Луна над рекой Сицзян (СИ) - Шаогун Хань

Тут, однако, я остановился, поскольку заметил три-четыре бычка, валявшиеся под ногами толстого следователя, а также желтоватые следы от табака на его пальцах.

— Уважаемый, не подумайте ничего дурного, я не хотел сказать, что курить плохо.

— Ничего, всё в порядке.

— Вы ведь обычно… не играете в покер, верно?

— А что если даже играю? Письменным постановлением ЦК запрещено играть в карты? Безобидные простые развлечения тоже необходимы, не так ли? Молодёжи нужно немного развеяться, расслабиться, в этом ничего зазорного нет.

— Само собой разумеется.

В тот же день следователь вернулся обратно. Остальные, увидев, что я легко отделался на допросе (меня не оштрафовали, не лишили пайка), даже немного завидовали.

Я не мог и предположить, что дело на этом не закончилось. Если я правильно припоминаю, примерно четыре года спустя меня отправили в небольшую типографию при командном пункте на строительстве дамбы в провинции Хунань.

Однажды по дороге в столовую я заметил незнакомую девушку, стоящую в дверях. Завидев молодого человека, она учтиво кланялась и спрашивала, не состоит ли он в бригаде образованной молодёжи и нет ли здесь кого-либо по фамилии Хань. У неё были большие глаза, кончик носа порозовел от холода. Под ярко-красным пуховиком вырисовывались нежно-округлые девичьи формы. Края рукавов и кончики кос были запачканы глиной, — наверное, она где-то поскользнулась.

Наконец она обратила на меня внимание: уставилась широко раскрытыми глазами, некоторое время оглядывала меня с ног до головы и вдруг заплакала, зажав рот рукой: «Боже, ты же тот самый…»

Выходившие из столовой рабочие, опешив, чесали в затылках и гадали, что за история здесь приключилась и какая роль в ней отведена мне.

Что я натворил? Не спутала ли она меня с другим человеком?

(Если бы дело происходило в фильме, в этот момент должна была бы раздаться музыка, что-то виолончельное; скользя по струнам, смычок рождал бы звуки, похожие на водопад, стремительный поток, с грохотом разносящийся по всей округе.)

Чуть позже выяснилось, что она — младшая сестра Ся Жухая; больше месяца она безуспешно и с неимоверными трудностями разыскивала меня. Словно иголку в стоге сена, пришлось ей искать ученика по фамилии Хань, «окончившего седьмую среднюю школу города Чанши», потому что в решении военного трибунала обо мне сообщалась лишь эта скудная информация. Сначала она нашла мою школу, выяснила пункты назначения выпускников, уехавших в деревню (три уезда на севере и на юге провинции), потом обыскала семь коммун в этих уездах (столько учеников по фамилии Хань были туда распределены); при этом у всех выпускников судьба сложилась по-разному: один устроился на работу, другой продолжил учёбу, кто-то уволился по болезни, кто-то пустился бродяжничать, в конце концов найдя приют у родственников или друзей… Она переезжала из уезда в уезд, порой даже выезжала за пределы провинции в поисках то исчезающего, то расходящегося в разные стороны, хаотично петляющего следа, и сейчас, можно сказать, само провидение привело её ко мне. Мёртвой хваткой она уцепилась за меня как за последний луч надежды, чтобы больше никогда не дать мне потеряться.

Она нашла меня, того самого Ханя, в добром здравии, как и уверял её браг. «Он не мог остаться инвалидом» — это была ключевая фраза в решении суда.

В этом документе говорилось о том, что её горемычный брат осуждён на двадцать лет тюрьмы. Очевидно, суд принял такое постановление из-за его предыдущей судимости, «трудового перевоспитания» и последовавшей за этим публичной расправы с сотрудниками правоохранительных органов. Ненависть порождает ненависть. Когда в руки им попался эдакий отброс общества, букашка, осмелившаяся пойти против правительства и покуситься на власть, как можно было не воспользоваться случаем и не нанести удар? Нетрудно догадаться, что если бы в то время действовали правовые нормы, существовали адвокаты, открытые судебные заседания, система защиты и так далее, дело пошло бы иначе, но, к глубокому сожалению, всё сложилось так, как сложилось. До цивилизованного будущего было ещё так далеко; даже спустя годы слово «адвокат» казалось чем-то непонятным и не имеющим к нам отношения. В моём уезде никто не собирался учиться на адвоката, не желал, чтобы его доброе имя упоминалось рядом с именами обвиняемых, не хотел, чтобы судачили о том, что он в сговоре с преступниками. Ходили слухи, что первый так называемый адвокат был направлен сюда от безысходности, по приказу начальника уезда. Однако в итоге защита этого присланного студента от начала и до конца состояла из порицания, полностью опираясь на предъявленное обвинение, так что в своей риторике адвокат перещеголял прокурора, вызвав общий смех и слёзы. Но об этом позже.

Если копнуть поглубже, становится очевидным, что в истории Ся Жухая большую роль сыграли семейные дела. Как потом рассказывала его младшая сестра, у них с братом были разные биологические отцы и матери. Браг у неё появился только после того, как мать повторно вышла замуж. Непонятно по какой причине между мачехой и братом Ся всегда было отчуждение, они постоянно ссорились и точили зуб друг на друга, а маленькой сестричке казалось, что с появлением старшего брага жить стало гораздо лучше. Она восхищалась тем, как ловко он карабкался по деревьям и перелезал через стены, ей нравились его рогатка и бочонок для кузнечиков, но больше всего, выходя на улицу, она наслаждалась мальчишеской опекой и защитой.

Старший брат называл мачеху «красотка Чжоу», «красавица Чжоу», что казалось ей в чём-то забавным. Когда она начала ходить в школу, мать только ей давала с собой паровую булочку баоцзы с сахарной начинкой, и она всегда тайком оставляла половину для старшего брата. В ненастную погоду девочка всегда поджидала брата возле школы, держа наготове зонт, подаренный матерью, чтобы, укрывшись от дождя, вместе вернуться домой.

Как-то раз, несмотря на сильный дождь, сопровождаемый резкими порывами ветра, браг в течение целого дня не возвращался домой. Тогда она раскрыла зонт и отправилась на поиски, бродила по улицам, пока наконец не увидела в мусорной яме знакомый силуэт. На куче отбросов посреди неумолчного жужжания мух, поджав колени, сидел её брат, что-то прижимая к груди. С первого взгляда она догадалась, что мать с братом опять сцепились и она выставила его из дома, в гневе выбросив его вещи; среди них была старая подушка. Эта подушка принадлежала родной матери Ся Жухая, и он бережно хранил её как единственную память о своей маме. Ему не нужны были рогатка и бочонок для кузнечиков, не было жалко учебников и портфеля, больше всего он дорожил подушкой, на которой остался еле уловимый родной запах.

Она увидела на руках брата кровоточащие раны. Из недр зловонной и тёмной, как ночь, мусорной ямы он выгребал сгнившие ошмётки овощей, арбузные корки, рыбьи жабры, осколки посуды, битое стекло, подгузники всех оттенков, упаковки от лекарств, печную золу, обрывки бумаги, дохлых крыс — пока наконец не нашёл своё сокровище. Он крепко обнял сильно испачканную подушку и залился слезами.

Она тоже заплакала.

— Брат, давай вернёмся домой.

— Отвяжись!

— Брат…

— Отвяжешься или нет? Какой я тебе брат?

— Ты носил меня на спине, носил на спине, — в слезах повторяла она, пытаясь доказать ему, что он является её братом.

— Пуговка, тебе что, жить надоело?

Вероятно, брат хотел скрыть плач за напускной грубостью, но чем больше он бранился, тем сильнее его лицо искажали рыдания.

Она помнит, как в тот вечер брат, заглаживая свою вину, насухо вытер ей слезы и сквозь зубы сказал, что отец его пьяница и уже давно отказался от него, а для мачехи он — как кость в горле. На самом деле он давно уже хотел бежать далеко отсюда, обойти весь свет, добраться до горы Уданшань или Наньхуашань, но боялся, что, когда он покинет эти места, в один прекрасный день родная мать придёт за ним и не найдёт. У него не было другого выхода, потому он и застрял здесь в ожидании.