Зуфар Гареев - Показания Шерон Стоун
Помощница тычет в бок Амфитамина.
Амфитамин подхватывает:
– И не только семнадцатого века, кстати. В советские времена при каждом заводе, при каждой фабрике существовали театры… А почему они не могут существовать при домах современных деловых людей?
В гримерной Марины прохладно. Две гримерши удаляют с лица Трегубовой макияж. Режиссер стоит в дверях, задумчиво глядя на отражение Трегубовой в зеркале.
Трегубова дотягивается до пачки сигарет.
– Спасибо, девочки, остальное я сама.
Она закуривает, вытягивает ноги, расслабившись.
– Странно, почему это нужно было Клеопатре? Почему Пушкину? Зачем нужен секс на границе с запредельной опасностью?
Режиссер молчит.
– Роман, скажите Вере, чтобы она принесла нам наверх чего-нибудь выпить…
Девушка Вера неспешно ввозит в большую комнату на втором этаже столик с напитками. Режиссер разливает в два бокала.
В окно Марине виден внутренний двор. Асфальт после дождя. Розовые вечерние лужи, разъезжаются последние машины. По краю одной ходит ворона, забавно пытаясь почесать лапой ухо…
– Ой, ты моя матушка… – нежно говорит Марина.
Она подражает вороне, как бы помогая ей почесться.
– Степанида сердешная… Письмо, что ли, мне принесла?
Степанида молчит.
«А меня ранили, Степанида, помнишь?»
«С чего бы это?» – откликается Степанида и сердце ее чуть теплеет.
«Какие-то мальчишки на газонах охотились за птицами. Вот и пробили мне в черепе дырку пневматической винтовкой. Некому было перевязать голову. С тех пор и хожу с дыркой в голове».
«Вижу, – говорит Степанида. – Вон ты лежишь…»
«Где?»
«Да на газоне лежишь… Ишь, как парит-то после дождя…»
…Зарывальщики-мужички лопатами работают быстро. Откуда-то принесло пластиковый пакет «Доброном. Всегда низкие цены», забросило ветром в яму. Зарывальщик вроде как хочет подцепить лопатой, чтобы вытащить, второй дает знак, не суетись:
– Брось, нафиг нужно…
Подъезжает черная статусная машина, из нее выходит отец Марины Трегубовой – Сергей Юрьевич. Следом – небольшой яркий дамский автомобиль. Это Валентина Михайловна – мать, она с цветами.
Пара приближаются к собравшимся. Их почтительно пропускают вперед.
«Отец вон твой приехал… – говорит Степанида и повторяет. – А вон ты сама лежишь…»
Марина поднимает голову с парящего газона, потом снова опускается на траву – щеку ее холодит влажная земля.
Сергей Юрьевич весело подмигивает Чепелю в овале фотографии на заготовленном памятнике. Один раз, еще раз…
Потом он тихонько кружит в вальсе с воображаемой дочерью.
– Чего уж людей смешить, старый… – устало говорит Валентина Михайловна. – Хранил бы реноме…
Да-да, ее отец, без сомнения, был (и до сих пор остается) посвящен в чудеса превращения людей в птиц, животных, в деревья, – ну и наоборот. Мать, конечно, нет. С мамой все понятно. А вот отец…
По крайней мере, его нисколько не удивляет струйка пара, которая бьет из продырявленного черепа Марины.
…Кружа, Сергей Юрьевич медленно отдаляется от могилы Чепеля в сторону машины, его сопровождают удивленные взгляды. Аккомпанируя, он разговаривает за дочь и за себя.
За дочь:
– Тра-та-та-та… Папа, у тебя есть есть реноме?
За себя:
– Тра-та-та-та… Ну какое у меня реноме? Я практически пенсионер, то есть, вольная птица. Нафига мне реноме?
За дочь:
– Ну и я вольная птица… Тра-та-та… Полетим вместе?
За себя:
– Ты полетай, а я на земле твои пожитки покараулю, хорошо?
За дочь:
– Хорошо.
За себя:
– Только будь осторожна, доча… Опасно это. Береги себя. Тра-та-та-та…
Кружа, он постепенно перемещается на парящий газон, садится рядом, гладит дочь по волосам, струйка пара бьется и бьется под его пальцами.
– Больно? – спрашивает отец.
– Это мысли бьются в голове продырявленной моей, папа… – говорит Марина.
Она поворачивается и другой щекой ложится на старую пожившую ладонь отца. Ласково потерлась.
– Так-то вот, папа…
Режиссер протянул бокал.
– Я не могу понять логику Клеопатры. Почему она должна убить этого юношу?
Она читает:
Кто к торгу страстному приступит?
Свою любовь я продаю;
Скажите: кто меж вами купит
Ценою жизни ночь мою?
Рекла – и ужас всех объемлет,
И страстью дрогнули сердца…
Улыбнувшись, добавляет:
– Но это влечет… Бесспорно, это влечет.
– Возможно… Мы не знаем до конца природу базовых инстинктов, роднящих человека со зверем.
Ворона наконец почесалась, сделала два глотка из розовой лужи и довольно сурово посмотрела в сторону Трегубовой.
– Также я не могу понять, из чего вытекает желание героини Шерон Стоун сеять смерть… Почему она должна убить следователя, Роман?
Режиссер пожимает плечами.
– Секс и убийство – древние базовые инстинкты. На каком-то темном подсознательном уровне они, возможно, связаны тайной нитью…
Трегубова потушила сигарету.
– Почему в животном мире некоторые самки убивают самца после соития?
– Возможно, это месть. Но за что?
– Наверно за все хорошее… Ну, что осмотрим трон царицы?
Они спускаются в театральный зал, который расположен на первом этаже дома. Это Зимний театр г-жи Трегубовой.
Знакомая большая полутемная комната, похожая на казематы сороковых. Скоро в ее полумраке развернутся жаркие запретные страсти. В центре – металлический трон Клеопатры.
Трегубова трогает мрачные стены, прислушивается к звуку капель, которые падают с потолка.
«По замыслу моего романа следователь Чепчиков должен умереть, – размышляет Трегубова. – Умереть и стать счастливым. Троекурова прилетит к нему на могилу, сядет на ель и будет рассказывать ему, как шумит ветер, который летает по земле… Чепчиков будет смиренно слушать… И они будут просто сущностями…»
– Четыре капли в минуту… – докладывает режиссер. – Таких капалок установлено 18 штук… Марина, подойдите к этой стене, посмотрите. Здесь – настоящие потеки… И здесь… В общем, водоворот налажен хорошо…
– Спасибо.
«Они все боятся смерти. А я? Я, кажется, не боюсь. Страх смерти – это, интересно, от Бога или дьявола?»
Она остановилась у трона, надела на шею металлический ошейник, на запястья – браслеты-держатели. У ее ног валяется второй комплект.
– Ну-ка, Роман…
Режиссер надевает комплект.
– Вот такая игра – связанные одной цепью…
Она пристегивает соединяющую цепь, садится в кресло.
– Встаньте на колени, Роман…
Трегубова задумчиво берет в руки цепи.
– Вы не думаете что цепи в этой игре все-таки лишние? Не слишком ли театрально это все?
– Цепи визуализируют мысль: убийца и жертва в этой смертельной игре уже связаны навсегда. Клеопатра и юноша не могут поменять свое решение.
Трегубова подтягивает цепь, которая на шее режиссера.
«Я не боюсь заглянуть по ту сторону Добра и Зла. А почему я должна бояться, собственно?»
– Она слишком короткая, надо сделать длиннее.
«Да, я не добрая… Но и не злая… Я – никакая. Но ведь и ветер никакой. Ни злой, ни добрый. Он просто летает и все. И все-таки: зачем мне все это надо? Не знаю. Так получилось. Я – больная?»
Когда-то она хорошо владела пистолетом, потом забросила, теперь надо бы наверстать упущенное…
…В машине с ней – пара дюжих ребят, телохранители. Во второй машине – охрана. Машины выруливают из ворот ее дома.
«Убить – это просто. Ведь это всего лишь реинкарнация… Или я не права?»
Рассеянно она прислушивается к разговору телохранителя с охраной.
– Серж, потесни Тойоту… Вот эту 188 РК…
Трегубова тупо смотрит в затылок первого телохранителя. Потом пальцем целится в этот череп и нажимает воображаемый курок. Встречает в зеркале понимающую (или непонимающую, но почтительную в любом случае) улыбку второго парня.
Трегубова улыбнулась в ответ:
– Давно не стреляла… Пальцы скучают…
Узкое длинное помещение тира, прохладно.
Инструктор – за монитором, в руках у Марины лазерный пистолет.
Марина делает очередную серию выстрелов. Инструктор поднимается:
– Прошу за монитор, Марина Сергеевна… Так, где у нас статистика… Есть шероховатости, есть…
Сколько осталось Чепелю до смерти? Минут пять-семь?
«Самец, он, конечно, самец…» – думает Трегубова.
С распахнутых губ Чепеля, которые обжигают частым горячим дыханием ее ухо, натекло много горячей животной слюны, но Марина пытается не обращать внимания.
«Не забыть ввести деталь… Чепель – маленький сексуальный зверек. Следователь Чепель хочет быть героем, но у него, к сожалению, все время эрегирован член…И это создает определенные неудобства…»
Марина улыбнулась удачной находке.
«Однако он долбит, как сумасшедший… Интересно, есть у него какая-нибудь девушка для сексуальных упражнений?»
– Тебе не говорила мама, Чепель?
