Федор Чернин - Вячик Слонимиров и его путешествие в непонятное
Тут Вячик, что называется, так и обомлел.
— Не раз, не раз, вьюжными зимними вечерами мы будем рассуждать о возвышенном, — как ни в чем не бывало продолжал Сарафанов. — О том, например, почему на нашем родном языке тряпки и рухлядь называют «добром», а супружество, наоборот, — «браком», тогда как одновременно на том же языке утверждается, что «Бог есть добро», «браком» называется то негодное, что пролетарий выкидывает в мусорную корзину, профессия золотаря имеет весьма косвенное отношение к золоту, а сексота — к сексу. Я уверен, что даже и на лингвистическом уровне у предметов и природных явлений существует мистическая связь. Об этом писал еще поэт Андрей Белый. Для того, чтобы понять эту связь, необходимо лишь поглубже вникнуть в морфологическую суть этих явлений, познать их, так сказать, семиотику…
На этих словах пространный монолог Сарафанова перекрыл нечеловеческий вопль и грохот. Это был, разумеется, Вячик. С отчаянием осатаневшего запертого животного он всем телом обрушился на стену злополучного шифоньера (шкаф не поддался, даже не дрогнул), упал, тут же поднялся, снова бросился, снова упал, при этом пребольно ушиб плечо и колено и порядком напугал собеседника. Выплеснув, таким образом, избыток негативной энергии в окружающее пространство, хотя и замкнутое во всех отношениях, Вячик, изрядно прихрамывая, поковылял искать выход, который, как он полагал, должен был находиться где-то неподалеку. Сарафанов, со своей стороны, теперь имел прекрасный повод порадоваться, что на протяжении всего разговора был отгорожен от этого дикого господина обширным славянским шкафом, на который он еще две минуты назад так несправедливо пенял.
* * *Темный коридор, куда направился Вячик, на поверку оказался параллельным тому, перегороженному злокозненным шифоньером. Здесь проход пока что оставался свободен. Он успокоился и даже начал поглядывать по сторонам. Неожиданно коридорчик вывел его в анфиладу комнат и залов, в соответствии с законами перспективы уходивших вдаль. Вячик поспешил вперед, на ходу осматривая помещение. Это было нечто среднее между музейной коллекцией и блошиным рынком (также называемым «вшивым»), которые Вячику в молодости случалось видеть в провинциальных городах своей родины, и напоминало закрытую и забытую всеми кунсткамеру, куда помешавшийся хранитель, давно находящийся на пенсии, по привычке стаскивает разный хлам. По обе стороны высились застекленные шкафы с бесконечными рядами полок. Вячик пробирался среди нагромождения предметов, расставленных на стеллажах, этажерках и тумбочках, а то и просто сваленных по углам.
Кичовые картинки с котами и купидонами располагались на одной полке с аутентичными античными амфорами, оставшимися тут, по-видимому, от каких-то академических выставок прошедших годов. Уроды в банках, пригодных скорее для маринадов, нежели для людей, возвышались на изысканных восточных подносах. В африканской керамической чаше — глиняный горшок с каким-то засохшим растением, на стульях в стиле Луи-Каторз — гора грязной посуды, в уральской шкатулке из камня «змеевик» — прах, грязь, тлен и песок. Иногда пыльная стопка книг или картина в массивной раме золотого багета перегораживали проход. На поломанных пластмассовых вешалках — небрежно накинутые парчовые камзолы, несомненно мавританского происхождения. Некоторые из полок изнутри заклеены плотной бумагой. Одна дверца была приоткрыта. Вячик, проходя мимо, заглянул было внутрь и в ужасе отшатнулся. С полки на него смотрело несколько человеческих черепов. Они встретили появление Вячика жизнерадостным оскалом. К каждой мертвой голове была привязана бирочка с тщательно выписанными латинизмами.
«Имена и фамилии таких же, как я, попавших сюда и сгинувших тут человеков?» — с ужасом подумал он, а дверца, издав отвратительный скрип, только утвердила его в наихудших подозрениях. Из одной из склянок внимательно наблюдал за происходящим налитый кровью заспиртованный человеческий глаз. Вячика прошиб холодный пот. Стоп! Стоп.
Он решил перевести дух и взять себя в руки. «Ну и что, в самом деле? Попал в какой-то идиотский музей или склад. Скоро, ой скоро все разьяснится и виновники понесут заслуженное возмездие в рамках гражданского иска!» С застекленных полок тем временем на Вячика пялились, не мигая, чучела разнообразных животных и птиц. Его собственное отражение, двигавшееся в стеклах, оживляло выражение неопределенной угрозы в раскрытых зрачках то одной из невинно убиенных Божьих тварей, то другой. Были тут и твари живые. Всегдашние обитатели заброшенных помещений, крысы, бросались врассыпную, когда он входил в очередную залу, и шуршали за стенами. Имелись и насекомые, во всяком случае, Вячик определенно чувствовал, как кто-то очень мелкий, проникнув к нему под одежду, ползает по телу и активно покусывает его под пальто.
Анфилады, в которых двигался Вячик, время от времени открывались в стороны буколическими ландшафтами и казались настолько правдоподобными, что хотелось завести пару-тройку овечек и остаться тут навсегда, время от времени наслаждаясь их обществом. Однако стоило Вячику сойти с тропы и сделать несколько шагов, как пейзажи неизменно оказывались нарисованной декорацией, театральным задником из грубой крашеной холстины. Ему казалось, что, сверни он вправо или налево, он наверняка вышел бы к какому-либо человеческому жилью. Время от времени до него доносились приглушенные звуки музыки и обрывки невнятных разговоров. На горизонте появлялись дымки и ощутимо пахло кухней. Из этого можно было сделать вывод, что где-то поблизости жили люди и даже готовили себе еду. Люди эти, правда, если это действительно были они, предпочитали не показываться на поверхности и при его приближении замолкали, так что, где они конкретно располагались, выяснить он также не мог.
И вдруг — эврика! (что, как известно, означает: нашел!) — в углу зала, справа, Вячик увидел табличку с надписью «EXIT», которая, имея в виду скандинавские ассоциации, теперь уже воспринималась двояко. Растолкав на ходу чучела, разодетые в костюмы всех времен и народов, Вячик устремился туда. Ну и что? Пустая комнатка, можно сказать — закуток. В углу — ведро и швабра с ободранной щеткой. Но здесь — лифт! Предвкушая освобождение, Вячик ввалился в кабину и пальцем прижал до отказа кнопку первого этажа. Двери закрылись, и лифт деловито загудел. Произошел и некоторый турбуланс. Через минуту двери открылись, и Вячик шагнул из кабины. Ведро и швабра с ободранной щеткой… как похоже на каморку, из которой он только что переместился. Те же пугала, надвинув разномастные шляпы, ермолки-камилавки, декадентские береты и пролетарские кепи, смотрели высокомерно. «Тэк-с, ошибочка. Я попал сюда из подземки, — впрочем, в этом он был не уверен. — Значит, нужно жать кнопку верхнего этажа!» Вячик снова вошел в кабину. Двери затворились. Некоторое время он опять куда-то ехал, во всяком случае лифт снова гудел и поскрипывал. Однако, когда двери открылись, пугала вновь приветствовали его, еле сдерживая усмешечки. Он нажимал на все кнопки, но ни одна попытка не увенчалась успехом. Деловито погудев, кабина неизменно останавливалась напротив зала с пугалами…
«Надо было ехать прямо домой, зачем я связался к этими черномазыми девками», — думал Вячик, по крупицам восстанавливая содеянное и ужасаясь тому, как все дальше и дальше в бездну влекут последствия его безобразных в своем идиотизме поступков. В душе крепло родственное отчаянию чувство. Впрочем, это и было отчаяние.
Тут его осенило: Вячик вдавил до упора кнопку аварийного вызова. Сейчас явится какой-нибудь местный мудила-монтер и выведет меня отсюда! Ожидая, Вячик придумывал этого бога по своему образу и подобию, как и подобает творить богов, даже дал ему в руки потертый чемоданчик. Но этот бог оказался ленив или пьян (как это часто бывает с богами), а может, просто был недоволен таким вот образом и подобием? Могли бы, в крайнем случае, прислать и богиню…
Подождав еще немного, Вячик выбрался из лифта и присел, прислонясь, что называется, к дверному косяку. Где вы, боги, путевые обходчики своих неисповедимых путей, с керосиновыми фонарями и шелудивыми песиками? Где вы, когда вы особенно необходимы?
Вокруг по-прежнему было тихо. «Сарафанов, падло, хорек, видимо, там у себя затаился, увлеченный чтением каких-нибудь „Разговоров о вечной жизни“. Сейчас отдохнуть, а потом кто-то придет, ведь не может же быть, чтобы никто никогда не пришел!» — думал Вячик. Он прикрыл глаза лишь на миг, для того чтобы перевести дух и двигаться дальше, но мгновенно отключился от сети, может на минуту, может на час. Время, казалось, остановилось. Во всяком случае, когда он проснулся и посмотрел на часы (прежде безукоризненно надежный «Лонжин»), стрелки по-прежнему показывали половину четвертого.
4
