно подобно аналоговой, качественно непрерывной характеристике объекта. Но можно ли представить себе живые тела, существующие, так сказать, по цифровому, дискретному, принципу: или они есть в абсолютной степени здоровья, или они хлоп — и их уже нет. Как бы это отразилось на их внутреннем мире, ожиданиях и предощущениях?
В подобные фантазии можно углубляться до бесконечности. Наиболее ярко это сделал Станислав Лем в «Солярисе», когда вообразил единое желеобразное живое и мыслящее тело, бесформенно распластанное по всей поверхности планеты, куда прилетели посланцы Земли. Лем даже представил, как могло бы возникнуть такое тело: поскольку планета вращалась в системе двойной звезды, ее орбита была нерегулярной, и, чтобы сгладить губительные перепады силы тяжести и атмосферных условий, тело научилось перетекать и вовремя концентрировать свою массу то на одной, то на другой стороне планеты, тем самым приближая орбиту планеты к круговой.
Впрочем, самые диковинные обитатели Земли и даже других планет — это еще не предел воображения. Настоящие загадки, настоящие альтернативные миры начинаются здесь же, на поверхности стола, если углубиться на десять порядков в какую-нибудь лежащую на нем пылинку.
Ведь как бы то ни было, все планеты — круглые, на всех есть сила тяжести, все поливаются потоками света, а их потенциальные обитатели являются макрообъектами и подчиняются законам общей физики. «Когнитивную нишу человека мы называем „мезокосмом“, — пишет немецкий эволюционный эпистемолог Г. Фолльмер. — Мезокосм — это мир средних размерностей, мир средних расстояний, времен, весов, температур, мир малых скоростей, ускорений, сил, а также мир умеренной сложности. Наши познавательные структуры созданы этим космосом, подогнаны к нему, для него и посредством него отобраны, на нем испытаны и оправдали свою надежность»[21].
Но все знакомые нам макрообъекты, или тела мезокосма, — только промежуточный островок в сквозной вертикали, уходящей неизвестно куда вверх и неизвестно куда вниз. Возможны ли там и там тела, возможны ли там и там познающие тела? Как говорит микрофизика, «внизу» есть элементарные частицы, есть поля и физические взаимодействия, а знакомое нам тело начинается лишь над уровнем молекул. Но обязательно ли прилагательное «познающий» связано с прилагательным «телесный»?
Эти вопросы остаются без ответа. Единственная более-менее конструктивная подсказка из сравнения макротел с объектами микрофизики — это то, что свойства тел нашего «этажа» мироздания нельзя принимать за абсолютные и общезначимые. Все может быть не просто по-другому, а совсем по-другому.
Вот что писал по этому поводу физик, академик Моисей Александрович Марков, известный своей гипотезой фридмонов — частиц, с виду являющихся элементарными, но если нырнуть в них через горловину, как в огромную пещеру через узкий лаз, то внутри окажется целая Вселенная. «Понятия пространства — времени, понятия энергии (материи) — импульса являются отображением в сознании человека его непосредственно макроскопического бытия»[22]. «Отвлекаясь в область ненаучных фантазий, можно себе представить, что чувствующая и мыслящая материя проявляется в какой-то другой форме, не в форме макроскопического существа. Естественно полагать, что органы чувств такого „индивида“, „биологическое“ существование которого связано, например, с атомным миром, давали бы „непосредственные сведения“ о явлениях микромира. Его мировоззрение на первых порах было бы „электромагнитным“, а законы макромира и весь мир макроявлений казались бы ему, может быть, не менее далекими и странными, чем нам закономерности микромира. Он понимал бы их, лишь делая насилие над своими наглядными представлениями. Внутриядерное „существо“, к зависти современных физиков, было бы буквально „как у себя дома“ в вопросах ядерных сил…»[23]
7. Кинематографическая природа восприятияВыше мы попробовали разобраться в том, что есть тело как узел и вместилище познавательных качеств, как тело и ситуативно, и деятельностно вписывается в окружающую его среду. Тем самым мы затронули три из четырех выделенных нами, суммирующих позицию телесного подхода тезисов. У нас нет прямой задачи «пройтись» по всем пунктам во что бы то ни стало, но логика сама подсказывает: посмотреть на тело в его погруженности в среду, сузиться до тела самого по себе, в условной отделенности от среды, и, наконец, посмотреть, что творится собственно в голове.
Правда, надо оговориться, что такое сепарирование возможно только в плане мысленного эксперимента, сугубо в аналитических целях, поскольку суть телесного подхода в том и состоит, что одно отдельно от другого не существует и за рамками чисто рабочего вынесения за скобки не может мыслиться.
Итак, мы подходим к четвертому тезису: о динамическом характере, самодвижении и самоорганизации познавательных процессов. Мы выделим в нем то, что считаем наиболее интересным и наименее изученным, а именно вопрос о временнóй структуре познавательного акта…
Вы едете в электричке со своей недалекой дачи, и вам хочется разобрать, кто эти несчастные, что уносятся прочь от Москвы в запыленном, неуютном дальнем поезде. Но табличку с названием города никак не углядеть. Вы стараетесь провести вслед за ней головой, подработать еще глазами, ухватив ее на долю секунды в неподвижном состоянии. «Ага — Кандалакша! А что, миленько звучит». Хорошо еще, что сама по себе табличка твердая, а если бы и она была текучей?
Анри Бергсон, которого мы так часто цитируем, что вынуждены признаться в особой симпатии к его идеям, сказал: «Воспринимать — значит делать неподвижным… Восприятие… сжимает в единый момент моей длительности то, что само по себе распределилось бы на несчетное число моментов»[24].
Механизм складывания сплошного когнитивного потока из кадров или, как обратная сторона медали, дробления этого потока на кадры Бергсон назвал кинематографической природой восприятия. «Мы схватываем почти мгновенные отпечатки с проходящей реальности, и так как эти отпечатки являются характерными для этой реальности, то нам достаточно нанизывать их вдоль абстрактного единообразного, невидимого становления, находящегося в глубине аппарата познания, чтобы подражать тому, что есть характерного в самом этом становлении. Восприятие, мышление, язык действуют таким образом. Идет ли речь о том, чтобы мыслить становление или выражать его или даже воспринимать, мы приводим в действие нечто вроде внутреннего кинематографа. Резюмируя предшествующее, можно, таким образом, сказать, что механизм нашего обычного познания имеет природу кинематографическую»[25].
Гипотеза Бергсона получила подтверждение в современных исследованиях по нейрофизиологии зрительного восприятия, проведенных, в частности, Франциско Варелой. Варела был не только одним из основателей телесного подхода в когнитивной науке, но и фактически его лидером. Как часто бывает, это стало осознаваться только после его смерти.
Стоит сказать несколько слов об этом человеке, с которым нам посчастливилось встречаться и которого мы считаем действительно выдающимся ученым.
Варела родился в сентябре 1946 года в Чили, получил биологическое образование в США, в Гарварде. Не подчинившись закону утечки мозгов, хотя и имел блестящие предложения от престижных американских университетов, он сознательно вернулся в 1970 году работать на родину. Но вскоре, после военного переворота Пиночета в 1973 году, будучи активным сторонником Сальвадора Альенде, он был вынужден эмигрировать вместе со своей семьей. С 1986 года он работал в Париже, где умер в мае 2001 года, на самом пике своей творческой карьеры. В начале 90-х годов Варела заразился гепатитом С, в мае 1998 года ему сделали пересадку печени, но и после этого он смог прожить всего три года. Варела получил известность благодаря концепции автопоэзиса — теории, раскрывающей сущность живого и способы его самоорганизации, — созданной в 1970–1971 годах совместно с его учителем, чилийским биологом Умберто Матураной[26]. Среди многочисленных научных интересов и увлечений Варелы были теория и практика дзэн-буддизма.
