Сергей Коковкин - Белая кость
Она сидела на складном стуле, прикованном цепью к земле. Голова ее была запрокинута, она крутила ветку акации, прикрываясь от солнца и пряча набухшие влагой глаза.
Через полгода была свадьба. Народу в церкви собралось немного, и маман была этим обрадована. Принимать гостей было негде и незачем. Шурочка, казавшаяся еще более высохшей и вытянувшейся в длинном платье и фате с флер д'оранжем, держала свечку у самых губ и, казалось, что-то шептала огню. Жорж стоял с мученическим видом заложника, И гримаса улыбки только подчеркивала панихидность обряда. Но уже стучал ножкой в живот матери Мика, первый посланник поколения тридцатых…
Ну, что вам еще? Месье Жорж был на хорошем счету в общем земельном банке, квартиру наняли просторную, но несколько шумную, на рю Женераль Жорж. Через два года, когда Вяльцев купил свое первое “рено”, Шурочка уговорила свозить всех в Париж. Жорж дважды проехал мимо того дома, но всё обошлось. Тогда же он написал ей письмо, не очень-то надеясь, что оно найдет ее по адресу. В письме он пытался всё объяснить и напрасно всё только запутывал. Он проклинал себя за то, что посмел вторгнуться в ее жизнь, винил себя перед памятью Коли, умолял хотя бы написать матери, потому что нас всё меньше и меньше, заканчивал он, не упомянув об увеличении своего семейства.
Уже был на подходе Федор. И была на подходе грязная кровавая бойня, которая исподволь подступала к их дому. А.П. написала только раз, в сорок третьем, когда погиб Николенька, и она осталась совсем одна. Семейство Егора оккупация пощадила. После освобождения Парижа он поехал к ней и почти насильно перевез ее в Брюссель. Она ещё застала в живых мать, и они долго плакали, запершись вдвоем. Аннет так и поселилась при маман, ухаживая за ней до конца. После ее смерти комната опустела. И тогда А.П. перевезла из Парижа сундук фотографий и осталась у них уже навсегда.
Она была крестной матерью, когда родилась Крошка, стала богомольной, пела в церковном хоре и входила в сестринский совет. Когда наступила оттепель, она порывалась в Россию, не раз подавала прошение, но с нансеновским паспортом въезд ей был закрыт. Первым поехал Мика, на фестиваль молодежи. По настоянию отца, он в первый же день, оторвавшись от группы, когда грузовики с делегациями не могли пробиться сквозь эту странную исступленно ликующую толпу, где-то наискось от Большого театра подошел к горсправке и, от волнения говоря по-русски хуже, чем мог, подал за пять рублей запрос на Вяльцева Николая Алексеевича, родившегося в Павловске в 1900 году. Через девять дней, уже накануне отъезда, в той же будке ему вручили справку, что гр. Вяльцев Н.А. ни в одном населенном пункте не числится.
В тот год А.П. перенесла серьезную операцию, лишилась правой груди, но бодрилась и называла себя амазонкой. Она еще ходила встречать Крошку из католической школы, учила ее русскому языку, но до церкви добиралась всё реже, разве что когда служил наезжавший из Женевы владыка. В 63-м уже Крошке удалось поехать в Союз со школьной экскурсией: три дня Ленинград и два дня — Таллинн. В Ленинграде она на свой страх и риск повторила заявку Мики. Через день был ответ, что “Вяльцев Николай Алексеевич, 1900 г. р., проживает в Иркутской области, Братский район, поселок Вихоревка, Промтоварная, 7”. Крошка стояла, покусывая от волнения серенький листок, не зная, что делать дальше. Ветер вырвал ответ, пришедший из самой преисподней, и погнал прочь, по набережной. Это были козни дьявола, не иначе. Крошка, крича что-то по-французски, распихивала прохожих и пришлепывала листок к граниту толстой широкой подошвой. Таким она и доставила его домой с грязным следом по всему полю. Ответ воскресил А.П. Она прижимала его к лицу, разглаживала и целовала. Тут же она отослала по адресу бандероль с письмом и давней заветной книжицей. Каждое утро она бегала к щели входной двери, куда сваливалась вся почта. Через три месяца она послала новое письмо, но и на него ответа не было. Аннет стихла и усыхала на глазах. Перед смертью она послала какую-то отчаянную телеграмму. Прождала ровно неделю и ушла, так и не услышав от него последнего слова.
В ту ночь мороз в Иркутске был минус сорок два, в Братске — минус сорок восемь, в Вихоревке опустился ровно до пятидесяти. Откуда появилась эта капля, свалившаяся сверху, упавшая на листок и расплывшаяся лиловым пятном, Мария Васильевна не поняла и долго смотрела вверх, недоумевая. Потом опустила очки и продолжала читать, с трудом разбирая вдруг слившиеся буквы.
“В Вихоревский Собес
от Вихоревского УВД
Копия Вяльцевой Марии Васильевне
Станция Вихоревка, Промтоварная, 7.
СПРАВКА
На Ваш запрос сообщаем, что Ваш муж гр. Вяльцев Н.А. к участникам ВОВ принадлежать не может и на пенсию ветерана прав не имеет”. (Тут карандашом было приписано: “ТОЛЬКО ДЛЯ СОБЕСА”.) Вяльцев Николай Алексеевич, 1900 г. рождения, г. Павловск.
1907—1912 — гимназист, г. Царское Село.
1912—1917 — кадет кадетского корпуса.
1918—1921 — студент Петроградского университета.
1921 — арест (КРД).
1921—1931 — (СЛОН), Солов, лаг. особ, назначения.
1931—1933 — учитель, Вятская губерния.
1933 — арест (КРП), КомЛаг, ст. Кемь.
1939 — освобождение с минусом, г. Петрозаводск.
1939—1940 — служба в Красной Армии. Война с белофиннами, ранение, орден Красного Знамени (лишен Указом в 1945 г.).
1940—1941 — лечение в госпитале, г. Сортавала.
1941, июнь — служба в Красной Армии, помкомвзвода.
1941, август — окружение, плен.
1941—1943 — концлагерь Маугхаузен, Австрия.
1943—1945 — военнопленный рабочий, шахты г. Мульен, Бельгия.
1945 — освобожден армией союзников (США).
1945—1948 — депортация и перепроверка (КарЛаг).
1948 — побег из лагеря, ранение, ампутация правой руки, зона усиленного режима.
1949 — за групповое участие в побеге приговорен к 15-ти годам строгого режима (ГорЛаг).
1963 — освобожден с минусом, местом пресечения определена станция Вихоревка Иркутской обл. С 1963 до смерти, наступившей 12 апреля сего года, работал десятником по найму с бригадами заключенных ИТЛ”.
В конверт была вложена записка от руки: “Гр. Вяльцева! На Ваш адрес поступила корреспонденция, которую прилагаем”. В конверте лежала гладенькая белая открыточка с черным крестом и черными иностранными буквами. На другой стороне открыточки чернильным карандашом было кем-то выведено, наверное, перевод: “Господин Николя Вальсов! Безутешная вдова и дети сообщают, что господин Жорж Вальсов почил в Бозе 12 апреля сего года. Отпевание состоится в Храме Преображения Господня (рю Фламанд, 6) 16 апреля в 2 часа пополудни. Мир праху его! Настоящее уведомление является официальным приглашением на отпевание и панихиду”.
На дне конверта лежала старая телеграмма, уже пожелтевшая, явно вырванная из дела, с двумя проколами на боку:
“ЕСЛИ ТЫ ЖИВ ПОМОЛИСЬ ЗА МЕНЯ ТЧК АННА”.
ОБ АВТОРЕ
Сергей КОКОВКИН — родился в 1938 голу в Ленинграде. Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии. Драматург, прозаик, режиссер. Автор книги прозы “Иди ко мне” (1999). Печатался в журналах “Октябрь”, “Искусство кино”, “Радуга” (Эстония), “Новый журнал” (США). Живет в Москве.
