Маркус Зусак - Против Рубена Волфа
– Мелкий у…
– Ладно, ладно!
– У вас вечно чем-нибудь воняет, – вмешивается отец, заглядывая к нам в комнату. Он удивленно качает головой, и мне кажется, что все у нас пойдет на лад. Ну хотя бы на половинный лад, уж точно.
– Эй, Руб.
– Разбудил, мерзавец.
– Извини.
– Да черта лысого.
– Ну и то правда. Так тебе и надо. Поделом.
– Ну что теперь-то надо?
– Слышишь их?
– Кого?
– Мать с батей. Они опять на кухне толкуют. Счета и все такое.
– Ага. Платить-то не очень выходит.
– Они…
– Да чтоб его! Откуда вонь? По-зор, слышь. Уверен, что не носки?
– Уверен, уверен.
Я замолкаю, перевожу дух.
Думаю вопрос и задаю его вслух. В конце концов.
– Клево тебе было, когда ты бил того пацана?
Руб:
– Ну, так-то да, но не особенно.
– А почему?
– Потому что… – Руб на мгновение задумывается. – Я знал, что урою его, и он меня нисколечко не волновал. А вот Сара волновала. – Я чувствую, что он смотрит в потолок. – Понимаешь, Кэмерон. В жизни меня не волнует ничего, кроме меня самого, тебя, мамы, отца, Стива и Сары. Ну, и, может, Пушка. Остальной мир для меня ничего не значит. Хоть он провались.
– А я такой же?
– Ты? Ни фига. – Узкий просвет в словах. – В этом твоя беда. Тебя все заботит.
Это правда.
Меня – да.
4
Мама варит гороховый суп. Его нам хватит где-то на неделю, и это неплохо. Я знаю еду и похуже.
– Знатный супец, – говорит ей Руб, заглотив свою порцию. Вечер среды. Вечер Пушка.
– Ну, там еще есть, – отвечает мама.
– Ага, – смеется Руб, но за столом как-то тихо.
Отец со Стивом только что спорили про пособие. Тишина коварная. Опасная, если вспомнить, что они друг другу сказали:
– Я не пойду.
– Почему?
– Это ниже моего достоинства.
– Да уж, блин. Ты лучше пойдешь по домам, как жалкий бойскаут, предлагать уборку пылесосом за полдоллара. – Стив буровит отца взглядом. – А счета-то неплохо бы оплачивать вовремя.
Вот тут-то отцовский кулак грохает об стол.
– Нет.
В общем, точка.
Видите ли, моего отца легко не согнуть. Если понадобится, он будет биться до смерти.
Стив пробует другую тактику.
– Мам?
– Нет.
Таков ее ответ, и теперь уже все решено.
Никаких касс.
Весь сказ.
Позже, когда мы ведем на прогулку Пушка, мне хочется обо всем этом высказаться, но наши с Рубом головы слишком заняты тем, как бы нас кто не заметил, и мы не разговариваем. И даже позже, в комнате, никаких разговоров. Мы оба спим как убитые и просыпаемся, не ведая, что на дворе – день Руба, день, который все изменит. Мгновенно и чудесно.
Все будет после школы.
Оно ждет.
У нашего дома, у калитки.
Какой-то резкий тип спрашивает нас:
– Зайдем поговорить?
Он привалился к калитке, ему невдомек, что она в любой момент может рассыпаться на части (хотя по его виду не сказать, чтобы это его хоть каплю заботило). Тип небрит и одет в джинсовую куртку. На руке наколка. Он снова вопрошает, на этот раз просто:
– Ну?
Мы с Рубом глядим.
На этого типа.
Друг на друга.
– Ну, для начала, – говорит Руб посреди ветреной улицы, – ты что за хрен?
– Ой, прошу прощения, – отвечает тип с сильным центровым акцентом, – я – тот, кто может преобразить твою жизнь или втоптать ее в грязь – если будешь умничать.
Мы решаем поговорить.
И думать нечего.
Тип продолжает:
– Ходят слухи, ты умеешь драться. – И кивает на Руба. – У меня есть источники, которым я доверяю, так вот они сообщают, ты кого-то здорово отделал.
– И?
Теперь к делу.
– И я предлагаю тебе драться у меня. Полсотни баксов за победу. А проиграл – зрители подкидывают, прилично.
– Давай-ка лучше зайдем.
Руб знает.
Это может быть интересно.
Дома никого, так что мы садимся на кухне, и я наливаю типу кофе, хотя он и сказал, что хочет пива. Даже если бы пиво у нас было, я бы не отдал его этому типу. Больно наглый. Больно резкий, а хуже всего – обаятельный, а с обаятельными всегда трудно иметь дело. Ну, понимаете, если чувак без вопросов гнусная личность, от такого легко отделаться. А вот когда он тебе поневоле нравится, тут уж трудно отбиваться. Где обаяние, там все может случиться. Смертельная комбинация.
– Перри Коул.
Так его зовут. Что-то знакомое, но я не вдаюсь.
– Рубен Волф, – представляется Руб. Показывает на меня: – Кэмерон Волф.
Мы оба жмем Перри Коулу руку.
На татухе у него ястреб. Оригинально, да.
Одного не отнять у этого типа – он без церемоний. Говорит с тобой и не боится наклониться поближе, даже если от кофе у него изо рта несет помойкой. И все выкладывает сразу. Это рассказ о регулярном насилии, подпольных боксерских матчах, полицейских облавах и всем, из чего складывается бизнес этого Перри.
– Гляди, – поясняет он таким плотным злым голосом, – я работаю в подпольном боксе. Всю зиму у нас каждое воскресенье проходят матчи, устраиваем в четырех местах по городу. Или на складе в Глибе, я сам там живу поблизости. Или на мясокомбинате в Марубре. Или на складе в Эшфилде, и еще есть довольно приличный ринг за городом, в Хеленсберге, у одного чувака на ферме. – Он говорит, а у самого слюни летят с языка и набираются в углах рта. – Как я говорил, если побеждаешь, получаешь пятьдесят долларов. Если проигрываешь, можешь рассчитывать на чаевые. Зрители кидают столько, что не поверишь. В смысле, казалось бы, можно придумать занятие получше на воскресный послеобед и вечер, но нет. Футбол и прочая эта шелуха у них уже в печенках сидит. Платят по пять баксов за вход и за вечер смотрят до шести поединков. Каждый по пять раундов, и бывают красивые бои. Сезон уже идет не первую неделю, но, думаю, найду для вас местечко… Если захотите пойти к какому другому парню, который тоже выставляет команду, условия будут те же. Если хорошо дерешься, с голоду не помрешь, а я с твоих кулаков разбогатею. Вот так. Идешь?
Руб сегодня не брился, он задумчиво скребет колючую щетину.
– Ну, а как, блин, я на все эти бои доберусь? Как выколупываться из Хелленсберга в воскресенье вечером?
– У меня микроавтобус. – Просто. – У меня микрач, туда я пихаю всех своих бойцов. Если тебя поломают, к доктору я не везу. Это не входит в контракт. А если убьют, хоронить тебя будут родные, не я.
– Ну, хорош нудить, – говорит Руб, и мы все смеемся, особенно Перри. Руб ему нравится. Это точно. Людям нравится, когда говоришь, что думаешь. – Если убьют… – передразнивает мой брат.
– Один чуть не того, – заверяет его Перри, – просто ночь была жарче обычного. Тепловой удар, хотя не сильный. Тяжеловес.
– О.
– Так что, – улыбается Перри, – идешь?
– Не знаю. Мне надо поговорить с менеджером.
– Кто твой менеджер? – Пери лыбится и кивает в мою сторону: – Не этот цветочек?
– Никакой он не цветочек. – Руб наставляет на него палец. – Он неженка. – Потом серьезно: – Вообще-то он, может, и тощеват, но, говорю тебе, держать удар умеет.
И я обалдеваю. Рубен Л. Волф, мой брат, заступается за меня.
– Правда?
– Правда… Хочешь, проверь. Мы пойдем во двор и поиграем в «один кулак». – Руб смотрит на меня. – Перелезем и заберем Пушка, чтоб не брехал. Ему нравится смотреть с нашего двора, так ведь?
– Он любит, да.
Мне остается лишь подтвердить. Старика Пушка сердит как раз то, что он по другую сторону изгороди. Ему надо быть рядом, чтобы хорошо видно. Тогда все в ажуре. Он или наблюдает с интересом, или ему становится скучно, и он засыпает.
– Что еще за Пушок? – спрашивает Перри оторопело.
– Увидишь.
Мы с Рубом и Перри встаем и идем на задний двор. Мы надеваем по перчатке, Руб лезет к соседям и через забор подает мне Пушка, и «один кулак» сейчас начнется. По лицу Перри я понимаю, что ему нравится.
У нас по одной боксерской перчатке, но шпиц Пушок требует внимания и поглажки. Мы наклоняемся и гладим шавку-малявку. Перри смотрит. По виду он из тех, кто одним пинком отправит собачку вроде Пушка отсюда на Луну. А оказывается, не такой.
