Наталья Аверкиева - Я — это ты
Перед отбоем Хенни оставила на подоконнике букетик васильков. Сказала, что видела Тома в лагере. Он был весел и много шутил. Только Хенни показалось, что Том какой-то нервный, дерганый, словно прячется за смехом. От сердца отлегло — даже если он теперь противен брату, то, по крайней мере, с ним все в порядке. Билл перебрался на подоконник, откуда хорошо виден вход в лазарет, и принялся ждать. Он будет сидеть здесь до тех пор, пока брат не придет. А если он не придет, то…
Он придет. Обязательно придет.
Секунды превращались в минуты. Минуты растягивались в часы. Блокнот весь перечеркнут, и за неровными каракулями невозможно определить, где начинается галиматья, а где заканчивается гениальная строчка. Стало холодно. Билл неожиданно понял, что Том тоже замерз. Он взял одеяло, укутался в него, и отправился на поиски брата. Они должны быть вместе. К черту всё, сейчас они должны быть вместе. Или пусть он скажет в глаза, что не хочет его знать, что ненавидит, презирает. Билл больше не выдержит одиночества.
Том сидел на краю обрыва, свесив одну ногу, а вторую обхватил руками и положил подбородок на колено. Легкий прохладный ветер трепал пшеничные прядки волос. Внизу, метрах в десяти, неспешно текла река. Вода змеилась, рябила в тех местах, где было мелко и водоросли почти доставали до верха. Но в самом глубоком месте вода оставалась безмятежно спокойной, и в этом серебряном зеркале отражался огромный диск луны. Щербатый рот словно насмехался над ним, издевался. Том так подвел брата. Не смог защитить, оградить от боли. И вот теперь Билл лежит в больнице с температурой, избитый, раздавленный, а у него не хватает духа посмотреть брату в глаза. У него нет сил попросить прощения. Он не знает, как жить с ненавистью, которая, несомненно, заполнит душу Билла. Самый близкий человек на свете теперь ненавидит его, презирает, считает тряпкой. А Том такой и есть. Он не смог защитить… Не смог… Их было больше и они сильнее… Может быть, одному ему бы и удалось с ними справиться, но Билл… Брат никогда не умел драться… Том так подвел его. Черный горизонт перечеркнут розовыми нитями восхода. Уже слышен щебет ранних птах… Наверное, это очень романтично умереть в такое красивое утро. Тогда он не увидит презрения в глазах близнеца, не узнает холода в его словах, не будет отторжения и ненависти… Надо всего лишь… Он вздрогнул, когда на плечи опустилось что-то теплое и мягкое. Билл поправил на нем одеяло. Сел рядом, свесив ноги и зябко обхватив плечи. Совсем раздетый — босой, в майке и шортах. Кожа быстро покрывалась мурашками. Том пододвинулся поближе и поделился одеялом.
Они молчали, глядя как розовые нити постепенно превращаются в трещины, откуда вытекало смородиновое варенье рассвета. Солнце просыпалось.
— А я песню написал, — тихо сказал Билл.
Том чуть повернулся на голос.
— Когда останавливаешься, — почти шепотом и с пугающим безразличием произнес он. — Всё вокруг летит мимо тебя,
И тогда
Ты перестаёшь существовать…
Так борись за свою жизнь,
Так, как нравится тебе,
Так и живи.
Не важно как,
Не важно где,
Только бы жить.
Не важно как,
Не важно где…
И замолчал. Лишь вода журчала под ногами. Лишь луна бесстыже таращилась с грязного и почти беззвездного неба.
Прошло еще несколько безмолвных минут. На землю опускалась роса. Туман пополз по пологому берегу, пряча в молочном дыму черную траву и мелкие кустарники.
Плечи Тома неожиданно начали вздрагивать в беззвучных смешках. Билл так и сидел не шелохнувшись. Вдруг смех прорвался наружу. Том закатился так, что, казалось, еще немного, и он свалится с обрыва.
— Я такой идиот! — откидываясь на траву, гоготал Том. — Самый распоследний идиот на свете!
Билл несколько секунд с тревогой смотрел на брата, а потом сам захохотал, рухнув ему на грудь… Рука Тома нежно обняла узкие плечи, похлопала по спине, сильно сжала на мгновение.
Солнце просыпалось медленно-медленно. Трещины на горизонте постепенно заполнялись его желтыми лучами. Ветер легко и непринужденно носил над рекой истеричный смех, постепенно превращающийся в громкие всхлипывания…
===============================
Radio FM Yukohama: Вы скучаете друг без друга, если не вместе?
Том Каулитц: Да, безусловно. Однажды мы были в летнем лагере — нам было по 12 лет. Мы спали в маленьких домиках и все такое. Билл соскучился по дому и уехал…
Билл Каулитц: Нет, не правда! Все было по-другому! Мама забрала Тома, а я там без него еще на неделю остался.
Том Каулитц: Какая чушь! Просто скажи, что мы были не вместе и скучали друг без друга. И очень обрадовались, увидевшись после этого.
Из интервью Radio FM Yukohama (Япония)
(с) Tokio Hotel: Мы готовы к переменам
===============================
Встречаются ситуации, когда близнецы образуют своеобразный «союз» и вдвоем выступают против сверстников или перед лицом внешней угрозы, тогда чувство взаимозависимости у близнецов усиливается.
Из книги «Развитие близнецов и особенности их воспитания»
Сергиенко Е.А. РАН, Россия
===============================
03:56
Он обвел взглядом ликующий зал. Софиты слепят. Билл видит, как в воздухе летает пыль, но совершенно не видит людей в партере. Прислонил к мокрому лбу ладонь, сложенную козырьком. Все равно ничего не видно. В темноте трибун то и дело вспыхивают многочисленные вспышки-звездочки, превращая зал в бесконечный космос. От криков и визга закладывает уши. Из черноты в него летят мягкие игрушки, светящиеся палочки, лифчики и трусы. Не навернуться бы на глазах двадцати двух тысяч истерящих девушек. Неожиданно прожектора осветили зал. И он увидел стадион во всей красе. Тысячи, десятки тысяч человек отдавались ему — тоненькому и невесомому подростку — полностью, без остатка. Они тянули к нему руки и визжали! Море рук! Океан рук! Все внимание приковано только к нему. Билл наслаждался сумасшествием поклонников. Лучшая музыка для его слуха. Лучшая картинка для его взгляда. Он кайфовал. Гордо глянул в зал, словно бог, величественно и снисходительно. А потом недоуменно закусил губу. Он был счастлив. И он до сих пор не верил, что все эти люди пришли сюда только ради него.
— Дайте мне услышать вас! Громче! — радостно закричал в микрофон.
И зал ответил ему взрывом эмоций! Казалось, от визга крыша взлетит, а стены рухнут. От зала шла волна всеобщего обожания. Настолько она сильная, такая она мощная. И он — бог этой энергии.
Билл состроил недовольную гримасску, изогнул бровь. Пальцы сделали несколько волнообразных движений: «Ну, так себе…Фиговенько…»
— Громче!!
Зал отозвался еще громче. Но юного бога это не убедило. Он хотел не просто криков, он хотел большего. Он хотел, чтобы мир принадлежал только ему.
— Еще громче! Кричите, как можно громче!!!
Зал отдавался ему с отчаяньем, бился в экстазе. На мгновение Билл испугался, что мир лопнет, как стекло, и рассыплется мелкой крошкой у его ног. Он царственно одарил поклонниц взглядом, а в душе все так же билась маленькая бабочка удивления — неужели это я вас так завел?
Билл прощебетал, как счастлив быть сегодня в этом прекрасном городе (название которого он так и не вспомнил), как он ему понравился (хотя они все проснулись за пять минут до выхода из турбуса и умывались уже в гримерке), и объявил следующую песню. Повернулся к зрителям спиной, начал ногой выстукивать такт. Густав самозабвенно играл на барабанах. Георг вальяжно прогуливался по краю сцены, словно кот, попавший в молочную лавку. Билл видел, как друг с хитрой ухмылкой разглядывает первые ряды — на том конце сцены тому активно показывают сиськи. Ох… Билл покосился на Тома. Брат весь концерт категорически избегал контакта с ним. Все-таки злится, гаденыш.
Я надел сапоги —
И на мне теперь достаточно кожи.
Я выделяю глаза черной подводкой
И иду с важным видом, но знаю,
Что это не имеет значения,
Ведь всё, что нам нужно в этом мире —
Это только ты и я.
Этой ночью между адом
И раем тонкая грань,
Это будет громкая борьба, попробуй это понять…*
Том и Густав напряженно смотрели футбольный матч, вцепившись в бутылки с пивом. Иногда они подскакивали, тыкали пальцами в сторону огромного экрана и возбужденно кричали, а иногда зло шипели и ворчали, когда футболисты лажали. При этом болели парни за разные команды. Густав переживал за мюнхенскую «Баварию», а Том — за «Штутгарт».
— Го-о-ол!!! — завопил Том, от радости кинувшись другу на шею, едва не залив того пивом и не опрокинув миску с чипсами.
