Энтони Берджесс - Человек из Назарета
Амос и Симон ждали целый день. Им хотелось узнать, где Иисус и его ученики разобьют лагерь. В конце концов им удалось выяснить, что лагерь Иисуса находится на поросшей кустарником поляне рядом с речкой Бимхирут, неподалеку от деревни, которую все называли Мелухлах[104], хотя, впрочем, настоящее ее название было другим. Амос и Симон пришли туда с наступлением сумерек, когда вся компания ела рыбу и хлеб с оливками.
Симон обратился к ним:
— Нас называют зелотами. Мы объясним, что означает это слово. Расскажем и о том, что мы пытаемся делать.
— Должны делать, — добавил Амос.
— Хорошо. — Иисус дочиста обглодал рыбий хребет, вытер пальцы о свое дорогое цельнотканое одеяние и сказал: — Вы торите желанием положить конец порабощению народа, избавить Израиль от продажных правителей, изгнать чужеземцев и снова создать сильное, свободное государство под властью царя небесного.
— Ты хорошо все изложил, — согласился Симон Зелот, — что мы от тебя и ожидали. Однако тебе следовало бы добавить: под властью Мессии. Теперь пора задать наш вопрос: ты — Мессия?
— Я проповедую о Царстве Небесном, — ответил Иисус, — но я знаю, что это не то царство, которого алчете вы и ваши товарищи. Ибо вы хотели бы сокрушить своих врагов несколькими быстрыми ударами топора. Вы хотите, чтобы сейчас была осень, но в то же время и весна. Однако человеку не дано ускорить смену периодов сева и жатвы.
— Твои слова не очень понятны, — сказал Амос.
— Я бы сказал, что они более чем понятны, — возразил Симон Зелот. — Но ты ошибаешься, господин, если полагаешь, будто мы хотим, чтобы силы Израиля поднялись на борьбу за справедливость прямо сейчас, немедленно, сию же минуту. Мы понимаем, что должно быть время на подготовку.
— Послушайте меня, — сказал Иисус. — Допустим, я восхожу на трон Израиля. Я могу сделать это лишь после того, как сокрушу своих врагов, правильно? — Двое зелотов живо закивали в знак согласия. — Но я учу, что мы должны любить наших врагов. Я не могу любить и убивать одновременно. Вы можете сказать: «Очень хорошо, одолей своих врагов любовью». Однако, глядя на ваши лица, я не подумал бы, что вы когда-либо склонялись произнести такие слова…
— Мы так поняли, — сказал Симон Зелот, — что во все эти слова насчет любви ты не вкладываешь абсолютно буквальный смысл.
— О, абсолютно буквальный. В высшей степени буквальный. И скажу вам еще одну неутешительную вещь: одолеть врага посредством любви — это такое же долгое дело, как из одного зернышка вырастить дерево. Возможно, я еще скажу об этом позднее, если, конечно, вы пожелаете слушать. А сейчас давайте поговорим о земном правлении. Земное правление — это всего лишь земное правление, не более, а кто конкретно будет править на земле — это людей мало заботит. Вы уничтожите тирана и поставите на его место хорошего человека, но тот наверняка сам превратится в тирана. Причина того, что так происходит, лежит в самой сущности земной власти. Люди меняются не потому, что меняется власть. Изменение должно идти изнутри.
— Люди не изменяются, — твердо сказал Симон Зелот. — Люди остаются людьми, верблюды — верблюдами, собаки — собаками. И если верблюды и собаки могут быть рабами людей, то люди не должны быть рабами друг друга. Люди должны быть свободными.
— Да, — согласился Иисус. — Свободными. Но свободными от внутренних тиранов — ненависти, вожделения, своекорыстия. Люди изменяются. Люди должны изменяться. Я проповедую именно это внутреннее царство свободы, имя которому — Царство Небесное. Позволь мне вернуться к моему иносказанию о зернышке и дереве. Возьмем, скажем, зернышко горчичного дерева, мельчайшее из всех. Посеем его. Придет время, и из него вырастет дерево, на ветвях которого станут гнездиться птицы. Зерна, которые разбрасываю я, — это мои слова. Весьма часто их будут склевывать птицы. Может случиться, что каменистая земля откажется питать их. Но кое-где они все же дадут всходы, и появятся ростки. Однако за ночь дерево не вырастает.
Здесь Симон — не Симон Зелот, а Симон Иисуса — с некоторой горечью в голосе произнес:
— Послушай, учитель, так вот что ты имеешь в виду! Что до меня, я как-то не думал… Я хочу сказать, мне казалось… То есть мы привыкли верить… В общем, очень уж это долгий срок — пока из зернышка вырастет дерево. Иногда это целая человеческая жизнь.
— Значит, и ты, Симон, мечтаешь о весне и о времени сбора урожая как о единой вещи, — сказал Иисус. — Говорил ли я когда-нибудь о земном царстве?
— Но все же ты говорил о царстве, а у царства должен быть царь. Я знаю, я простой человек. Может, я что-то не расслышал или не так понял, но мне думалось, мы несем новое учение, чтобы оно распространилось по всему Израилю и чтобы установилось… как оно там называется, Андрей?
— Царство праведников, — ответил Андрей.
— Мой прежний учитель, Иоанн, обличал грехи Ирода Галилейского, — заговорил Иаков-меньший. — За что этот Ирод посадил его в тюрьму, а потом убил. Но мы продолжали верить в царство праведников, которое должно прийти на смену царству Ирода и царству кесаря, правильнее сказать — империи. И послал он нас именно к тебе.
— Послал вас ко мне, — сказал Иисус, — чтобы создать воинство борцов за праведность, которое будет стучать во врата царского разложения и разврата и кричать: «Прочь! Мы коронуем праведность и возведем ее на твой трон!» Так было сказано?
— Что-то вроде этого, — медленно и неуверенно произнес Варфоломей. — Мы, разумеется, понимали, что крещение водой, проповеди и… ну, что ли, великое упорство Иоанна были направлены на… В общем, я не стал бы говорить о стуке в ворота и выкрикивании именно этих слов…
— Послушайте, глухие! — начал Иисус неистово. — Вы даже более глухи, чем фарисеи! Прежде всего мы должны научиться праведности в нас самих, научиться любить и прощать. А это обучение — очень медленный процесс. Такой же медленный, как рост дерева из зернышка. Вот Филипп, когда он не поет песни, он мечтает. Скажи, Филипп, о чем ты мечтаешь?
— Я мечтаю… — нерешительно начал Филипп. — Я мечтаю о том, чему нас учит мечтать древний закон, — о Мессии, который выжигает зло, подобно огню, выжигающему лес, а еще об установлении Царства Небесного.
— Царь небесный в Иерусалиме, сверкающие на солнце мечи и панцири народа Израиля! — воскликнул Иисус. — Нет, дети мои, это ложная мечта. Ложная!
— В Писании сказано, что власть будет в его руках, — заявил Амос. — Но кажется, подразумевались не твои руки, хотя они у тебя большие и сильные, и, видно, придется мне возвращаться с плохой вестью.
— Тебя зовут Амос, не так ли? — спросил Иисус. — Возвращайся же с благой вестью, Амос. Вестью о Царстве Небесном. — Увидев, как вытянулись лица учеников, сидевших вокруг него, Иисус сначала рассмеялся, а потом сказал с величайшей серьезностью: — Постарайтесь понять то, что я говорю. Я здесь для того, чтобы начать проповедовать о Царстве Небесном. Заметьте — чтобы начать! Кто знает, когда наступит Царство Небесное? Если бы я сказал, что выращивать это дерево нужно десять тысяч лет, я, возможно, был бы очень далек от истины. Но в глазах Бога десять тысяч лет — ничто. Он может подождать, и я могу подождать вместе с ним. Что касается именно этой нашей жизни и моей миссии, то скоро она приведет нас в Иерусалим — город, где на троне сидит узурпатор, а властители душ человеческих проповедуют фарисейское извращение Божьей истины. В Иерусалиме — не заблуждайтесь насчет этого — далеко не все будут слушать нас, и если там нас и ждет триумф, то ничего общего с развевающимися знаменами и ревущими трубами он иметь не будет. В Иерусалиме нам уготованы унижения, несчастья и страдания. Приготовьтесь к этому. Теперь вам известно худшее. — Кроме Иоанна и Иуды, все смущенно отвели глаза. — Впрочем, нет, худшего вы еще не знаете. Все вы слишком простодушны, чтобы представить себе, каким может быть это самое худшее.
Амос заговорил первым, но все, что он смог произнести, было лишь разочарованное: «Так, так, так…»
Затем он спросил:
— Ты идешь, Симон?
— Почему я? Почему я должен куда-то идти? — отозвался Симон-рыбак. — Ах да! Здесь же есть еще один Симон.
Симон Зелот сказал:
— Весть может доставить один из нас. Я последую за тобой, учитель. У меня еще много чего на уме.
— В таком случае у меня — тоже, — произнес Амос, поднимаясь с земли. Видно было, что все происходящее доставляет ему боль. — Досадно, очень досадно.
И, неуверенно поклонившись Иисусу, он ушел — опустив голову, один, в свете неполной луны.
— Итак, — заговорил Иисус почти весело, — вон там вы видите дорогу, кстати освещенную послушной луной, и ведет она в мир благоразумия и благополучия. Возвращайтесь к своим прежним занятиям, начинайте заводить семьи, мечтайте о приходе человека, который сбросит царей с их тронов и зарежет императора Тиверия в его бане. Идите же! Человек, как сказал другой Симон, должен быть свободен.
