Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс
Не успел Хойт договорить, как бугай в черном костюме схватил его обеими руками за плечи и изо всех сил швырнул спиной о дерево. На какое-то мгновение у Хойта перехватило дух. В следующую секунду, пока эта низкорослая горилла заносила кулак для удара, Вэнс нырнул на четвереньки у нее за спиной. Хойт вовремя среагировал и успел увернуться от пудового кулака, который с треском врезался прямо в ствол дерева. Охранник губернатора только успел провыть во всю глотку начало предполагаемого ругательства: «Ё-ё-ё-ё-ё-ё!», но его красноречию не дал в полной мере проявиться локоть Хойта, которым тот саданул в грудь оказавшегося вплотную перед ним противника. Человек в костюме потерял равновесие и, споткнувшись о скрючившегося позади него Вэнса, рухнул на землю с глухим стуком, тотчас же перешедшим в еле сдерживаемый сдавленный стон. Охранник так и остался лежать, растянувшись на корнях платана, с лицом, перекошенным от боли. Правой рукой с разбитыми в кровь костяшками пальцев он схватился за левое плечо. Судя по тому, как неестественно была согнута его левая рука, парень при падении либо сломал ее, либо вывихнул.
Хойт и Вэнс – последний все еще на четвереньках – молча созерцали результат своих согласованных действий. Их противнику, по собственной вине превратившемуся в жертву, явно было очень больно. Он открыл глаза и, удостоверившись, что бить его не собираются, прохрипел:
– Мудаки… вот мудаки… – Потом, неизвестно почему, он опять закрыл глаза, сжал зубы и сумел снова выругаться только пару секунд спустя: – Козлы… козлы гребаные…
Поняв, что охранник, по крайней мере в ближайшее время, не представляет опасности, друзья, повинуясь невольному порыву, одновременно развернулись и поглядели в ту сторону, где развлекались мужчина и девушка. Но там уже никого не было.
– Что будем делать? – шепотом поинтересовался Вэнс.
– Сваливать отсюда на хрен, – ответил Хойт.
Предложение было принято единогласно. Они побежали напрямик через кусты и по клумбам, упругие ветки то и дело хлестали их по лицу. Вэнс на бегу все время повторял:
– Самозащита, самозащита… это была… просто… самозащита.
Впрочем, скоро он запыхался и, оказавшись перед выбором – бежать или говорить, предпочел первое.
Добежав до опушки Рощи, откуда уже рукой подать было до общежития, Вэнс сказал:
– Все… сбавляй ход. – Он настолько устал, что мог произнести между вдохами не более двух слов. – Давай… пойдем… спокойно… как будто… ничего… не случилось.
Выйдя из тени деревьев, приятели постарались идти как ни в чем не бывало, прогулочным шагом, и все было бы просто замечательно, если бы не слишком громкие хрипы, вырывавшиеся из груди у обоих, и пот, ручьями лившийся по их спинам.
Вэнс продолжал отдавать распоряжения:
– Мы не должны, – вдох-выдох, – говорить об этом, – вдох-выдох, – никому. – Вдох-выдох. – Договорились? – Вдох-выдох. – Слышишь, Хойт? – Вдох-выдох. – Эй, Хойт! – Вдох-выдох. – Твою мать! – Вдох-выдох. – Хойт, слушай меня!
Но Хойт не только не слушал, а даже не смотрел на него. Нет, адреналин не менее бурно заставлял его сердце учащенно качать кровь, чем у Вэнса. Однако этот гормональный всплеск вызвал у Хойта лишь какое-то временное счастливое помешательство, но отнюдь не страх или озабоченность. В голове у него по-прежнему шумело, но этот шум не мешал радоваться жизни, а радоваться было чему. Он вырубил этого козла! Как отлично он швырнул этого качка через спину Вэнса – Боже ты мой! Хойту не терпелось скорее вернуться в общежитие Сент-Рей и всем рассказать о своей победе. Это сделал он! Теперь он станет легендой студенческого союза. Да что там – весь университет будет говорить только о нем. При мысли об этом по телу Хойта пробежала приятная дрожь. Он испытал древнее, известное с первобытных времен чувство – восторг воина, вышедшего из битвы победителем.
– Вэнс, ты только посмотри, – сказал Хойт. – Вот оно.
– Что? Какое еще оно? – переспросил Вэнс, который явно не желал тратить время на разговоры, пока они не окажутся в безопасности.
Хойт обвел рукой открывавшийся перед ними вид.
Университетский городок Дьюпонта… Лунный свет превратил привычную панораму зданий в безумную композицию из глухих теней и серебристых бликов. Стены, разнокалиберные башни и башенки, шпили, шиферные крыши – все это было так знакомо, так неотразимо прекрасно и так неотразимо величественно. Стены толстые и массивные, словно в замках. Да что там! Это же настоящая крепость. И он, Хойт, принадлежал к узкому кругу избранных – тех счастливцев, которые были допущены в святая святых этой непобедимой цитадели… Больше того: внутри этой крепости он принадлежал к самой избранной касте – студенческому братству Сент-Рей. Членам этого могущественного ордена предстояло быть властителями… властителями… в общем, предстояло повелевать всеми остальными.
Хойту захотелось как можно скорее поделиться своими поэтическими образами с Вэнсом… но, черт, язык почему-то плохо слушался. Пришлось начинать с самого простого:
– Вэнс, ты хоть понимаешь, что такое Сент-Рей?
Неуместность вопроса была настолько очевидна, что Вэнс остановился и уставился на Хойта с открытым от удивления ртом. Наконец он понял, что единственный способ заставить приятеля сдвинуться с места – это поддержать диалог.
– Нет, а что?
– Это же «Мастеркард»… золотая кредитка… разрешение делать все что угодно… все что угодно. – В голосе Хойта не было и намека на иронию. Его благоговейное отношение к своей студенческой общине было абсолютно искренним.
– Хойт, ты только не вздумай рассказывать кому-нибудь, что случилось! Даже и не заикайся об этом! Что там случилось в Роще – мы об этом ничего не знаем и никому не говорим! Договорились?
– Да хватит тебе дергаться, – чуть покровительственно ответил Хойт и снова взмахнул руками, словно пытаясь обнять раскинувшееся перед ним царство. – Только избранные… узкий круг посвященных, – пробормотал он.
Что-то подсказало Хойту, что способность связно выражать свои мысли опять изменила ему. Потом он присмотрелся к Вэнсу и заметил на его освещенном лунным светом лице признаки паники. Да что это с ним? С какой это стати Вэнс дрожит от страха, как заяц? Он же сам человек из Дьюпонта. Хойт еще раз обвел влюбленным взглядом умытую лунными лучами знакомую панораму родного королевства Вот большая башня над библиотекой… водосточный желоб с нависшей над ним фигурой какой-то химеры на углу колледжа Лэпхем… чуть поодаль купол баскетбольного зала… новое, все из стекла и стали, здание центра неврологии, нейропсихологии или черт его знает чего там еще – даже эта уродливая коробка сейчас выглядела величаво, как какой-нибудь дворец… Дьюпонт! Наука! Нобелевские лауреаты – штабелями!.. Хотя именно сейчас Хойт не мог вспомнить ни одного имени… Спортсмены – высший класс! Чемпионы страны по баскетболу! В первой пятерке по футболу и лакроссу!.. Хотя он считал, что ходить на матчи других команд и болеть за кого-то – в общем-то потеря времени… А ученые? Какие здесь исследования проводят – закачаешься!.. Пусть даже эти умники и похожи на свихнувшиеся привидения, обитающие где-то на обочине настоящей, красивой университетской жизни… Традиции – грандиозные! Хулиганские выходки и самые разные приколы, что передаются из поколения в поколение… студентов лучшего из всех университетов! Перед внутренним взором Хойта проплыла целая вереница самых разных и почему-то весьма экстравагантных личностей: придурковатых пожирателей книг, академиков со странностями, ученых с нетрадиционной сексуальной ориентацией, виртуозов-флейтистов и прочих извращенцев, которых тем не менее теперь признавали везде и всюду… Как бы то ни было – если ты отучился в Дьюпонте и получил диплом с заветным гербом на обложке – для тебя открыты все дороги… и вот он, этот заветный Дьюпонт: он наш, он принадлежит нам!
