Мария Романова - Подростки бессмертны
— Что случилось, ну не плачь! — Женя (одна из моих подружек, ужасная сплетница, но не злая) похлопала меня по спине. Вскоре образовался небольшой кружок, пытающийся утешить.
— Да мой брат… Он совсем уже, а я ничего поделать не могу, — всхлипывала я. Те слезы лились по двоюродному братцу Гоше (а он был мне ближе родного). Он с друзьями ограбил ларек по пьяни, ожидался суд. К счастью, тогда ему дали только условку.
Ох, как я ненавидела танцевальный (не детей, а само пребывание на занятиях, где педагоги вечно унижали нас, не гнушаясь рукоприкладством. Мы их боялись, наверное, как раньше боялись Сталина). А еще больше я ненавидела свой высокий лоб. За нашими прическами строго следили: волосы должны быть забраны в тугой пучок на самой макушке. Никаких челок. От этой ужасной прически вечно болела голова, а лоб казался еще выше, что не прибавляло мне любви к своему телу.
И вот, в начале девятого класса, я решилась на неслыханную дерзость. Будучи дома одна, взяла мамины портняжные ножницы и лихо стриганула прядь волос. Это была самая настоящая челка! Я долго любовалась корявыми плодами своего творчества и была счастлива. Челка красиво прикрывала ненавистный лоб, теперь зеркало перестало быть моим злейшим врагом. Странно, но мама особо не ругалась — удивилась только. Вообще, кроме пятерок и ей от меня ничего нужно не было: даже посуду за собой я могла мыть через раз. Ну и неохотно отпускала гулять, долго расспрашивая куда я и с кем. Расплата ждала меня на следующий день.
Глаза Ольги Ивановны (руководительницы коллектива), едва она меня завидела, налились кровью.
— Ты че наделала, совсем обалдела что ли? — прокуренным жестким голосом (а педагоги все курили, работа у них нервная) закричала она. При этом моя давняя мучительница схватила меня за загривок и принялась звонко стучать костяшками пальцев по ненавистному лбу. — Быстро все зализала! И чтоб я тебя с челкой больше не видела, поняла?!
Она ожидала покорного молчаливого согласия, полного раскаяния. Но в тот момент что-то, давно зреющее, взорвалось во мне. Еще ободряли взгляды одноклассников, притихших, с любопытством и ожиданием глядящих на меня. До этого момента никто за всю историю ни разу не решился перечить педагогам, тем более руководительнице. Да и у меня происходящее не укладывалось в голове. Действовать нужно было быстро и решительно. На кону была моя судьба и достоинство.
Вместо ожидаемой покорности Ольга Ивановна получила дерзкий взгляд.
— Знаете что, Ольга Ивановна. Идите вы все. И челку свою сами зализывайте. Я ухожу. Прощайте. — Я старалась, чтобы голос мой не дрожал.
Челюсти у всех поотвисали. В зловещей тишине я гордо двинулась к выходу, стараясь не оглядываться, ожидая затрещины при этом. Голова кружилась: не то от страха, не то от эйфории. Леща мне так и не влепили, видимо, растерявшись от неожиданной дерзости.
Чтобы хоть немножко отсрочить неизбежный акт правосудия, я решила не идти домой сразу. Сначала отправилась в заветный гоповской двор, куда меня всегда тянуло. Но там меня ждали очередные неприятности из-за недавнего разговора с МалЫм…
7
Найти своих товарищей было легко. Они, как всегда, сидели на веранде детского садика. МалОго среди них не было.
— О, какие люди! — радушно приветствовала меня Лена. Но в голосе ее мне послышались зловещие нотки.
Мне безумно хотелось курить, а в Ленкиных руках как раз догорала сигаретка.
— Лен, оставь покурить, ладно? — сердечно попросила я, как алкоголики с честными и проникновенными глазами обычно просят на опохмел.
— Ах тебе покурить оставить? Ну на, держи! — голос ее стал каким-то издевательским. С этими словами пацанка метко пульнула бычок мне в лицо.
— Лен, ты чего? — испуганно начала я, зажмурившись от пепла, попавшего в глаз. — Че я тебе сделала-то?
Тем временем девчонки начали похихикивать, а пацаны — откровенно и довольно ржать во весь голос. Одобрение друзей, видимо, воодушевило Лену еще больше.
— Ты че, шлюха, МалОго наебала? — этот факт задевал ее, похоже, больше всех. Неудивительно: ведь она была нашей свахой и теперь считала себя ответственной за благополучие подопечной «пары».
— Он тебя недавно с другим пацаном видел и послал, че, не было что ли? — продолжала она. — Хули ты творишь-то?
Мало того, что он всем растрепал эту историю, так еще и все переврал. На самом деле это ж я была инициатором разрыва. Нафиг я вообще в это ввязалась, он ведь мне даже не нравился!
— Лен, да это вообще мой брат был, — начала оправдываться я. А зря — ведь оправдываются только виноватые. Но тогда я не знала таких тонкостей человеческого общения.
— Хули ты пиздишь-то, попизди еще! — Лена легонько, но унизительно пошлепала меня по щеке.
Конечно, мне не поверят. Ведь Малой — старожил этой компании. А я — так, никто…
— Слышь, а может ты и мне дашь? Пойдем в падик! — издевательски выкрикнул мой обожаемый Слон и заржал. Слоник, милый, ну как ты мог? Я ведь люблю тебя с прошлого лета, считай — почти всю жизнь!
— Хули тебе вообще здесь надо? — продолжала моя прокурорша Лена. — Ты вообще ведь с другого района, какого хуя ты сюда таскаешься вечно?!
При своем допросе она толкнула меня в грудь, от чего мой корпус накренило назад. Не сумев удержать равновесие и не найдя опоры, я полетела в пустоту. Потом помню только вспышку, дальше — полный провал.
Голова трещала по швам, я еле открыла глаза, увидела сероватое небо и не сразу сообразила, где я нахожусь. Ага, знакомая веранда детского садика, вокруг — ни души. Как я здесь оказалось? Постепенно начали всплывать воспоминания о недавней разборке.
Теперь все стало ясно. Я упала, ударилась головой, вырубилась ненадолго. А эти сволочи, вместо того, чтобы помочь мне и вызвать скорую, сразу разбежались. Я ощупала голову: шишка на затылке, крови нет — значит, ничего серьезного.
Больше всего меня терзала не обида на них. Я вообще редко обижалась всерьез. Самыми частыми моими спутниками были чувство вины и стыда за свое глупое поведение. Я ненавидела себя от всей души.
Ну почему не сумела все им объяснить? Почему начала мямлить и потерялась? Зачем я вообще связалась с этим недоноском МалЫм? Сейчас бы все было хорошо, если б не моя глупость.
Я тоскливо глянула на высокий мост через реку, неподалеку от которой проходили мои самые счастливые часы с гоп-друзьями. Прыгнуть бы с него — и все закончится. Не будет больше унижений. Я смаковала фантазии о горьких слезах родителей на моих похоронах. Но для такого поступка мне никогда бы не хватило смелости, я была ужасной трусихой.
Теперь идти домой совсем не хотелось. Я просто побрела в сторону своего района, а по дороге пришло решение зайти в гости к подружке Жене — переждать немного, успокоиться.
Около часа я ждала в подъезде, пока она вернется из танцевального, все это время прокручивая недавнюю ситуацию в голове и неустанно коря себя.
На фоне моего самобичевания послышались легкие шаги. Женя сильно удивилась, увидев меня.
— Ты че тут делаешь? — глаза ее округлились, — Что вообще происходит? Ты че сегодня вытворила на занятиях?
— Жень, помолчи, пожалуйста. Не спрашивай ни о чем, мне и так щас херово. Можно у тебя часик посидеть?
Женина мама была парикмахершей (к счастью, дома ее сейчас не было). И пока мы пили чай с галетами, в мою многострадальную голову пришла безумная идея.
— Жень, а у твой мамы есть же машинка, ну которой голову бреют?
— Ну есть… А что? — подружка покосилась на меня с недоверием.
— Слушай, а забрей мне голову, а?
— Ты че, совсем обалдела?! Че с тобой вообще происходит?
— Слушай, я все равно это сделаю, поможешь ты мне или нет. Так что лучше помоги, так ровнее выйдет.
Уговоры продолжались довольно долга, после чего подружка сдалась.
Мои длинные каштановые локоны (а волосы у меня были ниже поясницы) мягко опускались на пол.
— Это у тебя что за шишка? — испугалась Женя, дойдя до затылка.
— Да упала просто, бывает, — соврала я, ну не рассказывать же про мое недавнее унижение.
Она, конечно, не поверила, но допрашивать не стала.
Я внимательно оглядела свою новую «прическу». Результат мне понравился, и даже очень. Черепушка оказалась ровной и красивой, если не считать шишку на затылке, но это же временно. Отражение в зеркале напоминало так любимую мной Машу Макарову. Ее клип «Любочка» сразу запал в душу — видеть раньше столь озорных и лысых девушек мне не доводилось.
Как бы я не старалась оттянуть встречу с родителями, топать домой все же было надо. На улице мою бритую голову, непривычную к отсутствию растительности, ужасно морозило от каждого слабого ветерка. И как только парни такое терпят?
Дверь мне открыл младший братик. Ванечка буквально остолбенел: он не узнал меня, приняв за малолетнего гопника, как потом сам признался.
