Бен Элтон - «Номер один»
Кинооператор сказал, что не видно.
— Отлично, Берилл, — продолжил Арнольд. — Ты отходишь и кричишь: «Сиринити, я иду…», потом видишь свинью, а также большую кучу дерьма, ругаешь свинью и убираешь кучу.
Все прошло как по маслу. Свинья решила вдруг сделать милость и встала задом к куче дерьма, как будто только что ее навалила, и затем, когда Берилл вошла в кадр, повернулась и принюхалась к куче с явным удовольствием на морде.
— Сиринити, я иду! — убедительно крикнула Берилл, как будто отзываясь на неслышимый в кадре сердитый голос. — Не фига быть такой нетерпеливой! Ты ведь хочешь, чтобы я выглядела великолепно?
Затем она замерла и с ужасом взглянула на свинью:
— Флосси, ах ты, маленькая блохастая плутовка. Я тебя на ветчину порежу.
И затем с непритворным отвращением, ведь, в конце концов, это была куча настоящего дерьма, Берилл присела и убрала ее. После этого у нее хватило самообладания поворковать со свиньей своим знаменитым сексуальным голосом отличной мамочки:
— Я тебя прощаю, моя маленькая Флоссенька.
Когда съемка закончилась, раздались аплодисменты и радостные крики.
— А на следующей неделе мы наложим автомобильный гудок и снимем, как Сиринити тебя зовет, — сказал ликующий Арнольд.
Затем раздался тоненький голосок:
— Извините, но я не думаю, что мы сможем использовать эту сцену.
Голос принадлежал девушке-монтажеру.
— То есть как — не сможем использовать? — нетерпеливо крикнул Арнольд, потому что участь монтажеров заключалась в том, чтобы выводить режиссеров из себя, указывая на то, что якобы идеальные кадры нельзя использовать, потому что кто-то надел другую шляпу или вышел не в ту дверь.
— На Берилл были резиновые перчатки, когда она вошла в кадр, — грустно ответила девушка. — Я пыталась сказать, но камеру уже включили.
— Ну и в чем проблема? — спросил Арнольд. — Она ведь собиралась убирать дерьмо, верно? Ты хочешь, чтобы она это делала голыми руками?
— Нет, просто по сценарию Берилл собирается сесть в машину и обнаруживает кучу по дороге. Она даже кричит Сиринити, что уже идет. Зачем ей резиновые перчатки на балу выздоравливающих до того, как она видит, что свинья сходила в туалет на пол?
Последовала мрачная пауза, пока все прокручивали в голове сюжет, а затем вынуждены были признать, что девушка права.
— Черт, — сказала Берилл.
— Может, она еще раз насрет, — сказал Арнольд, но Флосси уже ушла.
В конце концов им пришлось согласиться на убийственный для Арнольда компромисс: снять все три сцены, где Берилл убирает дерьмо, используя шоколадный пудинг, причем без свиньи в кадре. После этого Берилл умчалась записываться к своему пластическому хирургу на другое время, а одна из ее горничных-мексиканок как следует убрала и шоколадный пудинг, и дерьмо.
Второй парень
— Морин, сообщения есть?
Появившись в своем офисе на Бервик-стрит, Родни Рут пытался говорить небрежно и спокойно. Словно ему не было никакого дела, есть сообщения или нет, какая разница, он ведь слишком крупная рыба, чтобы беспокоиться о том, хочет ли кто-нибудь с ним связаться. К сожалению, на самом деле все было не так. Родни не был занят, он не был востребован. Он знал это, и Морин это знала, но они никогда не признавались в этом друг другу. Это был скелет в шкафу в их профессиональных отношениях. Родни почти два часа завтракал в «Сохо-Хаусе», отложив свое прибытие в офис почти до половины одиннадцатого утра, в надежде, что к этому времени появится хоть что-нибудь интересное. Он съел целую порцию мяса по-английски, колбасу, бекон, кровяную колбасу, тосты и два яйца, набирая бесчисленные килограммы, которые едва ли мог себе позволить, и чего ради? Все впустую. Ничего не произошло.
— Привезли из химчистки твой вечерний костюм, — сказала преданная секретарша, пытаясь придать этой безобидной информации значимость и важность.
— Понятно. Хорошо. Очень хорошо. Отлично, — ответил Родни, словно состояние его костюма было частью более серьезного проекта и все шло по плану.
— И еще звонила Иона. Она хочет, чтобы ты ей перезвонил.
Лицо Родни потемнело. Если и было что-то хуже отсутствия сообщений, так это сообщение от Ионы. Ничто не возбуждает мужчину меньше, чем объект прошедшей страсти, особенно если учесть, сколько он ей наобещал и какая огромная ноша вины с ней связана. Родни начал серьезно сожалеть о своем романе с Ионой Камерон, который расцвел на глазах у всей страны, после того как группу Ионы, «Шетландский туман», с позором выгнали из прошлогоднего шоу «Номер один». Родни ненадолго влюбился в бледную молодую шотландку и, как и многие влюбленные мужчины до него, выставил себя идиотом. Окруженный розовой дымкой любви, он принародно объявил, что, несмотря на издевательское презрение Берилл и тренированное отсутствие интереса Кельвина, группа «Шетландский туман» непременно станет звездной и что он, Родни Рут, Свенгали[1] поп-музыки, непревзойденный знаток рок-н-ролла (как постоянно называла его Кили), поможет ей в этом. Сентиментальные заявления Родни в прямом эфире о его вере в талант «Шетландского тумана» сопровождались слегка смущающим восхищением Ионой.
— Иона потрясающая, потрясающая девушка, — говорил он со слезами на глазах. — И она заслуживает того, чтобы быть большой, большой звездой. Она будет большой, большой звездой. У нее должен быть контракт, она непременно получит контракт. Вся группа получит контракт, а Иона будет большой, большой звездой.
— И ты собираешься помочь им в этом, да, Родик? — поддразнил его Кельвин в проверенной временем добродушной манере подшучивания, принятой среди судей.
— Я помогу им в этом, — напыщенно ответил Родни. — Эти ребята заслуживают лучшего, нежели дали им ты и Берилл, и я им помогу.
Иона была в совершенном восторге от сентиментального внимания Родни к ней и, разумеется, его страстной и всенародно известной привязанности к ее группе. В конце концов, Родни некогда был крупной звездой, половиной группы «Рут и Бранч», техно-попсовой группы начала восьмидесятых, которая создала внушительное количество хитов и однажды даже вошла в списки лучших групп в Штатах. Родни, по всеобщему признанию, был наименее звездным членом команды. В те дни техно-дуэты составлялись из одного инструменталиста-ботаника, который почти неподвижно стоял за разнообразными клавишными инструментами и иногда нажимал на клавишу, и яркого вокалиста-гомосексуалиста, который расхаживал по сцене в нарядах из хлорвинила и привлекал к себе все внимание. Родни, как сочинитель текстов, оказался за клавишными, в то время как Бранч, который на самом деле был гетеросексуалом и водителем грузовика из Аберистуита (которого Родни нашел через рекламу в газете «Тайм-аут»), натянул на себя розовые эластичные облегающие штаны.
