Андрей Кузечкин - Все десять пальцев
– Если бы ты один такой любитель чайку попить был... К ней же парни табунами валят!
– Такая уж она общительная... При мне ничего плохого не было, просто сидели все вместе, тусовались... Оля, она тебя любит... Поговори с ней.
– Говорить нам не о чем.
– Да почему? Чем она тебя не устраивает? Классная девка...
– Хватит болтать, придурки! – сердито крикнула Юкки из-под одеяла. – Здесь люди спят!
Константин тут же стушевался и заплясал на месте, переминаясь с ноги на ногу.
– Ладно, Кирюх, проехали... – произнес он, глядя куда-то в угол. – Пошли...
– Ты не очень-то болтай, что я тут с девушкой... – сказал Кирюха, когда они вышли из комнаты.
– Да я что, не понимаю... – грустно ответил охранник. – Спи, с кем хочешь.
«Знал бы ты, С КЕМ!» – подумал Кирюха и мысленно улыбнулся.
Вот еще проблемы! Теперь надо думать, как быть с Олей. Видимо, придется пересмотреть отношение к этой чересчур веселой девчонке, если она и впрямь страдает. Хотя нет, лучше оставить все как есть. Поревет-поревет, да и забудет. Так и произойдет. И в любом случае, все дела сердечные нужно будет улаживать уже после того, как решится главный вопрос: куда девать Юкки. В комнате ей оставаться нельзя.
В конце коридора, возле входа в уборную, стояли двое: Антон и Настя. Неладно скроенный циничный очкарик, похожий на длинношеего гуся, и низенькая девчонка, усыпанная веснушками, смешливая и солнечная.
– Вон и твои подлые сообщники, – сказал Константин.
– Антошка, слыхал? Нас приласкали, – сказала Настя. Оба расхохотались.
– Хватит ржать, бойцы, – незлым голосом сказал вислощекий охранник – Вот вам ключи. Ведра, тряпки, метла – все в сортире, в кабинке, на которой замок висит. Все. Меньше слов – больше дела. Приду – проверю. Схалтурите – пеняйте на себя. Буду спрашивать по законам военного времени. И Боже вас упаси потерять хоть один ключик – Соломоныча удар хватит.
– Ну да, у него кроме этих ключей в жизни нет ничего, – хмыкнул очкарик.
Антон, также известный как Слепень, был худ, как соломина, но при этом крепко сколочен. Когда учился в школе, слыл конченым психопатом, поэтому никто никогда с ним не связывался. Еще в младших классах, когда его начинали дразнить «профессором» или «очкастым», Слепень, не произнося ни звука, поднимал ближайший предмет потверже, будь то пенал, стул, обломок кирпича или железный прут, и так же безмолвно бил обидчика по макушке или по лицу, вышибая кровь. «Ты дурак, он же пошутил!» – кричал кто-нибудь, на что Антон невозмутимо пожимал плечами: «Я тоже».
Кирюхе рассказывали об этом самые разные люди. «Да, я знаю об этом», – говорил он. «Знаешь и общаешься с ним? Не страшно?» «Нисколько». «Он же шизик!» «Согласен. Самый натуральный шизик. И что с того?» «Да нет. Мое дело предупредить...»
Неприятная история случилась в конце прошлой недели. Кирюха, Настя и Антон поздно вечером стояли на балконе и болтали, потягивая из стеклянных бутылок кислое пиво.
– Меня всегда интересовал один вопрос, – сказал Слепень, равнодушно глядя с высоты восьмого этажа на убогие деревянные избушки поселка Треухово.
– Какой вопрос?
– Вы смотрели хоть раз в жизни какое-нибудь кино про зомби?
– Смотрела и не раз. Тебе все перечислить? – ответила Настюха, с молодецким видом выпустив изо рта струйку крепкого дыма. Из всей троицы она была единственной, кто курил.
– Нет. Я о чем: напомни мне сюжет любого из них.
– Без базара. Из могил подымается мертвечина – безо всякой уважительной причины – и начинает кусать живых. Покусанные тоже превращаются в зомби...
– А чем все кончается? – перебил Антон.
– Обычно тем, что все до одного герои фильма становятся ходячими трупами. И нам дают понять, что так будет с населением всего земного шара.
– ...После чего идут титры. А как ты думаешь, что будут делать зомби после того, как ни одного живого не останется? Этого никогда не показывают. Вот что мне всегда хотелось узнать.
– Ну и вопросики у тебя на ночь глядя. Если тебя так заботит проблема ходячих дохляков, могу предложить свою версию: они перегрызут всех живых и всей гниющей толпой залезут обратно в могилы. На Земле будет тихо и безлюдно. Это кара человекам за то, что всю планету обосрали.
– А я это мыслю по-другому, – сказал Кирюха. – Скорее всего, когда живых не останется, зомби вернутся к своим обычным делам. То есть будут заниматься тем, чем занимались, пока были живыми. Допустим, те, кто служил в армии, будут топать по плацу с автоматами в полусгнивших руках, отрабатывать приемы рукопашного боя, отдавать честь старшему по званию. Кто работал продавцом, будет стоять за прилавком в магазине, брать деньги у зомби-покупателей, кидать в кассу, выбивать чек, брать с полок товар, вручать его клиенту. Представьте себе: жизнь идет своим ходом. Детишки каждое утро сбредаются в школу, сидят за партами по пять-шесть часов. Дворники скоблят улицы метлами. Менты с дубинками следят за порядком. Депутаты заседают в парламенте. Гитарист безработный в подземном переходе наяривает, а прохожие кидают ему в кепку монеты. Только все они – безмозглые мертвецы. Продавец продолжает торговать, хотя его продукты уже испортились и воняют. Солдаты не видят, что их автоматы давно пришли в негодность, а униформа превратилась в лохмотья. Гитарист играет, хотя на его инструменте нет ни одной струны, да и деньги ему теперь не нужны. Учитель вместо внятных фраз исторгает лишь хрипы и стоны, поскольку речевой аппарат его наполовину сгнил, но дети этого не понимают: водят ручками, в которых паста засохла, по грязным изорванным тетрадям. Все это делается машинально, неосмысленно, рефлекторно... Их души давно в загробном мире, осталась только память тела – и разлагающиеся ходячие трупы снова и снова делают то, к чему привыкли, пока были живыми.
Антон усмехнулся, шлепнув ладонью по перилам:
– Х-хе! Ребята, а я че подумал... Может, мы все уже сдохли? Прикиньте: арабские террористы выпустили какой-нибудь там ядовитый газ и всю планету отравили. А мы как ни в чем не бывало ходим, учимся, пиво пьем... И знать не знаем, что давно сдохли?
– Щас проверим. – Настя потянула кофту за рукав. На обнажившейся коже плеча темнел десяток круглых ранок, каждая диаметром с горошину. Некоторые из них были совсем свежими, не успевшими подсохнуть, другие уже затянулись твердой корочкой.
– Давай я сам, – предложил Антон.
– Не дождешься, – девчонка жадно затянулась в последний раз, зажмурившись от удовольствия. Не открывая глаз, воткнула окурок в израненное плечо и улыбнулась, растянув губы в длинную кривую щель. Она с силой вдавливала «бычок» в себя, гася его о кожу, будто о дно пепельницы, и громко стонала.
Кирюха смотрел в сторону, сморщив лицо. Он так и не смог привыкнуть к этому ритуалу, хотя и присутствовал при нем не раз.
Настя никогда не носила ни топиков, ни футболок, ни мини-юбок – только кофты с длинными рукавами и брюки, чтобы не было видно прожженной и порезанной кожи ног, рук и живота. Подружка Антона не любила лишних вопросов, поэтому демонстрировала свои мазохистские наклонности лишь тем, кому доверяла. Кроме процедуры с окурком Кирюхе доводилось видеть, как Настя втыкает в себя иголки, делает тоненькие надрезы бритвенным лезвием или осколком стекла, кусает себя до крови, сыплет на открытые раны соль.
– Смотри, он сейчас в обморок хлопнется! – посмеивался Антон.
– Кирюш, ну что ты какой ссыку-ун! – протянула Настя. – Как не мужик.
– Да ну вас, извращенцы! – отмахнулся Кирюха.
Девчонка расхохоталась ведьминым смехом, одним глотком допила остатки пива из своей бутылки и швырнула опустевшую посудину вниз, крикнув:
– Бошки берегите!
В ответ донесся вой автомобильной сигнализации.
Антон перегнулся через перила:
– Ешкин конь! Там комендантова «тачка» стоит!
Расследование длилось недолго. Комендант Олег Иванович, понимая, что найти виновных будет непросто (а доказать их вину – и того сложнее), повесил на входе в общагу объявление следующего содержания: либо преступник явится с повинной, либо из общежития будут выселены все наиболее злостные нарушители дисциплины. Приводился список из двадцати семи имен, среди которых оказались и Антон с Настей. Ни тот, ни другая ни за что не сознались бы в содеянном – они, скорее, дали бы выставить себя на улицу – поэтому Кирюха взял вину на себя. Пришел с низко опущенной головой, изобразил искреннее раскаяние.
Олег Иванович был очень удивлен, ибо отлично знал, что Кирилл Шнееман исправно платит за проживание, напивается редко, дерется еще реже, не включает громкую музыку после 23.00 и почти никогда не ночует в чужих комнатах. Возможно, именно хорошая репутация спасла Кирюху от выселения. Приговор был мягким. Комендант предложил дилемму: оплатить замену разбитого лобового стекла или отработать долг.
Сегодня был первый день штрафных работ. Кирюха успел забыть про них: как-никак, сессия.
