М. Маллоу - Пять баксов для доктора Брауна. Книга третья
— Простите, — пробормотал Джейк. — Я… я не мог раньше.
— Ну так хоть сейчас имейте совесть, поторопитесь!
Никакого часа назначено не было — его явно с кем-то спутали. К тому же, какой-то балбес умудрился сделать ступени неудобно широкими — ни два, ни полтора — прыгай им тут, как козел.
Тот, у рояля, повернулся на крутящемся табурете и оказался темноусым человеком среднего роста, с очень прямой спиной и глазами школьного учителя.
— Ну, — скучно спросил он, — что будете петь?
Джейк запнулся всего на секунду.
— "Веселая вдова". Ария графа Данило.
Распорядитель хора ударил по клавишам.
— Пойду к "Максиму" я,
Там ждут меня друзья,
Там девушки беспечны,
Зато чистосердечны.
Аннет, Лизетт, Рашель…
Д.Э. Саммерс понял, что проиграл и умолк. Распорядитель хора полистал бумаги.
— Вас, скорее всего возьмут в Консерваторию, — голос распорядителя был равнодушным. — Если будете учиться как следует, возможно, что-нибудь да выйдет. Или идите в Оперетту.
Он сложил бумаги в аккуратную стопку и отложил в сторону.
— Но это в лучшем случае. Тут, через улицу, есть бар. Я бы на вашем месте попробовал.
— Возьмут? — осторожно спросил молодой человек.
Смотритель хора пожал плечами.
— Ступайте.
Гулкие коридоры Оперы с бесчисленными дверями путались, путались, пока окончательно не превратились в дурацкий лабиринт, выхода из которого не было. Со всех стороны раздавались крики рабочих, звуки роялей, голоса распевающихся артистов и разыгрывающихся инструментов. Вот жалобно заплакало. Ухнуло барабаном. Запело трубой.
— Моя любовь, моя Ка-а-армэ-э-эн! — страстно простонал по-французски тенор за соседней дверью.
Когда Д.Э. уже потерял всякую надежду, обнаружился конец коридора. За ним обнаружилась дверь — пыльная и скрипучая. Эта дверь вела на лестницу.
Тут и рожок, и труба, и скрипка запели вместе под решительное уханье барабана.
Плечи искателя приключений расправились, походка стала решительной. Небрежным шагом, с суровым лицом двигался он по ступеням. Навстречу спешил какой-то пузатый в испанском мундире, явный дон. Д.Э. Саммерс и не подумал сбавить фасон, дон тоже, и они столкнулись.
— Смотри, куда прешь!
— Сам смотри! — огрызнулся Джейк.
Постоял, глядя вслед пузатому, и пошел за ним.
Но пузатый дон направлялся совсем не на сцену, а в буфет: пить коньяк и кушать бутерброды. От вида и запахов театрального буфета Джейк забыл, зачем пришел, но буфетчик поднял вопросительно-снисходительный взгляд, и он ретировался.
Отовсюду тянуло сквозняками. Пробегали, переругиваясь, полураздетые актрисы, обдавая его ароматами пудры, духов и пота. Были они толстые, с болтающимся мясом предплечий и почти все старые: не меньше тридцати лет.
— Тьфу, — сказал Джейк.
Погуляв еще по коридорам, там спустившись, здесь поднявшись, сям пробежав по дощатому разболтанному трапу, он споткнулся об один из пожарных шлангов, которые то и дело попадались под ногами, и упал на одно колено, больно ушибившись о цементный пол.
Сверху послышался отдаленный рев, Джейк вздрогнул и понял: аплодисменты. Он находился под сценой.
Низкий женский голос запел, что, мол, у любви, как у пташки, крылья.
Джейк выругался себе под нос, фыркая от пыли и потирая ушибленное место.
Наконец, он выбрался в огромный театральный двор: сарай, конюшня… Тут же заскрипели ворота, застучало по доскам и рабочие повели, одну за другой, четырех лошадей.
Джейк спрятался за распахнутой дверью, затем, крадучись, последовал за упитанным крупом крайней кобылы. Грязный белый хвост мотался туда-сюда. Крутой зад мелко вздрагивал. Копыта с неторопливым стуком перебирали по доскам.
На сей раз расчет оказался верным: лошади шли на сцену.
За кулисами дуло. Стройный Тореадор играл на бочке в покер с двумя усатыми пожарными. Джейка бесцеремонно отпихнули в сторону, ни о чем не спрашивая, не удостоив взглядом.
— Ну где ты, трах тебя? — заорал блондин со спитой рожей. — Выходить надо!
Тореадор встал, повернулся, оказавшись помятым накрашенным мужиком, и, почесавши красный тореадорский пояс, которым была обмотана его толстая талия, неохотно пошел на сцену. Скоро оттуда послышалось:
"Тореадор, смелее в бой…"
Джейк выглянул из-за кулисы — ложа, где сидели Найтли и Маллоу, находилась на противоположной стороне, почти вплотную к сцене. В зал нельзя. Но и назад было нельзя: прогуливаться опять по театру черт знает сколько времени — увольте! Кроме того, следовало вернуться до конца представления.
Зато каждую кулису пересекали деревянные лестницы, расположенные параллельно друг другу. Джейк влез на одну из них — пока было, за что зацепиться, высота была не страшна, — и вскоре оказался с обратной стороны чернильного неба с мутной луной. Что-то попало в нос, он провел по лицу ладонью: ладонь мерцала искорками. С потолка, изображая снег, сыпались блестки. Отсюда, сверху, мерцали и блестели украшения в дамских прическах. Белели в темноте пластроны, поблескивали лысины мужчин. Под ногами находилась балка, удерживавшая сценическую машинерию, прикрытая снаружи карнизом, соединявшим обе половины занавеса.
"Тореадор, смелее в бой…" Музыка умолкла.
— Точно, — пробормотал Джейк. — Именно так и нужно сделать.
Он остановился. Он находился теперь посередине карниза, прямо над сценой. От высоты и запаха газовых светильников захватывало дух, спина и ладони взмокли. Ну, еще немного.
— Пусти!
— Не пущу!
— Пусти!
— Не пущу!
Кармен, дородная тетка с красными щеками и маком на макушке, яростно вырывалась из рук дона Хосе. Скрипки заплакали вполголоса: приближался критический момент. Сверкнул нож убийцы. На сцену брякнулось тело.
Зал ахнул.
— Врача, кто-нибудь!
— Позовите врача!
Скандал
— Вы же могли убиться, молодой человек! — возмущался профессор, когда выяснилось, что Д.Э. почти не пострадал: от слов “врача!” он почти мгновенно вскочил на ноги. Ничего удивительного: его падение смягчили сначала статисты, затем — Кармен. Она так испугалась, что кто-то разбился, свалившись с лесов над сценой, что могла теперь только нервно икать и махать руками, прячась на груди своего убийцы. Убийца дружески похлопывал ее по толстой спине и говорил слова утешения.
Короче говоря, вышел скандал и компании пришлось покинуть Оперу.
— Вообще говоря, ничего страшного, — пробормотал Найтли в бороду, — но, видите ли, получается не очень удобно. Я, вероятно, смогу опять посещать спектакли — через некоторое время, разумеется, но вот вы, боюсь…
— Ну и не беда, — сказала его жена и поправила очки, держась за локоть мужа, — оперу можно слушать и у нас дома. Как ты думаешь?
— У меня превосходная коллекция пластинок, — немножко растерянно подтвердил профессор, — но Джейк, как же вас угораздило?
— А на него всегда так спиртное действует, — мрачно буркнул Дюк. — Если уж опьянеет — пиши пропало, на подвиги тянет. Радость моя, как ты наверху-то оказался? Профессор Найтли окинул внимательным взглядом всего Джейка.
— Спиртное? — удивился он. — Но ведь мы выпили только немного коньяку. Две, нет, три рюмочки, кажется?
— А он… — начал было Дюк.
И осекся.
Как бы ни располагал профессор, сказать правду: "Он, то есть, мы ничего не ели со вчерашнего дня” было невозможно.
— Это музыка, — тихим от смущения голосом сказал, наконец, Джейк.
— Простите? — не понял Найтли.
— Музыка, — повторил Джейк. — Тореадор.
На него молча смотрели.
— Ну, просто, — Д.Э. страшно покраснел, — она так действует, что кажется… кажется, что все может получиться. Надо только…
И, путаясь от смущения, рассказал, как, ощутив удивительный прилив уверенности, решил проверить, возьмут ли его в театр — просто так, для интереса, а потом, возвращаясь в ложу и услышав арию Тореадора, внезапно обнаружил, что уже не боится высоты, и намерен идти к цели кратчайшим путем.
— Н-да, — пробормотал профессор, лохматя бороду. — Не хотите, кстати, воспользоваться советом хормейстера?
— Не хочу.
— Я бы на вашем месте… артистическая натура… Видите ли, такие вещи очень сильны в нас. Вам придется что-нибудь с этим делать.
— Да, — сказал на это Д.Э., — да, непременно. Только другое. Не такое вегетарианское.
— А именно?
— Бизнес.
* * *— Но ведь это она? Скажи, она? — допытывался Дюк, когда двое джентльменов вернулись к себе на Роузберри-стрит.
— Кто? — удивился Джейк.
— Ну кто, миссис Найтли. Из-за нее ты выделывался.
Д.Э. смотрел так, как будто свалился с луны.
— Бросьте, сэр, — сказал на это М.Р. Маллоу, — я все видел. Она тебе нравится. Однако, молодой головорез не проявлял никаких признаков смущения, которое обычно бывает в таких случаях, не отшучивался, как всегда делал, когда ему задавали вопросы такого рода, и вообще было похоже на то, что и в самом деле "ну и что”.
