Екатерина Вильмонт - Путешествие оптимистки, или Все бабы дуры
– Да нет, что ты. Я и забыла, какой он. Вот только гляжу на тебя и вспоминаю: ты на него похожа, особенно глаза – точь-в-точь.
– О, значит он был красивый! – простодушно воскликнула моя скромная девочка. – Мамуля, расскажи мне все, я обещаю тебе, что не буду мучиться, не буду его разыскивать, как это делают в кино!
– Еще не хватало! Да его сразу кондрашка хватит! Скажи, а почему ты вдруг затеяла этот разговор? Тебе кто-нибудь что-нибудь наболтал?
– Нет, мама, это дедукция. Просто я кое-что сопоставила. Согласись, странно, что от человека ни одной фотографии не осталось? Только твой рисунок. А кстати, это он?
– Да нет, скорее фантазия на тему. А его я, честно сказать, уже и не помню. Мы с ним однажды, давным-давно, встретились, «средь шумного бала, случайно», так я его не сразу и узнала. Так мечтала увидеть, что его лицо сплылось в памяти.
– Ой, мамуля, расскажи, мне так интересно!
Пришлось ей все рассказать.
Мы встретились с Маратом у моей подруги Леры. Он был другом ее любовника. Оба они были профессорами крупного технического института, оба значительно старше нас. Стояла жара, Леркина мать уехала к сестре в Ленинград, Лерка царевала одна в квартире, а я поехала к ней мыться – у нас не было горячей воды. Едва я вошла в квартиру, как моя подружка затараторила:
– Иди быстрее мыться, а то через полтора часа придут Волька с Маратом, посидим, выпьем.
– Ой, тогда надо навести марафет!
– Да он, кажется, вообще не по этому делу.
Но тут она попала пальцем в небо. Едва он вошел, я сразу поняла Татьяну Ларину, то есть обомлела, запылала и в мыслях молвила: «Вот он!» Любовь с первого взгляда. Чуть грузноватый, загорелый, седой, с синими-синими глазами, он при виде меня тоже сомлел. Мы вчетвером уселись за стол, но ни я, ни он не могли проглотить ни кусочка. Лера с Волей ели и пили, а мы только изредка опрокидывали рюмку, не сводя друг с друга изумленных глаз. Заметив наше невменяемое состояние, сообразительный Воля пошушукался о чем-то на кухне с Лерой, она вызвала меня и быстро зашептала:
– Слушай, мы сейчас уедем на дачу, вернемся утром. Давай действуй, он от тебя без ума, это невооруженным глазом видно! Да и ты явно млеешь. Давай, Кирусик, не теряйся, он жутко интересный мужик, даже завидки берут!
– Лер, ты что, в своем уме? Как это мы тут останемся одни?
– А то ты не знаешь как! Очень даже просто! Ты что, против?
– Да я-то не против, а вдруг он не захочет?
– Ну да, как же! Если только сдрейфит, тогда конечно… Да ладно, на худой конец переночуешь тут одна, а мы в десять уже будем тут! Чао!
Когда я вернулась в комнату, он по-прежнему сидел за столом и вид у него был понурый.
– Что-то случилось? – сдавленным голосом спросил он. – Почему они вдруг умчались?
– Я не очень поняла, но они часа через два вернутся, что-то такое вспомнили…
Не могу же я сказать, что они просто оставили нас на всю ночь. Положеньице! Он, похоже, вконец растерялся. Я ободряюще улыбнулась ему.
– Простите меня ради Бога, – начал он.
Ну вот, сейчас слиняет. А я первый шаг делать не умею.
– Простите меня, но я так давно не оставался наедине с такой молодой и красивой женщиной… – честно признался он.
Ну и дела. Мужику за сорок, а он растерялся, как школьник, нет, вернее, как гимназист, школьники в наше время так не теряются. Может, если бы не эта его растерянность, я не влюбилась бы в него так безоглядно. Мне стало его жаль: хотя в мои двадцать шесть у меня был некоторый жизненный опыт, но просто подойти и обнять его я не могла. Мы сидели за столом, глядя друг на друга безумными глазами, и говорили о чем-то постороннем, кажется об острове Сааремаа, а почему – не знаю. И вдруг он протянул мне руку через стол, как нищий, ладонью кверху.
– Помогите мне, – взмолился он.
Я подала ему руку, он крепко сжал ее, и я ответила на его пожатие.
О, что это была за ночь! Сколько любви, сколько признаний, сколько разговоров. Я была переполнена нежностью, а он все твердил, какое чудо наша встреча, и я чувствовала, что это не пустые слова, что он тоже полон любви и благодарности. Никогда прежде я не испытывала ничего подобного – каждую мою ласку, каждое слово он воспринимал как величайший дар, а мне было бесконечно радостно приносить ему эти дары. Мы заснули, когда уже стало светать. Я проснулась первой и взглянула на часы. Половина шестого. Времени еще много, Лера вернется в десять. Я смотрела на Марата и чувствовала – вот это мое будущее, наверняка очень трудное, но будущее, и теперь на всем свете для меня есть только он, и всегда был, просто я не знала, а все, что у меня было в прошлом, быльем поросло. Но, как ни странно, чувства мои порождала не страсть, а бесконечная нежность, замешенная на жалости, – он был так наивен и неопытен в свои сорок с лишним. Да и неудивительно: он признался, что впервые изменил жене, с которой без любви прожил больше двадцати лет. Кажется, я знаю о нем почти все, о двух его взрослых детях, о преданной любви к покойной уже матери и даже о том, что он, как и я, страшно любит кошек.
Вдруг он открыл глаза, и на лице его отразился испуг.
– Который час?
– Шесть.
– А где же Лера и Воля?
– Вернутся не раньше десяти, – успокоила я его.
– Ох, какое счастье, значит, у нас как минимум три часа в запасе! Любимая… Это была самая счастливая ночь в моей жизни… Ты такая молодая, красивая, а я… Скажи мне, неужто я тебе не противен, ведь я настолько старше тебя…
Ну что тут ответишь, если тебя переполняют нежность и любовь? И я только молча целовала его.
– Милая моя Кирочка, я ведь завтра уезжаю на три недели.
Я обмерла.
– Куда?
– В Эстонию, в отпуск. Скажи, ты… мы… мы сможем видеться, когда я вернусь?
– И ты еще спрашиваешь!
– А где? Надо что-то придумать.
– Марат, тебе когда надо уходить?
– К половине одиннадцатого я поеду в институт, а после часу дня я свободен как птица… до вечера, к восьми мне необходимо попасть на дачу, ведь завтра мы… я уезжаю. Вещи надо собрать и вообще… Знаешь что, давай встретимся в половине второго, пообедаем где-нибудь, а потом…
– А потом поедем ко мне.
– Разве это возможно?
– Да, я сейчас одна, мама с папой в Рузе.
– Вот и чудесно, значит, в половине второго встречаемся у «Националя» со стороны Манежной. А сейчас иди ко мне, скорее…
В половине десятого он ушел. Я быстро прибралась и села ждать Леру. Боже мой, вот она, любовь! Пришла и совсем меня оглушила! Ну где же Лерка, скорее бы она вернулась, меня так и распирало, необходимо было с кем-то поделиться. Я набрала номер Алевтины.
– Аль! Привет!
– Где тебя носит, я звоню, звоню! – накинулась на меня Алевтина. – Ты что, дома не ночевала?
