Геннадий Марченко - Перезагрузка или Back in the Ussr Книга 2-я
Между делом я поделился своей проблемой. И тут выяснилось, что Чарский неплохо знает этого Мишина, занимающегося распределением писательских дач. Пообещал закинуть крючок и отзвониться.
Через два дня у нас состоялся новый разговор с Анатолием Авдеевичем.
- В общем, в следующую среду к двум часам дня нам назначено у Мишина, я вас сопровожу. Судя по намекам Евгения Петровича, положительное решение вопроса обойдется в пределах 5 тысяч рублей. Так что деньги захватите. Кстати, вы состоите в Союзе писателей? А, ну тогда нет вопросов, жду вас в среду в Москве.
Вот так, за пять тысяч целковых, я и стал обладателем вполне приличной дачки в знаменитом поселке. После Иванова здесь проживал его сын, известный лингвист, а последние три года дача стояла законсервированной. Надеюсь, Вале, когда я ее сюда привезу, мой выбор понравится. Хотя, честно говоря, выбирать было особо не из чего. Мне предложили три варианта, и этот мне показался самым достойным, с чем согласился и Давид Израилевич.
- Конечно, тут надо бы обои подклеить, здесь пол подлатать, лестницу в подвал поменять, само собой, - бормотал Рах. - Мебель старая, но, в принципе еще добротная.
- Точно, мне очень понравился рабочий стол в кабинете на втором этаже, его я оставлю по-любому. А вот этот шкаф - на помойку.
- Не торопитесь, молодой человек, на помойку всегда успеется. Если надумаете избавляться от шкафа, я сам все устрою. Пришлю людей, и заберу у вас мебель. А вот этот гарнитур на восемь персон оставите, или тоже, того?
Вишь ты, какой рачительный, настоящий Плюшкин. Интересно глянуть на его жилище, наверное, стащил туда все, что плохо лежало. Ну да это его дело, главное, чтобы мне от него была польза.
- Нет, Давид Израилевич, гарнитур я не 'того', стулья добротные, хоть и не гамбсовские, на них еще сидеть и сидеть. Других у меня пока все равно нет.
- Понимаю, вопросов больше не имею. Пойдемте, я вам двор покажу, там тоже немало интересного...
Получив ключи от дачи, и чувствуя себя почти состоявшимся небожителем, вечером того же дня я отправился в Москву. У меня была назначена встреча с Полевым, причем инициатором выступил я. Во-первых, подкупил его якобы новой рукописью, которая, впрочем, на самом деле имела место быть, и называлась 'Азазель'. Да, вот так, я все же рискнул предложить вещь подобного плана к печати, хотя и в довольно прогрессивном журнале. Но, по большому счету, главной целью встречи была отнюдь не рукопись.
На этот раз мы пересеклись в ресторане Центрального Дома литераторов. Место выбрал сам Полевой, когда я попросил его о встрече в неофициальной обстановке. По пути к заказанному Борисом Николаевичем столику ему то и дело приходилось здороваться, да и мне пару раз довелось пожать чьи-то руки. Меня узнавали, тогда как я сам, казалось, всех здесь присутствующих видел впервые.
- Выбирайте, Борис Николаевич, сегодня я угощаю, - великодушно заявил я, открывая карту меню.
- А что, есть повод?
- Можете поздравить, сегодня я стал счастливым обладателем дачи в Переделкино.
- Серьезно?! Ну, тогда и впрямь повод есть. Даже я, и то не сподобился в поселок заселиться.
Узнав, что дача раньше принадлежала писателю и драматургу Всеволоду Иванову, Полевой под рюмочку холодной 'Столичной', которую закусил корнишоном, тут же пустился в воспоминания. Вспомнил историю, как Иванов, выступая на съезде советских писателей, оговорился, назвав Эренбурга Эдинбургом, тем самым едва не доведя Илью Григорьевича до инфаркта.
- Борис Николаевич, у меня к вам будет одна небольшая просьба, - прервал я словоизлияния Полевого, готовившегося заодно опорожнить третью по счету рюмку.
- Просьба? Ну-ка, ну-ка, что за просьба, может, и помогу...
- Вы же наверняка знаете, что некоторые руководители партии известны еще и как писатели. Тот же Рашидов, с которым я недавно встречался на съемках в Узбекистане, издал несколько книг. Даже Брежнев, по слухам, планирует выпускать трилогию. Понятно, что пишут они с помощью профессиональных писателей или журналистов, так ведь, Борис Николаевич?
- М-м-м, пожалуй...
Полевой выжидательно посмотрел на меня, мол, продолжай, я весь внимание.
- Слышал я биографию первого секретаря ЦК компартии Белоруссии Петра Машерова. Героическая биография у Петра Мироновича, был известным партизаном. Вот я и подумал, почему бы ему не издать свои воспоминания в прозе? Ведь есть о чем написать! А я бы ему в этом посодействовал, пусть даже на обложке не будет моей фамилии. Поможете, Борис Николаевич, пересечься с Машеровым? Вы как-никак вхожи во власть, общаетесь запросто с кремлевскими небожителями. А я уж в долгу не останусь.
- Вон оно что, - протянул Полевой. - А почему именно Машеров? У нас много и других деятелей со славной биографией.
- Да вот что-то загорелось, прочитал воспоминания современников, но все это не систематизировано, а ведь на их основе можно написать художественное произведение. Но главные воспоминания должны исходить от самого Машерова. Хотя бы недельку поработать вплотную, как у Петра Мироновича появится возможность уделить мне время.
- Не знаю, не знаю... Машеров - человек своенравный, может и отказаться. Лично с ним не знаком, хотя и пересекались несколько раз. Можно попробовать через Федина. Все-таки Константин Александрович возглавляет правление Союза писателей, к его мнению Машеров может прислушаться.
Мы посидели еще часок, обсуждая современную литературу и мои планы на будущее, после чего Полевой начал собираться. Я расплатился с официантом, вызвал для Бориса Николаевича такси, усадил его в машину и отправил домой, под крыло к любимой женушке. Полевой держался еще бодрячком, так что от благоверной не должно сильно влететь.
Надеюсь, что мой план удастся, иначе придется придумывать другой. Я решительно настроился на контакт с руководителем Белоруссии. Свое место под солнцем я уже занял, мое имя мелькает то в писательских, то в музыкальных кругах. Настало время заняться страной, и кандидатура Петра Машерова в моих планах была приоритетной. Как историк, я помнил, что неплохо себя зарекомендовал и первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Григорий Романов. Но это был запасной вариант, если с Машеровым все же ничего не выгорит. А могло получиться и так, что Петр Миронович, когда я открою перед ним все карты, возьмет и сдаст меня соколам Андропова. Кто ж его знает, чужая душа потемки. Хотелось верить, что до этого не дойдет.
Ночь я провел в гостинице, пока в Переделкино ночевать в одиночку не очень тянуло. Да и мотаться на электричке туда и обратно лишний раз не хотелось. А на следующий день мои мысли оказались сосредоточены на съемках 'Марсианина'. На 'Мосфильме' меня ждал Тарковский, где, как выяснилось, мне предстояло сняться в одной небольшой роли.
