Наталия Никитина - Далекое имя твое...
— Да, не корова, — с сожаленьем произнесла Марта. — Корова лучше.
— Чем же это? — заревновала подруга Габора.
— Молока больше, — авторитетно заметила Марта.
— Кстати, это козел. Ильди, будь осторожна, он боднуть может, — Габор загородил собой Ильдико. — Кыш отсюда! Что голову угнул?
Всем стало весело, особенно, когда из железнодорожного помещения выкатилась озабоченная женщина:
— Миленькая, поди сюда! Ни одного пассажира не пропустит…
«Миленькая» только башкой тряхнула сердито: не мешай, мол.
— Габи, как же ты козу от козла не отличил? — укоряюще глянула Марта.
— А кто ее знает? Я вижу — рога… — засмущался Габор, впрягаясь в огромный рюкзак.
Когда они отошли от станции километра два, Имре почувствовал, что взял на себя больше возможного. Не рассчитал, в отличие от Габора. Тот, наоборот, с каждым шагом становился бодрее и о неразговорчивости своей забыл: развлекал шедших налегке девчат рассказом, как в детстве ловил раков. Делали круг из проволоки, обтягивали его сеткой, привязывали головы от всяких рыбешек и с мостков опускали на речное дно. Минут через пятнадцать доставали. Мешок шевелился от раков.
Девчонки притворно взвизгивали.
Имре было даже не до улыбки: и горб, и обе руки его были заняты, на лбу появилась испарина. Солнце казалось еще горячим, хотя оно на сегодня уже умерило свой пыл и миролюбиво клонилось к западу.
— Девочки, мальчики, привал! — наконец не выдержал Имре.
Предложение приняли с радостью. Имре свалил с себя груз, и настроение его мгновенно взлетело, как выпущенная на волю птица.
— Боже мой, как хорошо жить!
Перед ними лежал луг, заросший густым клевером, викой и пыреем. Так и хотелось броситься на пахучую траву, как на перину, зарыться в ней и лежать, чувствуя себя растворенным в голубом и зеленом.
Марта попыталась подхватить рюкзак Имре и округлила глаза. Лямки были мокрыми от пота.
— И ты все это тащил? Дальше половину мне отдашь!
Имре не стал спорить. Тем более что до озера оставалось метров пятьсот.
— Вы посмотрите, какая красотища!
Вдоль луга тянулось картофельное поле. Грядки, словно вычесанные гребешком, плавной волной уходили до самого ручья, спрятавшегося в густых кустах.
— Вон там будет деревянный мост через ручей, — показал рукой Имре, — и справа, в окружении сосен, то самое озеро, где мы можем разбить палатки.
— А мы что будем ловить — рыбу или раков? — поинтересовалась Ильдика, тем обнаружив полнейшее равнодушие к рыбалке.
— Зачем же мы остановились? — недоумевал Габор.
Он так и не снял с себя рюкзак, стоял на затравеневшей дороге, как конь в повозке, готовый поскорее добраться до места. Только не бил копытом.
Имре понял, что бесполезно призывать послушать тишину, пронизанную солнцем, гуденьем шмелей, стрекотом кузнечиков, звоном птиц. Все уже жили предчувствием пирушки, рыбалки, устройством на ночь. Габор светился счастьем от близости своей подруги.
Ох, как не хотелось опять надевать рюкзак! Он и так слишком оттянул плечи. Но общество право: сперва надо дотащиться до озера, а там уж и красотами любоваться. Тем более что-то неуловимое произошло с погодой: с запада заползала туча. Подсвеченная солнцем, она, казалось, возникла с единственной целью: украсить своим величием простор с туманными очертаниями дальних гор.
— Ой, девчонки, кажется, будет гроза!
— Где? Да, правда, — вдруг заверещали дамы. — Пойдемте скорее, может, успеем поставить палатки.
Туча не стояла на месте, а упорно, подобно груде угнувшегося овечьего стада, слепо волоклась по небу. Багрово-сизая волокнистая проседь рваными клоками вырывалась, вымахивала из нее в младенческую голубизну. Дыбясь и закручиваясь на ходу, взмывала вверх и, словно дорвавшись до чего-то единственно желаемого, бессильно повисала в воздухе, ослепленная солнцем, и начинала опять тускнеть, растворяться. Однако новый вихрь, более мощный, вырвавшийся наружу, неистово и безоглядно подминал под себя жалкие остатки прежней волны и вскоре сам повторял ее участь.
Марта, панически поглядывая на небосвод, заторопилась впереди всех, как будто в конце пути их ждала готовая крыша.
— Марта, не торопись! Грозы не будет.
— Как же не будет, если вот она! — показывала на тучу Ильдика. — Скажи, Габор, что ты замолчал? Ой, зачем я согласилась поехать с вами?
— Ребята, не будет никакой грозы. Мимо пройдет, — уже всерьез стал успокаивать Имре.
— С чего ты взял? Или ты волшебник?..
— Вон, крошечный желтый одуванчик знает больше нас с вами. Видите, не закрылся… А птицы? А всякая мелкота летающая? Они и не думали прятаться. К чему бы это? — пытался убедить Имре.
Все так расшумелись, что не заметили, как с ними поравнялась подвода. Загорелый местный парень, свесив ноги с телеги, лениво держал вожжи:
— Нно-о, милая!..
Столько безмятежности было в его позе, что, казалось, никакая стихия не сдвинет с места.
— Друг, вот скажи, скажи, дождь будет? — показывая на тучу, кинулся к нему Габор.
— Откуда ему взяться? — видимо, подыгрывая Имре, шевельнулся парень.
— Да вот же, вот, гляди, какая наползает. Вон, даже погромыхивает…
— Эта, что ль? — будто только что увидел местный житель и безнадежно махнул рукой. — Не-а… Эту мимо пронесет. А надо бы… дождя-то, — явно подражая старикам, произнес парень и даже за ухом почесал.
— Нно-о, милая!..
И правда. Через полчаса небо совершенно очистилось и солнце смущенно сияло, словно извиняясь за напрасную тревогу.
* * *А еще Имре запомнился от той поездки момент, когда они, разбив палатки и переодевшись для купанья, кинулись к озеру.
Оно лежало перед ними в зеленом обрамленье, девственно-чистое. Ни единой морщинки. Словно никогда во веки веков эту гладь не смел тронуть даже малейший ветерок, и волны ни разу не лизали нежную полоску песчаного берега.
С правой стороны до аккуратно очерченного поворота по колено в воде дремал камыш. В нем изредка что-то чавкало и тихо плескалось.
Большие прозрачные стрекозы дрожали в воздухе и замирали, настороженно рассматривая оглушенных красотой пришельцев.
— Ой!.. — непонятно по поводу чего произнесла Марта, забыв о привычной улыбке.
А Имре чуть сбоку, не отрываясь, смотрел на нее, загорелую, в выцветшем купальнике, притихшую. Она заметила его взгляд и поежилась:
— Интересно, мы не утонем здесь? Тут глубоко? — спросила она.
— На том берегу живет мой знакомый, рыбак, может, позовем его измерить глубину? — зачем-то сказал Имре.
На самом деле ему больше не хотелось никого видеть, кроме Марты.
Но Ильдико идея понравилась. Она даже в ладоши захлопала:
— Давайте найдем его. У него наверняка есть лодка, будем кататься по всему озеру! Страсть люблю кататься на лодке!..
Имре пожалел, что проговорился. Знакомый рыбак у него действительно был, но он жил в селе на дальнем конце озера, у черта на куличках, а знакомство шапочное. Так что Имре не был уверен, что встреча принесет обоюдную радость, хотя рыбак на колени становился, приглашая в гости. А если совсем откровенно, случилось это в хорошем подпитии на грандиозной сельской вечеринке, на которую Имре попал в качестве гостя.
Такие праздники обычно устраиваются в конце лета. Несколько дней народ готовится к ним, сносит на какую-нибудь усадьбу муку, масло, яйца, творог. Из каждого дома приносят по утке или по курице. Зарезают пару свиней, бычка на колбасу. Ставят тесто на пироги в нескольких домах… Короче, азарт приготовления распространяется на всю округу. Радость ожидания нарастает, как тесто на опаре. Вот Имре и оказался на таком празднике по приглашению приятеля. В горной деревушке, среди гор, зеленых лесов и лугов он забыл о времени, о том, что обещал родителям вернуться на следующий день, а явился… Эх, лучше не вспоминать этот бесшабашный праздник, где появилось столько друзей. И каждый не хотел его отпускать, каждый тянул в свою сторону: новое лицо всегда интересно, а Имре тогда оказался в таком ударе, столько шутил, плясал, трепался, что показался, наверное, знаменитым артистом, случайно забредшим на разрывающий душу звук скрипки. Если честно, Имре и в парне на телеге пытался разглядеть черты одного из тех, кто вместе со всеми веселился на том празднике. Но разве разглядишь, если прошло года два-три… А в веселье и в работе любой человек — что земля и небо.
Пока любовались красотами местности, обсуждали, откуда лучше рыбачить, Габор, никого не предупредив, разбежался и тяжелым снарядом вошел в воду. Он долго не появлялся на поверхности, вселяя волнение в женские сердца. Потом далеко от берега обнаружилась его фыркающая рыжая голова. Восторженно отдуваясь, саженками он стал разбивать стеклянную благодать озера.
— Во водичка! — показал он большой палец и, с вытянутыми вверх руками опустившись на дно, показал глубину. Вода едва скрывала его макушку.
